Маленький король Декабрь - Хаке Аксель. Страница 6

Король молча глядел на звёздочку, мерцающую справа от Большой Медведицы. И вдруг он страшно разволновался. Вскочил, забегал туда-сюда по моему животу, да так резво, что мне сделалось щекотно и я чуть не захихикал.

— Помнишь, о чём я тебе однажды рассказал? — заговорил он наконец. — Что я не помню, как это у нас происходит, когда мы рождаемся на свет? Что-то там такое король и королева… Да только, сказал, не помню, что там у них происходит. Так ведь я сказал, а? Ещё сказал, утром просыпаешься — и ты уже большой, как вы, взрослые люди, и лежишь в постели, и с этой самой минуты всю жизнь только и делаешь, что становишься маленьким, всё меньше и меньше. Верно? Я именно это рассказывал?

— Да, всё верно.

— А теперь я вспомнил, что должны сделать король и королева!

— Что же?

— Они должны обняться…

— Ах, да знаю, знаю…

— На балконе обняться, вот на таком, как этот, и очень крепко обняться, потом они должны закрыть глаза, а потом — броситься вниз.

— Броситься вниз?!

— Да, броситься вниз. Если они долетят до земли не разомкнув объятий и не раскрыв глаз, земля спружинит, как трамплин, и они взлетят на небо, и достанут с неба звёздочку, и положат её в постель. Утром звёздочка проснётся, и эта звёздочка будет одним из нас.

— Ты уверен, что это правда?

— Уверен.

— А с тобой такое уже было?

— Было.

— И ты не боялся?

— Боялся. Но моя королева обняла меня крепко-крепко.

— Значит, всякий человек однажды становится маленьким королём? И всё уменьшается, уменьшается, до тех пор пока не станет невидимкой?

— Всё верно.

— Это очень печально. Для меня, — сказал я.

— Почему?

— Потому что я бессмертен.

— Вовсе ты не бессмертен. Мы же просто вообразили, будто ты бессмертен.

— О, я и забыл! — Я приподнял голову и посмотрел на королька. Он тем временем перешёл ко мне на грудь, взобрался по шее и с трудом вскарабкался на подбородок. Теперь, встав на подбородке, он выпрямился.

— А ты, вообще-то… — начал было я, но королёк всполошился:

— Куда торопишься, тише говори! А то я свалюсь прямо тебе в рот и ты меня проглотишь!

— А ты, вообще-то, бессмертен? — спросил я всё-таки.

— С чего ты взял?

— Какой у вас конец жизни? Я хочу сказать, когда и как прекращается уменьшение? Твой отец уже такой маленький, что ты его не видишь, — это и означает, что его не стало? Или он всё-таки где-то тут, среди нас? И отец, и твоя бабушка, и твой дедушка? Малюсенькие, как пылинки, но растоптать их невозможно, потому что они забьются в крошечные щёлки на подошве. Может быть, у вас всё только бесконечно уменьшается и конца у жизни нет?

Я говорил, и королёк Декабрь покачивался на моём подбородке, словно тросточка, если балансировать ею, поставив на ладонь. Он не спускал глаз с моего рта. Потом сказал:

— Откуда мне знать?

Зимой, приходя вечером домой, я заталкиваю в свою старую печку с зелёными изразцами три-четыре угольных брикета и развожу огонь. Вскоре в комнате становится тепло, а я сижу в старом кресле с высокой спинкой и большими «ушами», гляжу в окно и провожаю глазами пухлые влажные снежные хлопья — величиной они как раз с головку короля Декабря.

В иные вечера бывает очень тихо, но случается, я слышу голоса за стеной, у меня ведь квартира в городском доме, а в городских домах люди живут близко друг к другу и стены очень тонкие. Очень тонкие? Нет, не знаю я, какой толщины эти стены на самом деле. Да и голоса — доносятся ли они действительно из соседней квартиры? Или они раздаются в стене, потому что стена вовсе не тонкая? Стена громадной толщины, стена толстенная, такая, что в ней поместился целый мир маленького толстяка Декабря?

Хорошо бы разворотить стену, подумал я однажды, хорошо бы просверлить стену перфоратором да посмотреть, что там. Но тогда я, не ровён час, окажусь в квартире соседей, ввалюсь в чужую столовую, весь, с ног до головы, в пыли, и растерянное соседское семейство вытаращит на меня глаза, позабыв про ужин. А я смущённо пробормочу: «Извините, я только посмотреть хотел, нет ли тут маленького короля».

Однажды король Декабрь спросил:

— Почему тебе непременно хочется увидеть, что там такое, за твоими стенами? Почему ты не хочешь просто вообразить, что там могло бы происходить? Вот сел бы ты, закрыл глаза и вообразил себе разные картины, какой-то другой мир. Когда ты был маленьким, ты видел их, даже не закрывая глаза. А теперь забыл, как это делается? Почему же ты забыл?

Итак, тихими зимними днями я сижу тихо-тихо, затаившись, в старом кресле. Недавно, когда я опять вот так, тихонько, сидел, из-за книжного стеллажа пожаловал король. Он не подошёл ко мне, а отправился на другой конец комнаты, туда, где стоят мои игрушечные автомобильчики. Они остались у меня с тех времен, когда мне исполнилось тринадцать лет, ну и стоят себе, с какой стати мне их выбрасывать?

Королёк остановился возле старинного грузовичка-«мерседеса». Грузовичок этот синий с красными бамперами и довольно коротким кузовом. На крыше кабины две жёлтые мигалки, сзади большой красный крюк, и к нему прикреплён прицеп — платформа на двенадцати колёсах. На таких платформах перевозят железнодорожные вагоны, если надо доставить их в какое-нибудь место, куда не проложены рельсы. Сейчас прицепная платформа была не нагружена.

Королёк закинул на платформу мармеладного медвежонка, уже объеденного со всех сторон, — он притащил его с собой. А потом открыл дверцу грузовичка и протиснулся в кабину. Декабрь всё ещё был толстоват и великоват для неё, так что пришлось ему немало потрудиться — он и кряхтел, и вздыхал, и плевался, и вопил, что он, мол, ждёт не дождётся дня, когда сделается наконец таким малюсеньким, что сможет с удобством расположиться в игрушечной машинке. Забравшись в кабину, он завёл мотор, и грузовичок, тихо пофыркивая, покатился по паркету прямиком к моему креслу.

Притормозив возле моей правой ноги, король опустил стекло, высунулся и крикнул:

— Эгей! Нынче у нас дел невпроворот!

— Каких?

— Картину великому картинщику доставить надо.

— Кому? Великому картинщику?

— Ты что, не знаешь великого картинщика?

— Никогда не слыхал о нём.

— Великий картинщик очень богатый, а живёт он неподалёку от твоей кафельной печки, — сказал королёк. — Ни у кого нет такой уймы картин, как у него.

— Для чего же тогда везти ему ещё одну картину?

— А то ты не знаешь! Время от времени королям приходится продавать что-нибудь из картин, иначе протянешь ноги.

— Что же ты получаешь за картины?

— Мармеладных медвежат. У меня всего один остался, тот, который на платформе лежит. Но знаешь, погоди-ка! Сначала давай поиграем.

Почти каждый день мы с королём играем. В микадо [1] играем, и он таскает на плече палочки, точно большущие брёвна. И в шахматы! Декабрь всегда сам себе шахматный король. Играя белыми и сделав свой ход, он спешит вернуться на то поле, где в это время должен стоять его шахматный король, и ждёт моего ответного хода. Получив мат, он театрально валится на доску и декламирует:

А если выигрывает, то, опрокинув моего короля, он, торжествуя, восклицает:

— Я-то думал, становясь старенькими и маленькими, вы всё забываете, — заметил я однажды. — Шекспир что же, исключение?