Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе - Карлов Борис. Страница 61

— Она здесь? — спросил наконец Гитлер, не выдержав томления.

— Она здесь, экселенц.

— Так быстрей же, крепите ее и вешайте туда, к свету!.. — Адольф отвернулся и прикрыл глаза рукой: он хотел увидеть картину сразу, во всем ее великолепии, не испортив впечатления преждевременными, случайными ракурсами.

Диц хлопнул в ладоши, в кабинет внесли свернутый в рулон холст, плотники споро натянули его на подрамник, подогнали контуры и повесили картину на приготовленное для нее место в галерее.

— Ну!.. Ну!.. Долго еще?.. — стонал Гитлер.

— Готово, экселенц!

Адольф отнял руку, повернулся и медленно приблизился к пышнотелой «Любительнице сладких булочек».

Некоторое время он смотрел на картину в немом восторге, его глаза сделались влажными и заблестели.

— Да, да… — прошептал он. — Это она. Она прекрасна…

Не владея собой, Гитлер шагнул вперед и прильнул губами сначала к одной, а потом к другой солнцеподобной половинке зада «Любительницы», который занимал добрую половину холста.

В нос ему ударил запах свежей краски, слегка отрезвив. Он отпрянул, вытер губы и резко обернулся. Фриц Диц сосредоточенно, через монокль, разглядывал деталь картины на противоположной стороне галереи.

Адольф оправился и сделал значительное лицо.

— Господин барон.

— Да, экселенц? — Фриц повернулся к фюреру.

— Пройдемте в кабинет, мой друг, нам пора уже поговорить о делах.

3

Пете надоело сидеть в раковине; он вполне отдохнул, и теперь ему стало казаться, что из чаши бассейна доносятся приглушенные голоса… Он нацепил на плечи рюкзак с лазательным снаряжением и спустился на дно. Голоса доносились из отверстия для слива воды. Не долго думая, Петя залез в это отверстие.

Трехдюймовая труба позволяла ему свободно шагать в ней как в просторном тоннеле. Чем дальше он шагал, тем более знакомыми казались ему эти голоса. Один, несомненно, принадлежал Дицу, а второй он как будто слышал в кино. Особенно это было знакомо, когда немецкая речь второго срывалась на визгливые выкрики. «Неужели… — подумал Петя. — Нет, нет, он уже умер, давным-давно.»

Впереди замаячил свет сливного отверстия, и через минуту мальчик стоял на дне бассейна, почти такого же как у Дица, но только выложенного не плиткой, а белым мрамором.

Петя забросил крюк на верхнюю перекладину дюралевой лесенки и вылез на край бассейна. Дверь в кабинет была приоткрыта.

Гитлер стоял на дощатом возвышении, смахивающем на ресторанную эстраду. На этом возвышении у него был письменный стол, кресло, книжные полки и огромный портрет самого себя. При этом живой фюрер едва доставал макушкой нарисованному до колена. (Возвышение это было построено для того, чтобы во время официальных встреч смотреть на подчиненных сверху вниз.)

От несопоставимых величин человеческих фигур — Гитлера живого; Гитлера нарисованного; стоящего внизу Фрица Дица в фашистской форме, а также его самого, Пети, совсем уж маленького — голова у мальчика пошла кругом.

Немецкого он почти не знал, и мог догадываться о том, что говорили в кабинете, лишь по некоторым знакомым словам.

— Как же это случилось? — спрашивал Адольф, и в его голосе звучала обида и раздражение. — Ты же знаешь, Фриц, как я хотел иметь эту вещь.

— Бывает так, экселенц, — отвечал барон, — что камень не желает переходить к другому владельцу, и тогда его лучше не трогать. Так или иначе, я бы привез его вам, если бы не досадное совпадение.

— Совпадение? Не бывает никаких совпадений.

— Дело в том, что камень пытались украсть, всего за несколько часов до того, как я бы подменил его на фальшивку.

— Значит, их поймали?

— О да, сразу, едва ли не на месте преступления.

— Да, да, барон, вы правы. — Гитлер, поскрипывая досками, прошелся по сцене. — Теперь нельзя его беспокоить. Необходимо подождать, пока он снова не обретет спокойствие и гармонию. Но вы убедились, что эти воришки сами не подменили камень?

— Разумеется, экселенц.

— Верните мне дубликат.

Диц приблизился к фюреру и протянул ему фальшивое «Всевидящее Око».

— Стекло… глупое лупоглазое стекло… — глаза фюрера сделались скучающими. — Я знаю, сынок, ты все еще работаешь лучше всех. Но теперь алмаз должен отлежаться по меньшей мере год.

— Но разве через год не только камень, но и весь мир не будут нашими, экселенц?

— Скорее всего, что не совсем так, барон. Именно сейчас я рассматриваю более мягкий вариант спасения и обновления человечества. Дело в том, что восемь миллиардов трупов могут создать определенные проблемы… Всем хочется жить красиво, но никому не охота убирать дерьмо, даже свое собственное. Пожалуй, мы пойдем по другому пути.

Гитлер нажал кнопку связи:

— Доктор Шприц!

В зале появился еще один примечательный субъект. Это был худой мужчина в белом халате, высотой не менее трех метров. Хищные глаза под седыми кустами бровей, сгорбленная спина и гаденькая улыбка делали его чем-то похожим на джинна из восточных сказок.

Впоследствии Фриц Диц рассказал Пете, что этот доктор, обязанный пробовать на себе все препараты, до того, как предлагать их фюреру, сделал ошибку в расчетах и добился однажды обратного желаемому результата: изобретенные им пилюли для уменьшения роста, в несколько месяцев увеличили его собственный рост почти вдвое.

Доктор зашел пригнувшись, но все-таки задел люстру; она зазвенела, закачалась, и все время беседы великан придерживал ее рукой.

— Доктор Шприц, — обратился к нему фюрер, — поясните, но очень коротко, нашему другу суть ваших последних разработок.

— Видите ли, господин барон, — начал говорить доктор хрипловатым голосом, то вскидывая брови, то прищуриваясь, то гаденько похихикивая, — для того, чтобы зачистить, хи-хи, около восьми миллиардов недочеловеков на нашей благословенной по воле фюрера и Мумрика планете, совсем не обязательно их убивать. Если они и без того вырожденцы или, научно выражаясь, дегенераты, хе-хе, то пускай вырождаются сами. Мы только слегка ускорим процесс, лишив особей мужского пола способности к продолжению рода. Вы меня понимаете, господин барон, хе-хе?..

Фриц Диц знал только один дешевый и верный способ лишать мужчин способности к продолжению рода, и этот способ казался ему не совсем подходящим для существующего миропорядка. Он посмотрел на фюрера недоуменно.

— Нет, нет, дорогой друг, — рассмеялся тот. — Мы не собираемся гоняться за мужчинами с бараньими ножницами, чтобы кастрировать их всех, одного за другим.

При этих словах фюрера доктор хохотнул как пароходная труба.

— Доктор Шприц, благодарю вас, вы свободны.

Монстр сказал «яволь», пригнулся и вышел. Люстра, которую он отпустил, опять закачалась.

— Нет, нет, разумеется, ничего подобного не будет, мой друг, — продолжил Гитлер свою мысль. — Легкое изменение продуктов на генном уровне. Улучшенные сорта картофеля, сои, пшеницы, куриного мяса, масла… Снижение рождаемости спишут на ухудшение экологической обстановки и, может быть, наконец-то приведут в порядок этот хлев!

— О да, теперь я понимаю. Но сколько же лет потребуется для осуществления этой… гуманной программы?

— Ах, Фриц, какой же ты неугомонный! У нас с тобой не будет недостатка во времени. Ты еще не успеешь состариться хорошенько, как на склонах Гималаев зацветет травка молодушка. И тогда мы запасемся ею в таком количестве, что хватит не только на тебя и меня, но и на четыре сотни таких же идиотов как наш милейший доктор! — Адольф радостно засмеялся. — Ну, Фриц, не молчи, говори что-нибудь!

— Я преклоняюсь перед вашим умом, экселенц.

— Вот и молодчина. Ты знаешь, Фриц, я ведь люблю тебя как родного сына. Подойди ко мне.

Диц подошел к эстраде, Гитлер наклонился, прижал его голову к своей груди и поцеловал в макушку.