Рассказы о Данилке - Соболев Анатолий Пантелеевич. Страница 2

- На медведя, что ль, едем, - пробасил отец, притопывая сапогом, чтобы удостовериться, ладно ли вошла в него нога.

Данилка по лицу матери догадался, что она сдалась, и от сердца у него отлегло.

Отец сунул в передок клетку с подсадной уткой. Кряква, привыкшая к поездкам, что-то прошептала сама себе и улеглась, сунув нос под крыло и уставив на Данилку черную дробинку. Посмотрела с какой-то затаенной хитрецой и закрыла глазок. Уснула, видать. Этого Данилка понять не может: на охоту же едут!

Отец положил в ходок еще пару коричневых утиных чучел, ружья, патронташ. Ну и долго же он собирается!

Зорька, легавая собака, давно уже крутилась возле ходка, беспокойно поглядывая на хозяина. Отец посадил собаку в ходок. Счастливая Зорька лизнула Данилку прямо в губы. Он недовольно утерся. Зорька - незаменимая спутница отца на охоте. Пегая - черная с белым, с длинной шелковистой шерстью волнами. Шишка у нее на затылке большая. Отец говорит, что собак надо выбирать по висячим ушам и по шишке на голове. Если шишка на затылке - значит, умная собака. Данилка любит щупать этот бугорок у Зорьки, а потом щупает затылок у себя. У Данилки бугорка нет. Он даже стукался затылком о стену, чтобы шишка выросла. Постучит-постучит, пощупает - нет, нету. Обидно. У Зорьки есть, у него нету. Сказал об этом как-то отцу, тот засмеялся и ответил, что пусть Данилка не горюет: пока вырастет, набьет себе всяких шишек, такова жизнь.

И чего так долго собирается отец! У Данилки даже кожа зудит от нетерпения, он не может найти места на соломенной подстилке в ходке.

Но вот сел отец, разобрал вожжи, и только было тронулись, как на крыльцо выскочила мать с узелком.

- Пирожки, пирожки забыли!

Ну что за наказанье! Тут охота ждет, а она с пирожками! Кому они нужны!

Однако отец взял.

Наконец-то поехали! Данилка опять завертел головой: видят ли дружки, как едет он на охоту? Ни одного! Сквозь землю провалились, что ли! Наверно, торчат на свадьбе. На другом конце села гулянка у Васьки Губатого - старший брат женится. Если бы не на охоту, Данилка тоже бы убузовал туда.

Выехали за село. Распахнулись сырые поля, тут и там блестят апрельские лывы. Освобожденные от снега луга, покрытые прошлогодней жухлой травой, просматривались далеко-далеко, до самых Алтайских гор на окоеме. Земля не совсем еще очнулась от зимней спячки и задумчиво ждет хорошего тепла, чтобы буйно погнать соки травам, цветам, хлебу. Они едут рысцой по ухабистой раскисшей дороге. Гнедко бросает в ходок ошметья грязи, посверкивает полированной сталью стертых подков. Когда ходок сильно встряхивает, в передке недовольно крякает утка.

Свежий ветер с полей приятно холодит лицо, щекотливо забирается в рукава пальтишка, и от этого становится бодро и весело. Данилка бесконечно счастлив и во все глаза смотрит на родную степь, на дальние горы, на опускающееся неяркое солнце, на светлые колки голых еще берез и ждет не дождется, когда же наконец приедут они на место и будут бабахать из ружей. И сердце его сильно стучит от радостного ожидания.

Отец покуривает папиросу, озабоченно оглядывает вспаханные поля. По коричневым, глянцево блестящим на солнце бороздам ходят важные, отливающие чернью грачи и выклевывают длинных красных червей. Порою отец останавливает лошадь, спрыгивает с ходка, берет комок земли, растирает его в ладонях, нюхает и долго ходит по пахоте, что-то высматривая. Грачи лениво подвзлетывают, уступая дорогу. А Данилка сгорает от нетерпения: ну когда же наконец будет охота?

- Поспела земля, сеять пора. "Красному партизану" уже можно и начинать, - говорит отец, залезая в ходок. - Вспахали неплохо. Это, брат, победа. - Он улыбается, но тут же становится озабоченным. - Как-то проведут они первый сев? То каждый для себя старался, а теперь сообща, колхозом.

- Пап, а когда стрелять будем? - нетерпеливо спрашивает Данилка.

- Мне бы твои заботы. Тут голова кругом идет: посевная начинается, а колхозы маломощные, тягла нету, кони заморенные.

- А мы скоро приедем на охоту?

- Скоро. - Отец улыбается в рыжеватые усы. - Не спеши. Видишь, солнце где еще...

Солнце действительно еще высоко, и Данилка думает, что могло бы оно быть и пониже, побыстрее садиться. Зорька шастает по пахоте, вспугивает грачей, но, видать, она их не считает за настоящую птицу и не обращает на них никакого внимания. Зорька давно уже выскулила у отца разрешение соскочить на землю и теперь то бежит рядом с ходком, то позади, то вдруг пересечет дорогу жеребцу, и Гнедко недовольно всхрапывает. Длинный лохматый хвост Зорьки уже отсырел и обвис сосульками. Отец краем глаза следит за собакой: вдруг вспугнет кого. На коленях он держит ружье. Но Зорька бежит спокойно и Только изредка шустрым порыском уходит в сторону, и отец тогда настораживается, но навстречу собаке на холмике вдруг встает столбиком суслик и, испуганно свистнув, скрывается в норке. Зорька возвращается, а на дальних пригорках торчат, как стручки, суслики и тревожно пересвистываются.

Гнедко покрылся потом - рассолоделая дорога не легка. Как только отец зазевается, так лошадь переходит с рыси на дробный шаг и косит глазом назад.

- Но-но! - Отец грозит бичом. - Ишь, варнак!

Гнедко недовольно трясет головой и опять переходит на рысь. Он припадает на правую переднюю, засекается. Отец хмурится, внимательно смотрит на ноги жеребца.

- Перековать надо, не видит, что ли, дед! - сердито говорит он и вдруг натягивает вожжи и почти шепотом останавливает Гнедка: - Тпру-у! Не спуская глаз с ложбинки и потихоньку соскальзывая с ходка, отец шепчет сыну: - Подержи вожжи.

Сухо щелкают взведенные курки двустволки. Отец идет к лыве, чуть приседая, упруго и осторожно. У Данилки на высоком вздохе замирает сердце. Он уже увидел, что какая-то пестрая птица неподвижно сидит на воде. Вроде селезень! Данилка боится дышать, ждет, когда отец вскинет ружье, ахнет и гулко раскатится по полям выстрел, а Зорька кинется в воду и принесет птицу.

От жуткого восторга у мальчишки по спине бегут знобкие мурашки. Но Зорька ведет себя как-то странно: шастает по сторонам, тычется носом в землю и никакого внимания на селезня. Отец вдруг громко плюется и идет обратно.