Привет! Это я... (илл. Грёнтведт) - Грёнтведт Нина Элизабет. Страница 13
Мама Хелле тоже покупает у нас несколько лотерейных билетов. Затем мы обходим дальние дома — те, что находятся ближе к паромному причалу. Там живут замечательные добрые люди, они всегда покупают билеты.
Rigor mortis
трупное окоченение, лат
Дорогой дневник!
Папа и Эрленд не поймали с набережной ни одной рыбы.
Но ничего страшного: к их приходу мы с мамой успели сходить в магазин и купить лосося.
В магазине я долго стояла у рыбного прилавка и изучала неживых рыб. Честно говоря, мне было не по себе — жутковато думать о том, что вот они тут лежат… Мёртвые животные лежат навалом, абсолютно целые… Всё у них на месте: глаза, рот, плавники — вообще всё!.. (Да, я знаю, эти рыбы называются «угри».) А вообще-то… Рыбы — это животные или нет? Может быть, они — морские звери? Подумать только, что вот так на мясном прилавке могли бы лежать мороженые коровы и овцы! G рогами, и со шкурой, и с мехом! Это был бы кошмар!.. От этих рыб ужасно резкий запах. Наверное, их не успели заморозить до того, как они окоченели.
Когда умирают люди, с ними происходит то же самое, что и с животными, — наступает трупное окоченение. Через какое-то время, после того как кто-нибудь умирает, его тело становится всё тверже и тверже. Так, как будто тебя чем-то изнутри набили и сделали чучело. Поэтому для старого, очень старого человека хорошо, когда он умирает во сне, лёжа в постели. Тогда он застывает так, как положено, и очень хорошо подходит для гроба.
Со мной, вздумай я умереть ночью во сне, дело обстояло бы хуже. Я сплю очень беспокойно. Просыпаясь, я часто вижу, что лежу поперёк кровати или моя голова вообще оказывается там, где должны быть ноги. Или я лежу, свернувшись в клубок, а одеяло на полу. А если я умру вечером, как только засну, и мама с папой найдут меня только утром?! (С тому времени трупное окоченение полностью завершится! Родителям будет очень трудно положить меня в гроб. Придётся мастерить для моей позы СПЕЦИАЛЬНЫЙ гроб — например, круглый, с большой круглой шёлковой подушкой. Туда они и положат клубок по имени Ода Андреа. (А облачить меня придётся в мамину розовую ночную сорочку.)
Что касается мёртвых рыб, их нужно чистить сразу после улова. Хорошие куски филе кладутся в морозильник, а все эти вонючие внутренности и желчь удаляются. Необходимо следить за тем, чтобы желчь при разделке не попала на филе. Когда чистишь рыбу, внутри разливается зелёная ядовитая жижа. Есть такую рыбу ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ (во всяком случае, очень вредно)!!! Несмотря на всё это, я люблю рыбу, особенно красную.
Странно, что рыба, при своём ужасном запахе и всех этих внутренностях, всё-таки очень вкусная! И ещё странно то, что о рыбе не думаешь, что она — живой зверь и у неё есть чувства. Убиваешь, чистишь, и ничего!
Завтра у нас на обед запечённый лосось. И соус папиного производства, и салат из огурцов, и отварной картофель.
Мы с Эрленд делаем высокие рыбные тортики — укладываем на тарелку слоями:
• огуречные кружочки
• папин соус
• красную рыбу
• огуречные кружочки
• картофельное пюре
• рыбу
• соус
• картошечку
• огурчики — и так далее, тортик такой высоты, как только возможно, но только чтобы не упал. В точности как высоченное слоёное пирожное.
На чужом пороге
Воскресенье. Утро. Я сижу в своей комнате, рисую и записываю в дневник свои секреты. Звонят в дверь. Но я не обращаю внимания и не бегу открывать: я знаю, что это не Хелле. Сейчас её нет дома.
— Я открою! — кричит Эрленд и скатывается вниз по лестнице. Через две минуты она просовывает голову в мою комнату:
— У нас есть мука?
Я отрываюсь от дневника.
— А что такое?
— Один дяденька просит одолжить муки.
— Кто? Маргинал? — спрашиваю я.
— Чего?.. — удивляется Эрленд. И тут до меня доходит — ведь мы дома ОДНИ!
— Маргинал, — повторяю я, — сосед. Это он? Волосы каштановые? Вид угрожающий?
— Не знаю я, — беззаботно отвечает сестра. — Немного тощий… а так нормальный…
— Волосы какие? Каштановые? Этот, новый, из Зелёного дома? — допытываюсь я.
— Мука у нас есть или нет? — У сестры лопнуло терпение. Я вопросительно смотрю на неё, она тупо смотрит на меня.
— Ой, ну поищи сама! Ты смотрела? — говорю я раздражённо.
— Где?
— В угловом шкафу. Пошли, я с тобой.
В угловом шкафу, где и всегда, лежит упаковка муки. Эрленд берёт её и выходит на крыльцо. Я на кухне, подглядываю в окно из-за занавески.
Это ОН! Маргинал! Стоит на нашей лестнице!
Берёт из рук Эрленд пакет с мукой, коротко кивает, уходит. Спрыгнув со скамейки, я бегу к сестре в коридор.
— Побежали! Проследим за ним! — говорю я и натягиваю куртку-шапку-варежки.
Мы крадёмся вокруг дома, потом — в Лесок, чтобы маргиналу с улицы нас не было видно.
— Почему ты называешь его «маргинал»? Его зовут Андреас, — говорит Эрленд.
— Тихо! Говори тише. Это его кличка. Смотри, он идёт к Хелле! — шепчу я.
— Может, он хочет попросить ещё муки? — шепчет Эрленд. — Может, нашей ему мало. А он хочет сделать мучную бомбу!
— Хелле и «всех этих» нет дома. Надеюсь, он не станет к ним ломиться. Что же делать?… Мучную бомбу делают не из муки, а из пекарского порошка! Нет, это ерунда.
Эрленд настырно твердит своё:
— Нет, муку насыпают в киндер-сюрприз, только в большой, опускают в воду, а потом нужно всё потрясти и бросить, и вот тогда…
— Сказано тебе — не мука, а порошо-о-ок! Ох, ну какая же ты БЕСТОЛОЧЬ!
Тут мы падаем ничком и растягиваемся на снегу между деревьями. Лежим долго, стараясь сдерживать дыхание.
— Он нас видел? — немного погодя шепчет Эрленд.
— Не знаю.
— Как по-твоему, он может прийти сюда и сцапать нас? (Похоже, она боится.)
— Не знаю я. Возможно…
— Хорошо, что мы вместе, — шепчет сестра.
— Да, — говорю я.
После мини катастрофы
В то утро мы долго лежали в снегу. До самого прихода родителей. Но маргинал не приходил, на нас не нападал. К счастью, Хелле не было дома, и она тоже избежала опасности. После визита к нам и неудачного визита к Хелле маргинал пошёл дальше по Крокклейва и пропал за углом. В тот день мы с Эрленд больше его не видели. Не видели мы также ни маргинальши, ни Дизеля.
Вечером я позвонила Хелле и рассказала о том, что произошло — что Эрленд общалась с маргиналом наедине и дала ему пакет с мукой. Мы с Хелле обсудили, не принять ли Эрленд в наш шпионский клуб на правах посетителя.
По крайней мере, она сможет приходить время от времени — один раз в две недели. О деталях решили поговорить попозже, потому что Хелле нужно было идти спать.
— Не передавай привет твоему брату! — успела я сказать, прежде чем она положила трубку.
Дорогой дневник!
Уже так поздно, а я не могу заснуть. Эрленд то и дело просыпается и зовёт маму с папой. Ей опять снятся ведьмы и волки. Это её главные страхи. Всё из-за её «любимых» персонажей — Тётушки Яги и чучела Волка. Мои кошмары намного страшнее, чем у Эрленд: мне снятся мрачные подвалы и ужасные призраки… Нет, не хочу думать про это СЕЙЧАС!!!!!
Пытаюсь думать про хорошее, про солнце и летние каникулы, и как мы купаемся, и всё такое, но вместо этого всё сначала — в голову лезут всякие ужасы…