Плащ крысолова (сборник) - Аромштам Марина Семеновна. Страница 13

Потом Джеймс куда-то исчез, оставив меня наедине с тревожными мыслями. Срок, который определил мне Дэдфилд, стремительно истекал.

Джеймс вернулся через четыре дня, ранним дождливым утром.

– Подкинь-ка поленьев, Рон. Мне кажется, твой парик безнадёжно испорчен.

Он пристроил мокрый парик недалеко от камина. И он был на что-то зол. Я решил, что лучше повременить с расспросами. Но Джеймс не стал томить меня ожиданием.

– Знаешь, чем занимается Дэдфилд? С чего он разбогател? – Джеймс со злостью ткнул кочергой в огонь, будто бы только что обнаружил там Дэдфилда. – Он промышляет работорговлей. Хотя чему удивляться? Этот тип утверждал, что крыс можно резать живьём…

Мне тоже никогда не нравились работорговцы, хотя я не видел связи между ними и крысами. Но сообщение Джеймса удивило меня. Я знал, что работорговля приносит серьёзный доход. Предприимчивый Джон Хокинс, который всё это начал, так нажился, что смог принести огромные деньги королевской казне. И королева Елизавета сделала его рыцарем. Однако «наследники» Хокинса последние сто пятьдесят лет строго следили за тем, чтобы никто не перебежал им дорогу.

– Поставка рабов в Новый Свет – дело Гвинейской компании. Разве Дэдфилд имеет к ней отношение?

– Нет. Он не дурак и дорожит своей шкурой. Но торговцы Гвинейской компании вывозят чёрных рабов. Они промышляют в Африке. А Дэдфилд раскинул сети на другом берегу.

Я ахнул:

– Ирландцы? Не может быть!

– В Ирландии голод. Дэдфилд делает вид, что сострадает несчастным. Он даже готов при случае их накормить – если те согласятся превратиться в рабов. Может, в доме Дэдфилда и хранятся любовные письма. Но среди них, я уверен, можно найти бумаги, которые подписали бедолаги-ирландцы.

– Вот негодяй!

И у этого человека такой роскошный парик! Теперь я испытывал к Дэдфилду острую неприязнь, смешанную с отвращением. Значит, Дэдфилд – не просто мошенник. И мало ли что придёт ему в голову, если его рассердить? Я внутренне содрогнулся.

– Ну да ладно, – Джеймс снова пошевелил кочергой в камине. – Тем хуже для него. По отношению к Дэдфилду мы можем не стесняться… Значит, как ты рассказывал, Рон? Что записано у тебя в договоре? Ты обязуешься вывести чёрных крыс? Rattus rattus?

– Да, так и записано. По-латыни.

– Что ж, мы поможем Дэдфилду вывести чёрных крыс. Сделаем это быстро и без всякого яда, – он задиристо рассмеялся. – Только для этого мне надо кое-что раздобыть.

И Джеймс снова исчез. На этот раз я просто не находил себе места. Ночами Дэдфилд являлся мне в виде монстра. Снилось, что он вспарывает мне брюхо…

– Вот, – сказал Джеймс, вернувшись. – Это то, что нам нужно.

В руках у него был ящик. Джеймс ткнул пальцем в щель:

– Посмотри.

– Что это? – я не мог сдержать удивления. – Крысы? И какие огромные! Откуда ты их притащил?..

– Ну, не огромные, – Джеймсу моё удивление доставило удовольствие. Но он решил, что справедливость важнее. – Хотя они и немного крупнее чёрных.

– Ну ты сказал: немного! Да они крупнее в два раза!

Джеймс тщетно пытался быть скромным:

– Это серые крысы. Мне пришлось повозиться, чтобы их отыскать.

– Ты специально искал этих крыс? Да на них смотреть – и то страшно.

– В этих крысах – твоё спасение. Это не rattus rattus. Это rattus norvegicus.

– Ну и что? – Я скривился.

Джеймс рассмеялся.

– Чарльз написал про сильное землетрясение и про бегство крыс из Китая. В Китае, Рон, обитают серые крысы. Они сильней и выносливей чёрных. Если крысам придётся столкнуться, серые вытеснят чёрных. Помяни моё слово, Рон: серые крысы скоро появятся в Лондоне. Но я решил, что мы можем опередить события. И, что, наверное, можно найти серых крыс на каком-нибудь корабле. Я облазил весь порт и оказался прав. Один голландский корабль долго плавал в тёплых морях…

Я потерял дар речи.

– Не веришь? Смотри, – Джеймс опять разложил передо мной старый плащ и ткнул пальцем в вышитых крыс. – Вот большая крыса, а перед ней – поменьше. Знаешь, на что похоже? Будто серая крыса гонит чёрную крысу. Можешь считать это предсказанием странствующих крысоловов. Завтра мы с тобой отправимся к Дэдфилду и выпустим крыс к нему в подпол. Я думаю, серым крысам понравится новая жизнь.

День прошёл в ожидании. Я то и дело смотрел в окно – не начало ли смеркаться. Я сердился на солнце – что оно застревает над крышами и так медленно опускается. Я так сосредоточенно думал про серых крыс, что в руках у меня лопнули целых три склянки. Наконец появился фонарщик и стал зажигать фонари. Сердце моё забилось, ладони сделались влажными. Джеймс накрыл ящик с крысами тряпкой и дал знак выходить.

Не помню, чтобы когда-то я ходил по ночному Лондону. Ночью улицы Лондона живут своей тайной жизнью, которую лучше не знать. Ночью по Лондону бродят воры, подонки и духи. А теперь – и мы с Джеймсом, который тащит ящик с серыми крысами. Крысы возились внутри и мелко топотали. Ночь, хранительница секретов, покровительница тайных дел, колдовала над звуками. Мне казалось, что она превращает крысиное топотание в оглушительный топот. Будто по тёмной улице несётся стадо свиней, и эти звуки тревожат всех её обитателей. А вдруг кто-нибудь посмотрит в окно: что это так грохочет? И опознает нас? И скажет: с чего это Рональд-аптекарь бродит здесь по ночам? Куда это он идёт, без парика и в компании неизвестного человека? И что за ящик они с собой тащат? Не иначе они затеяли тёмное дело!

Но Джеймс, казалось, ничего такого не чувствовал. Он выбирал дорогу подальше от фонарей и сам был похож на тень, которой Ночь оказывала покровительство.

Я даже не сразу понял, что мы подошли к дому Дэдфилда: мы оказались в узком проходе между двумя домами – совсем не с той стороны, где я обычно входил.

– Рон, нам не нужен вход. Нам нужна эта отдушина. Здесь крысы проникнут в подпол, – Джеймс говорил одними губами, но мне казалось, что все – пусть даже их не видно – слышат его слова.

Джеймс приставил ящик к отдушине и стал осторожно выдвигать боковую стенку. Над этой конструкцией ящика он трудился почти два дня. Но «дверь» всё равно заедала. Скрип дерева оглушил меня. Мне казалось: ещё чуть-чуть – и внутри меня что-нибудь разорвётся.

– Ну, крысиное племя! Давай!

Крысы внутри притихли. Джеймс легонько щёлкнул по задней крышке ящика:

– Давай, двигай на новое место, пока я не передумал.

Послышалось тихое шарканье. Потом опять тишина, потом снова что-то двинулось. Опять тишина, потом что-то царапнуло прямо у самой отдушины – и Джеймс кивнул головой: одна крыса выбралась на свободу. Следом за ней перебралась другая.

– Ну, вот и закончилось ваше длинное путешествие. Обживайтесь пока. Я не всегда буду добрым…

Джеймс ещё немного повременил, а потом дал знак уходить.

Мы было двинулись прочь, как вдруг услышали чьи-то шаги. Кто-то шёл по улице по направлению к дому. Мы с Джеймсом вжались в стену. Всё ближе, ближе шаги… Да, прямо к этому дому. И это, судя по звукам, не один человек. Сколько же там людей? Моё сердце так колотилось, что его удары заглушали чужие шаги. Мне казалось, идущие тоже должны его слышать… Поднимаются на крыльцо… Джеймс прижал палец к губам. Мы услышали, как открывается дверь.

– А, это ты, Харон? – я узнал голос Роберта и его похохатыванье. – С уловом? То-то. А ты, скотина, решил убежать? Думал, тебя не отыщут?

Роберт, видимо, что-то сделал – в ответ раздался короткий вскрик.

– Я те поору! Давай, Харон, заводи. Мы сейчас с ним разберёмся.

Глухие всхлипы, шаги, звук захлопнувшейся двери.

Джеймс схватил меня за руку и потянул прочь.

– Джеймс, ты слышал? Те всхлипы? – Мы были уже далеко, и моё дыхание позволило мне выдавить нечто похожее на слова.

– Несколько дней назад Дэдфилд готовил к отправке в Новую Англию партию «свежих» рабов. Я караулил здесь ночью и видел, как их выводили. Там ещё был мальчишка. Лет двенадцать-тринадцать. Он очень сильно плакал. Думаю, его продали, не спрашивая согласия. Видно, он пытался бежать.