Я дышу! - Брасм Анн-Софи. Страница 9

Начался новый учебный год, надо было идти в школу. В то утро я встала с трудом, живот сводило от волнения. Лучше бы этого дня вообще не было в моей жизни.

Мы собрались, как всегда, в школьном дворе. Наконец появилась Сара: вид у нее был неприступный, просто царственный — она явно рассчитывала произвести эффект. Она подошла к нам: искрящиеся лукавством глаза, загадочная улыбка в уголках губ. Я сразу почувствовала, как она опасна. За лето Сара выросла и похудела, фигура стала более женственной. Даже черты лица казались тоньше. Она накрасилась, а ведь еще два месяца назад говорила, что никогда этого делать не будет. Она встряхивала яркими волосами, всем своим видом демонстрируя безразличие. Что-то новое, неуловимое появилось в ней. Она смотрела на нас презрительно. И даже высокомерно. Впервые при ее появлении я ощутила чуть ли не страх.

Она едва взглянула на меня. Или, может, я сама отвела глаза? А дальше она повела себя как обычно. Сразу заговорила. И точно так же, как год назад, когда я впервые увидела ее у нашей школы, все взгляды почти невольно обратились к ней. Она говорила о том, как провела лето на берегу Атлантического океана, как встретила там классного парня, говорила, что этот август не забудет никогда, потому что за это время с ней столько всего случилось. Обо всем этом я слышала впервые. Ведь она даже не снизошла до того, чтобы написать мне о себе.

Во время занятий я не смогла удержаться и начала разглядывать ее. Я просто не могла оторвать взгляд от ее невозмутимого, пожалуй, даже сурового лица. Сара не отводила глаза в сторону, она просто меня не замечала. Я угадывала ее мысли. Она знала, что я переживаю, она чувствовала на себе мой взгляд. Она все рассчитала заранее.

Когда кончились уроки, она дождалась, пока я первая подойду к ней.

Не выдавая себя ничем, она торжествовала. С каждым словом, которое я выдавливала из себя, я все больше терялась. Сейчас я была смешна, но рассмешить ее уже больше не могла.

Говорила я, и вопросы задавала тоже я. Но вдруг оказалось, что говорить-то мне особенно не о чем, от ужаса я стала повторяться, запинаться и мямлить. Сара ограничивалась лаконичными ответами. Держалась она при этом высокомерно и самоуверенно и ни разу не удостоила меня взглядом. Я не узнавала прежнюю Сару. Куда подевались доверительный тон, понимающий взгляд? Как будто всего этого никогда и не было!

— Так, значит, ты довольна своими каникулами? — мямлила я. — Впрочем, я получила твою открытку, спасибо. Я слышала, у тебя был парень, там, в Вандее. Но ты мне об этом ничего не написала.

— Да, но мы просто встречались. Ничего интересного.

— А ты-то получила мои письма? Я писала тебе каждый день.

— Да-да, конечно. Только я их еще не открывала. Понимаешь, у меня сейчас совсем нет времени. И вообще, мне пора, меня ждет подруга, мы собирались вместе пообедать в городе.

И Сара побежала вдогонку за одной девицей из нашего класса, страшной воображалой, которую в прошлом году она на дух не выносила. Они удалились вместе, громко смеясь. Что ж, Сара заставила меня сыграть в жестокую игру, правила которой она придумала сама, и теперь могла считать себя победительницей. Она окатила меня таким презрением и равнодушием, что я, честное слово, предпочла бы получить пощечину.

Я не могла понять, почему она так повела себя со мной, хотя с самого начала предчувствовала, что может случиться нечто подобное. Сара принадлежала к тому типу людей, которые в любой ситуации оказываются победителями. Я поняла это почти сразу, во всяком случае раньше, чем она сама. Но за это лето она очень повзрослела и наконец осознала, что рождена властвовать. А вот такие, как я, конечно, обречены оставаться в подчинении.

Мы вели себя так, словно никогда и не были подругами. Так продолжалось всю осень. Мы встречались только в классе и делали вид, что чужие друг другу. Вопрос был в том, кто из нас продержится дольше.

Я проводила дни в полном безделье, шлялась неизвестно куда и неизвестно с кем, чаще всего сидела в прокуренных кафе в компании малоинтересных юнцов. Выкрасила волосы в иссиня-черный цвет, одежду теперь носила только темных тонов. Боже, на кого же я стала похожа! Курила одну сигарету за другой. Но даже в компании я чувствовала себя одинокой. Никто не мог заменить мне Сару. То, что теперь ее не было рядом, мучило меня, терзало, доканывало.

Без Сары я опять превращалась в полное ничтожество.

Я видела ее в классе, во дворе школы, в столовой, с друзьями, смеющейся, болтающей, не замечающей меня. Она блистала, как никогда. Я же сама не ведала, что творю: под любыми предлогами, мороча голову родителям, удирала из дома. Связалась с какой-то швалью. С отметками в школе начался полный обвал, но мне было на это совершенно наплевать. У Сары, естественно, все было в полном порядке. Популярность, классный парень, друзья, много друзей, отличные отметки. Одноклассники так и льнули к ней, я же готова была просто убить их за то, что они имеют возможность быть рядом с ней, дотронуться до нее, привлечь ее внимание, — короче, за то, что они заняли мое место. У Сары была бурная жизнь. Моя же стала бесцельной и мучительной. Она жила на ярком свете. Я прозябала в тени.

Я бы отдала многое, чтобы все вернуть на круги своя. Без Сары моя жизнь превратилась в ад. В горле снова появился комок. Конечно, можно было попробовать еще раз уничтожить себя, как прошлой зимой, — вдруг Сара опять придет мне на помощь? И тогда все снова будет как раньше и мы опять станем подругами. Меня преследовали воспоминания о времени, проведенном с ней рядом. Я вставала каждое утро с невыносимым грузом на плечах, спрашивая себя, хватит ли у меня мужества жить дальше. Я не ставила своей целью победить Сару, я хотела только выдержать, дождаться, когда она придет ко мне, потому что сама я была не способна сделать первый шаг. Сара стала для меня настоящим наваждением. Каким-то образом она заняла такое место в моей жизни, что уже ни прошлое, ни настоящее, ни будущее было без нее немыслимо. Она стала смыслом моего существования.

Сара выигрывала по всем статьям, и я ничего не могла с этим поделать. Измученная, отчаявшаяся, я снова захотела исчезнуть.

Я решила бежать из дома. После очередного скандала с родителями. Мне хотелось припугнуть их, успокоиться самой, но через какое-то время я все же собиралась вернуться. Был конец октября, погода стояла холодная. Стемнело, а я шла вдоль шоссе, одна, вперед, куда глаза глядят. На самом деле в тот день мы разругались вдрызг: родители нашли в моей комнате начатые пачки сигарет и несколько пакетов с коноплей. Я вопила, швыряла об стены все, что попадалось мне под руку. Я выплескивала свою боль. Свое возмущение. Я выложила им все, припомнила все старые обиды. Обвинила их в том, что они бросили меня одну, не хотели понять. Совершенно не соображая, что делаю, я призналась им в том, что в прошлом году пыталась покончить с собой, и еще взвалила всю вину на них. Они тупо выслушали меня. И не поверили ни одному моему слову. Пока я собирала сумку, они смотрели на меня в полном недоумении, потом я просто выскочила из дому.

Я очень быстро замерзла. Чтобы согреться, стала курить одну сигарету за другой, но они кончались. Я упорно шла вперед, не плакала и даже чувствовала себя относительно спокойно, только дрожала всем телом; я видела перед собой одну только линию горизонта. Мимо меня изредка проезжали машины, мигая белым и желтым светом фар, и сразу же исчезали в темноте. Я не останавливалась ни на мгновение. Мне не было страшно.

Одна из машин вдруг притормозила возле меня. Я решила воспользоваться этим: пусть меня увезут куда-нибудь, чем дальше, тем лучше. Не раздумывая ни секунды, я села рядом с водителем. Положила в ноги свою сумку. И только когда я пристегнула ремни, а машина тронулась, я наконец подняла голову. Бежать было поздно. За рулем сидела Мартина, а сзади — сама Сара. Я поняла, что пропала.

И зарыдала.

За всю дорогу яне сказала ни слова, они — тоже. Я затаилась. Маленький черный «пежо-106» остановился у моего дома. У подъезда стояла мама, закутанная в шаль. Я очутилась в западне. Я вышла из машины и, с опущенной головой, умирая от стыда, подошла к маме и остановилась. Я знала, что она меня не ударит, а вот за отца в такой ситуации не поручилась бы. Мама молчала. Я так и стояла перед ней, не поднимая глаз: я знала, что она смотрит на меня, и не хотела встречаться с ней взглядом. Сара и ее мать молча присутствовали при этой сцене. Их молчание было для меня хуже всего. Мне почему-то казалось, что Сара наслаждается моим унижением. «Радуйся, ты добилась своего», — думала я в это мгновение.