Точка разрыва - Браун Джим. Страница 3

– Просто предложи ей прогуляться, – внушал ему Джон. – Я знаю, что ты ей нравишься. Кроме того, что плохого может из этого получиться?

Она может поднять меня на смех, позвать друзей и поднять меня на смех еще раз, повесить мою фотографию на фонарь, чтобы весь город поднял меня на смех. И наконец, что самое плохое, она может сказать «нет».

Все же в предпоследнюю субботу Дин почти сделал это, почти набрался смелости. Но… «Джуди, погуляешь со мной как-нибудь?» – слова прилипли к его языку, как роса к цветочному лепестку.

Но потом в зал вошел Уайти Доббс.

– Как клеится, Джимми Дин? – спросил он и рассмеялся, причем у Дина по коже побежали мурашки.

Момент был упущен, как детский воздушный шарик, улетающий из цепких рук малыша.

Как клеится, Джимми Дин?

Всегда одна и та же глупая шутка. Но Дин рассмеялся, как всегда. Уайти Доббс относился к таким людям, столкнувшись с которыми вы были рады просто тому, что остались целыми и невредимыми.

В понедельник и вторник Джуди не появилась в школе. А когда в среду он увидел ее в кафе, она была какая-то подавленная, старалась не смотреть в глаза. Теперь у Дина сосало под ложечкой от ощущения, что он упустил свой единственный шанс. Отчаяние подкатывало к горлу.

В прошлую субботу она вообще не пришла.

Его единственный шанс был упущен из-за пустяка, из-за Уайти Доббса.

Как клеится, Джимми Дин?

Уайти Доббс. Дело было не только в ноже и всяких слухах и даже не в его седых волосах. В том, как он передвигался, как держался, как смотрел своими темными, глубокими глазами – окнами в саму преисподнюю.

Страх.

Дин испытал настоящий страх в тот вечер, хотя с трудом бы мог сказать, почему.

Как клеится, Джимми Дин?

20.00

«Смена Джуди кончилась», – подумал Дин.

Касса снова зазвенела.

– Ага! – раздался победный крик менеджера. – Работает…

И теперь, возвращаясь мыслями к той субботе, Дин ощутил тревожный холод. Доббс тогда сидел в заведении долго, почти до закрытия. Когда он уходил, Дин произнес прощание для завсегдатаев: «Еще увидимся».

Но Доббс, вместо обычного «До скорого», ухмыльнулся, и эта усмешка была леденящей. Он облокотился о стойку, придвинувшись так близко к Дину, что тот чувствовал, как от него разит спиртным, и глумливо прошептал: «Девяносто девять Эйнштейн».

Девяносто девять Эйнштейн?

Что, черт возьми, это означало?

Чушь какая-то.

Потом Доббс откинул голову и расхохотался безобразным, визгливым гоготаньем, напомнив Дину рассерженных кладбищенских ворон.

Девяносто девять Эйнштейн?

Не стыкуется. Продолжая смеяться, Доббс решительно направился к двери.

20.03

Джуди задерживалась. В небе грохотало. Огни мигнули, погрузив все в темноту на секунду дольше, чем в прошлый раз. Кассовый аппарат пискнул. Менеджер выругался.

Дин Трумэн нахмурился.

Девяносто девять Эйнштейн?

Глоток воздуха.

В ящике под землей Уайти Доббс дышал с помощью пластиковой маски. Баллон с воздухом был удобной штукой, увеличивавшей время, которое он безбоязненно мог провести под землей, однако суживавшей его жизненное пространство. Для того чтобы баллон поместился рядом, Доббсу пришлось согнуть ноги и постоянно менять положение, чтобы кровь циркулировала.

Что, если эти лощеные выпускники ошиблись в подсчетах запасов кислорода? Что, если у него уже кончается воздух или еще хуже – все эти баллоны с кислородом – хитрая выдумка. Слишком сильно отвернул крышку, вспышка – и капут.

Кроме кислородного баллона Мейсон Эванс встроил небольшой радиотранзистор в стенку гроба. Радио и кислород должны были создавать иллюзию жизни для Уайти Доббса, информируя его о времени, происходящем в мире и позволяя подсчитывать, сколько еще ему осталось. Он находился под землей тридцать девять минут.

Еще двадцать две минуты. Раз плюнуть.

Находясь на глубине в двух метрах под землей, Уайти удивлялся, как радио вообще работало. Однако приемник ловил только одну волну – Кей-Ди-Эл-Уай: «По всей стране… в любое время…». Пожалуй, это было еще хуже, чем быть заживо погребенным.

«Я могу это сделать. Двадцать две минуты. Ерунда. Ерунда. Черт, неужели это самое худшее, что они могли придумать?»

– Я за тобой наблюдал. Ты не похож на сопляков из этого гребаного города. Ты ходишь по краю. Люблю таких людей, – сказал ему Джон Эванс. – У нас своего рода братство. Может, тебе интересно?

Обычно Уайти Доббсу было наплевать, кто что думает. Но Джон Эванс – другое дело. Он был единственным в этой дыре, кто мог за себя постоять, а потому Доббс уважал его.

– Ну так как же? – спросил Джон.

У Доббса никогда до этого не было друзей, и он не ожидал, что ему уделят столько внимания.

– У нас есть обряд посвящения. Чтобы знать, на что ты способен. Этим Джон просто достал Доббса. Он уже готов был наставить на большого мальчика свой нож, но что-то во взгляде Джона Эванса остановило его, какое-то животное чувство подсказало, что, если они сцепятся, один будет мертв.

– Давайте, предлагайте, – ответил Доббс.

Джон кивнул, затем спокойным скучным голосом спросил:

– Ты боишься темноты? Молчание.

Вдох.

Семья Доббсов или, вернее, все, что от нее осталось, переехала в Черную Долину одиннадцать месяцев назад, вскоре после смерти отца Уайти.

Для Уайти Черная Долина имела только одно преимущество – здесь жила тетя Джерти, престарелая сестра его матери. Работая на лесопилке, ее муж умудрился по локоть отхватить себе руку и умер от потери крови прежде, чем рабочие довезли его до больницы. Это была его вина – все так говорили, даже сама тетя. Но лесопилка изрядно раскошелилась, обеспечив пожизненно Джерти, так что она могла заботиться о младшей сестре и ее бродячем семействе.

Старшая сестра Уайти, Мэри Джин, сучка, сбежала с водителем грузовика через месяц после того, как они переехали. Последнее, что о ней слышали, – это то, что она живет в этой долбаной солнечной Флориде. Проваливай, дрянь.

Немного спустя мать Уайти нашла себе утешение в стакане виски. Она пристрастилась к бутылке, а Уайти оказался предоставлен сам себе.

«Как раз то, что нужно», – сказал он, ухмыляясь в темноте.

Если бы все эти простаки из дрянного городишки знали его в Балтиморе, они бы просто не поверили. Там он был известен под своим настоящим именем Мелвин и являлся обычным подростком с копной каштановых волос, прыщами, пошлыми мечтами и папочкой, который периодически по ошибке принимал его за боксерскую грушу.

«Хорошая взбучка сделает из тебя мужчину», – любил говаривать его дерьмовый папаша. По-видимому, он пытался сделать мужчину и из матери Уайти: она так же часто обновляла синяки, как другие женщины платья. Но Мэри Джин, сучка, ускользнула от кулаков папаши. Хотя это была и не вся правда. Уайти частенько слышал сдавленные крики из ее комнаты, когда отец объявлял, что пришло время «кормить змею». И Мэри исполняла эту роль с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.

Но это не касалось Тэнди. Десятилетняя сестра Уайти всегда занимала особое положение: нарядная, привлекательная, уверенная – неожиданный всплеск в генетике семьи Доббсов.

– Когда я вырасту, мы с тобой поедем в Калифорнию, – говорила она Уайти.

– В Калифорнию? Почему в Калифорнию?

– Потому что там живут все волшебники. Я видела передачу по телевизору. Там растут пальмовые деревья, плещется Тихий океан и светит солнце, всегда светит солнце. В Калифорнии не бывает дождей. Это факт – у них даже есть песня про это.

Мы с тобой… Мы с тобой…

Бедняжка Тэнди.

Она вступила в борьбу с отцом против его власти в доме. В результате он избил ее сильнее, чем мать, сильнее, чем Уайти.

Сильнее.

Но она никогда не сдавалась. Никогда.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Доббс играл лезвием в темноте. Этот нож он нашел в аллее незадолго до того, как это случилось. Одно движение – и лезвие со свистом рассекало воздух, оживало в его руке, отражая невидимый свет. Это был первый символ его власти, его первый друг, а через две недели он впервые отведал пищи.