Сладкая песнь Каэтаны - Пиньон Нелида. Страница 22

Полидоро посмотрел на часы. Ужаснулся, увидев, как мало осталось времени. Повернулся, чтобы направиться на платформу.

– Осталось семь минут, – сказал он, не трогаясь с места, – а Эрнесто еще не пришел.

Как будто услышав это, появился запыхавшийся Эрнесто, по лицу его струился пот.

– Еще немного – и я бы опоздал: Вивина задержалась с обедом. Я не посмел торопить ее, чтобы она чего-нибудь не заподозрила. Еще за утренним кофе она сказала, что у меня лицо как у конокрада. Я спросил, а какое у конокрада лицо, она ответила, что как у человека, совершившего преступление. Мы посмеялись. Потом она состроила лицо как у ясновидицы, которая никогда не ошибается.

Увидев, что Полидоро бледен, Эрнесто тотчас забыл о своих затруднениях.

– Почему у тебя такое лицо?

Джоконда обеспокоилась, заметив, что цветы без воды вянут.

– Даже магнолии боятся, когда минуты тянутся так долго.

Она захлопала в ладоши, чтобы построить свое воинство соответственно театральным вкусам Каэтаны. Выйдя из вагона, та должна увидеть ровную шеренгу. Для такой актрисы, как она, важна каждая сцена. Кто однажды ступил на подмостки, тот уже начинает смотреть на мир совсем не так, как прежде. В самой спокойной обстановке сердце будет охвачено лихорадкой.

– Куда ты, Джоконда? – с беспокойством спросил Полидоро.

Джоконда пожала плечами, бремя как будто спало с ее души.

– Хочу послушать издалека, как запыхтит паровоз. Точно щенок с высунутым языком или старик в постели.

Слова эти задели Полидоро: Джоконда мстила, рисуя его портрет. Он хотел было ответить, но сдержал злость, глянув на стрелки часов, которые продвинулись еще на пять минут.

– Эта проститутка оперилась за мой счет, а теперь посмеивается надо мной, – сказал он, обращаясь к Эрнесто.

Аптекарь не увидел особой беды в этой перебранке: вроде петушиного боя, когда по двору только перья летят. Ему-то хотелось, чтоб в лицо ему впились крашеные ногти.

– А ты представляешь себе, каково наяривать неукротимую шлюху, когда она царапает тебе лицо ногтями, накрашенными кроваво-красным лаком?

Об этом Эрнесто мечтал постоянно. И старался разжечь похоть у других; на какое-то мгновение все лицо его источало сладострастие.

Виржилио вернулся в здание вокзала.

– Не хотите ли взглянуть на рельсы, до того как поезд прибудет?

Ему стало как-то неловко от собственной настойчивости, к тому же он чувствовал на себе взгляд Нарсисо.

– Как услышите свисток паровоза перед поворотом, дайте мне знать.

Усевшись на стул, где перед этим сидела Себастьяна, Полидоро почувствовал тепло, оставшееся от ее пышного, необъятного зада. Это ощущение приятно отдалось у него между ног. Он с содроганием подумал о том мгновении, когда овладеет Каэтаной. Быстролетный образ одурманил его.

С платформы вернулся Эрнесто.

– Поезд, если не опоздает, прибудет через три минуты. Поторопись, Полидоро. Не то я обниму Каэтану раньше тебя, – сказал он, подзадоривая друга.

Лицо Полидоро приняло вдруг страдальческое выражение.

– Ну не свинство ли, если этот проклятый зуб разболится именно сейчас?

Пока обсуждали эту проблему, занервничал Виржилио.

– Я чую запах угольной гари, значит, поезд подходит к повороту. Спорю с кем угодно, что Каэтана появится в желтом, это ее любимый цвет.

Вся эта беготня волновала Полидоро, да еще на платформе кто-то хлопал в ладоши. Он боялся, что жизнь так и пройдет стороной из-за того, что он не захотел видеть, как Каэтана ступит на ту землю, где когда-то была счастливой.

По лбу его струился пот. Эрнесто подумал – жар. Однако фазендейро, не желая сострадания, громким голосом провозгласил:

– Женщины – неблагодарные созданья.

Своей любви Полидоро не стыдился. Она горела в его сердце и на лице одновременно. Эрнесто, видя друга в таком состоянии, опасался, как бы эта любовь не обернулась холодным и мрачным застенком. Ему было жаль и фазендейро, и себя, и тех надежд на счастье, которые оба питали.

– Поезд подошел к повороту. Слышишь? – сказал он.

Полидоро собрал все силы, заставил себя улыбнуться. В эти минуты ему хотелось вдруг помолодеть.

– Я не слышу, но сердце мое слышит. Оно видит Каэтану в последнем вагоне, она высунулась в окно, жаждет узнать каждое дерево, каждую крышу в Триндаде. И меня тоже, но я буду стоять на платформе позади всех, за толпой, машущей платками и руками. А верно, что я за эти двадцать лет не изменился?

Мольба эта, обращенная к Эрнесто, предназначалась Каэтане, которая была еще далеко. Полидоро не нужна была правда, от Эрнесто он ждал милосердной лжи. Прикрывшись какой-нибудь выдумкой, он наберется храбрости и выйдет на платформу вместе с остальными.

Тишину погожего дня прорезал свисток локомотива на повороте. Эрнесто положил руку на плечо Полидоро.

– Почему так получается, что прогресс в Бразилии всегда лишает нас какой-нибудь традиции, составляющей часть нашей души? Например, куда подевались поезда? Как нам теперь проследить их путь на северо-восток или юг, если тут и там повыдирали рельсы, точно гнилые зубы? – сказал Полидоро, пытаясь заполнить брешь между страхом и надеждой.

Эрнесто, ярый приверженец прогресса, прокладывавший просеки в лесах, оживился.

– Для Бразилии с ее пространствами остаются лишь автомобиль, автобус да самолет. Этот чертов Андреацца срывает рельсы со шпал собственными руками. Для этого Бог и сотворил его здоровым как бык.

Выйдя на платформу, Полидоро стал рядом с Виржилио, который высматривал в окнах подходившего поезда какое-нибудь знакомое лицо.

– Интересно, машинистом все тот же Педро, который привозил мне книги и журналы из Рио-де-Жанейро? – сказал Виржилио, морщась от дыма и копоти.

Ветром, поднятым движением поезда, качнуло дощечку с выжженным на ней словом «ТРИНДАДЕ». Пассажиры, удивленные обилием встречающих, махали из окон в надежде встретить кого-нибудь из друзей, разбросанных по маленьким городкам страны.

– Глядите-ка, вон Каэтана! – завопила Диана, нарушив предписание Джоконды держаться скромно и тихо.

– Да где? Я не вижу! – И Пальмира, разволновавшись, нарушила строй шеренги, а за ней последовали Диана и Себастьяна. Джоконда пыталась удержать Пальмиру, ухватив ее за подол, вернуть в строй.

Себастьяна, не владевшая собой от волнения, хотела найти поддержку у Виржилио. Но тот не пожелал занимать руки, чтобы иметь возможность обнять Каэтану, а перед этим устроить ей овацию, как только она ступит на платформу, точно на подмостки театра, и поэтому весьма непочтительно отмахнулся от Себастьяны.

Эрнесто не видел Каэтаны среди пассажиров.

– Где же она? – спросил он у Виржилио.

– Мне ее не разглядеть, я же постарше вас.

И Виржилио поспешно отошел: еще и Эрнесто хочет перехватить причитающиеся ему объятия Каэтаны.

Себастьяна отыскала Джоконду в толпе сошедших на платформу пассажиров.

– А ведь торт мы так и оставили в зале ожидания? Кто его караулит?

К ужасу Себастьяны, и Джоконда не пожелала составить ей компанию.

– Оставь меня в покое, разбирайся сама, – заявила она и отошла. Но тут же, в порядке примирения, сказала: – Почему все эти люди вышли на платформу, если им надо ехать дальше?

А пассажиры вышли в надежде купить какие-нибудь сладости или газеты, чтобы убить время в пути.

– Где мы? – спросил один из пассажиров. Полидоро не удостоил его ответом.

– Что за дерьмовый городишко? – сердито продолжал тот.

Полидоро ждал встречи с Каэтаной, и ему казалось, что шум толпы на платформе указывает ему место, где сошла актриса. Диана, влекомая той же мыслью, прошла мимо фазендейро и врезалась в толпу. Ее тревога возросла, когда послышался свисток паровоза, извещавший об отправлении, и пассажиры бросились к своим вагонам.

– Да вон Каэтана! – закричала Джоконда и побежала к женщине, стоявшей в глубине платформы.

Актриса, однако, не трогалась с места и не раскрывала объятий. Джоконду это не смутило. Каждый шаг приближал ее к Каэтане, и это определяло цель ее жизни. Видела она все хуже, пот и слезы застилали глаза. Она едва не столкнулась с грузной женщиной, которая чуть не опрокинула ее. Хотя все внимание Джоконды сосредоточилось на фигуре Каэтаны, она разглядела впереди Диану – эта зазнавшаяся шлюха, эгоистка несчастная, хотела сама пожать все лавры.