Ленька Пантелеев - Пантелеев Леонид. Страница 34

- А шинель?

- Я же говорю тебе, - ничего нет: ни шинели, ни фуражки, ни моих калош, ни чемодана...

- Эх, народ! - смеется Ленькин сосед, заворачивая в салфетку остатки завтрака и пустую бутылку из-под молока. - Ловко работают! Молодцы ребята!

- Постойте, это что же значит? - говорит кто-то. - У меня же в номере все вещи остались!

- Боже мой! А у меня полтора пуда крупчатки и вот такая банка прекрасного вологодского масла!

Среди обитателей подвала поднимается паника. Многие устремляются наверх в надежде спасти хоть что-нибудь из оставленного имущества.

- Мама, - говорит Ленька, - а где же этот... клетчатый, с которым ты ходила?

- Ты спрашиваешь о молодом человеке, который провожал меня наверх? говорит Александра Сергеевна почему-то очень громко, как будто для того, чтобы ее услышали и другие, а не только Ленька. - Он сказал, что идет в город - разыскивать своего дядю. Его дядя - владелец писчебумажного магазина - где-то, кажется, на Казанском бульваре.

- Дядя... Магазин, - бормочет, прислушиваясь, бородач. - Я бы такого племянника за дверь выставил. Нахал этакий! А еще, оказывается, из приличной семьи юноша...

В узелке, который принесла из номера Александра Сергеевна, кроме Ленькиных штанов и сандалий оказалось несколько бутербродов, остатки нянькиных "яблочников" и "куличиков" и порядочный кусок шпика. Ленька оделся, то есть напялил на голые ноги форменные брюки и сандалии; Александра Сергеевна накрыла на стол, то есть расстелила на одном из ящиков скомканный лист газетной бумаги, и оба они с удовольствием поели.

- Там страшно? - спрашивал Ленька, набивая рот сухим картофельным яблочником и показывая головой наверх.

- Нет, в общем, не так уж страшно.

- Ну да! - как будто даже огорчился Ленька.

- В Петрограде бывало и пострашнее.

- Пули свистят?

- Мне, мой дорогой, было не до пуль.

Через некоторое время Ленька почувствовал необходимость сходить туда, где ему уже давно следовало побывать.

- Хорошо. Сейчас. Я провожу тебя, - сказала Александра Сергеевна, укладывая в узелок жалкие остатки завтрака.

- Не надо. Я сам, - сказал, покраснев, Ленька.

- Ты заблудишься.

- Ну, вот... Что я, маленький? Ты объясни только, как пройти.

- Да и объяснять нечего. Это совсем близко. Сразу на лестнице, на второй площадке. На двери увидишь два ноля. Но только, умоляю тебя, пожалуйста, сразу же возвращайся!

Ленька обещал не задерживаться, запахнулся в мамино пальто и, шлепая сандалиями, стал пробираться к выходу.

...В помещении с двумя нолями на дверях он действительно не задержался дольше, чем требовалось. Но когда он вышел на площадку, увидел ведущую наверх лестницу и пробивающийся откуда-то дневной свет, искушение поглядеть хоть одним глазом на то, что делается в гостинице и в городе, овладело им с такой силой, что он начисто забыл все обещания, данные матери.

"Только чуть-чуть погляжу и сразу вниз", - сказал он себе и, подобрав по-женски полы пальто, через две ступеньки на третью побежал наверх.

Ему пришлось пробежать три или четыре лестничных марша, прежде чем он очутился в длинном гостиничном коридоре, по обе стороны которого бесконечной чередой тянулись маленькие, желтые, похожие одна на другую двери. Над каждой из них висела белая табличка с номером. Некоторые двери были приоткрыты или распахнуты настежь, и оттуда струился тусклый сумеречный свет. Посмотрев по сторонам, Ленька прислушался и осторожно заглянул в одну из комнат. Там никого не было. В разбитое окно дул свежий волжский ветер. Вся комната была засыпана битым стеклом и штукатуркой. Платяной шкаф был раскрыт, на полу у дверей валялась железная платяная вешалка. На столе посреди комнаты стояла недопитая бутылка "Боржома", открытая коробка анчоусов, две рюмки, стакан, лежала скомканная салфетка.

Чувствуя, как бьется его сердце и как противно хрустит под ногами стекло, Ленька на цыпочках вошел в комнату, приблизился к окну и выглянул на улицу.

Пушки под окном уже не было. Солнечный вечерний свет заливал улицу, площадь, золотил яркую зелень бульвара, горел на осколках стекла и на белых китайских вазах в разбитой вдребезги витрине магазина "Сиу". Площадь была пуста, лишь несколько штатских с винтовками за плечами лениво похаживали взад и вперед у подъезда углового дома... Было тихо, только навострив уши, Ленька расслышал отдаленные винтовочные и пулеметные выстрелы. Действительно, в Петрограде было гораздо страшнее и куда интереснее.

...Слегка разочарованный, он вернулся в коридор и хотел уже идти к лестнице, как вдруг дверь соседнего номера открылась и оттуда - с большим медным чайником в руке - вышел молодой человек в клетчатой куртке.

Ленька почти столкнулся с ним.

- Здравствуйте, - сказал он, опешив.

- Здравствуй, - ответил тот, останавливаясь. - Не узнаю. А-а! Ты что тут делаешь?

- Я так. В уборную ходил.

- Нашел?

- Нашел.

- Молодец.

- А вы что, - не нашли своего дядю?

- Какого дядю? Ах, дядю? - усмехнулся молодой человек. - Да нет, дядя, оказывается, уехал в Америку...

- В какую? В Северную или в Южную?

- Черт его знает, - в Центральную, кажется. Ничего, проживем как-нибудь и без дяди.

- А вы почему в подвал не вернулись? - спросил Ленька.

- Да понимаешь... Как тебе сказать... Здесь наверху удобнее. Никто не мешает.

- А пули?

- Что ж пули... На свете, братец ты мой, есть вещи куда более неприятные, чем пули. Постой, а с какой стати ты таким халатником вырядился?

- Нас же обокрали, - сказал Ленька.

- Где? Когда?

- Здесь, в номере. Вы разве не знаете?

- Нет. И много унесли?

- Всё унесли. Даже шинель мою утащили.

- Гимназическую?

- Нет, я реалист.

- Жалко. Послушай, скажи, пожалуйста, - а кто твоя мать?

- Учительница.

- Ах, вот что? Гм... Она у тебя хорошая. Правда? Ты любишь ее?

- Люблю, - пробормотал Ленька.

Молодой человек постоял, помолчал и сказал:

- Ну, иди, простудишься.

Ленька не успел сделать и двух шагов, как белокурый снова окликнул его:

- Эй, послушай!

- Что? - оглянулся Ленька.

- Тебя как зовут?

- Алексей.

- Вот что, Алеша, - вполголоса сказал парень. - Ты... это... лучше не говори никому, что меня здесь видел. Ладно?