Кукарека Иванович - Вангели Спиридон Степанович. Страница 12

- Ах ты, нечистая сила! - орали горожане и сельчане. И кто старался плюнуть на неё, кто об землю ударить, а кто под ноги себе бросить и в землю втоптать.

- Под суд всех отдам! - разозлился крестьянин. - Убыток хотите мне причинить? Души у вас нету! Связались с какими-то пчёлами, а на ни в чём не повинной шапке хотите злость свою сорвать?!

Но бельчане после этого забрали у него и улей, и виноград и вытолкали его, улюлюкая, в три шеи с базара.

Присел тогда этот крестьянин на кротовый холмик и сказал:

- Ничего, зимой смешаюсь опять с теми, у кого серые шапки, попробуй тогда узнай меня!..

Но до зимы человек этот успел сшить себе другой чугунчик из кожи, к которому пришил два уха, ещё длиннее старых. Когда стало примораживать, он спрятал чугунчик за пазуху... и снова, как говорится, навострил лыжи. Правда, в Бельцы больше не показывался, чего не было, того не было, ему хватало где развернуться и без Бельц.

И, может, и сегодня его бы не опознали односельчане, если бы не один случай.

В доме у него была подушка для гостей. Вечером жена приносила гостю эту подушку, белую как лебедь и такую мягкую, что голова проваливалась в неё вместе с ушами.

- Из гусиного пуха, - ворковала жена, - только очень прошу, будьте осторожны: как на грех, я сегодня иголку упустила в пух!..

Гость спал, подложив себе кулаки под голову, и больше, конечно, не переступал через их порог, - кому охота в свою голову иголки втыкать?

Осенью женщина постирала всё в доме (к зиме готовилась). И когда меняла наволочки, перепутала подушки.

- Ох! - вскакивает ночью с постели женщина. - Встань, муженёк, прошу тебя, и посмотри, не воткнулась ли в меня куда-нибудь та самая иголка? Колется что-то, и тут, и тут... - показывает женщина.

Человек смеётся, а сам думает о чём-то своём и говорит тоже своё что-то:

- Где найду, там пусть и торчит, всё равно мне нужна надёжная вешалка для той шапки.

Но тут, как про иголку в подушке услыхал, так и сам начал дрожать от страха. Не даёт покоя иголка ему и жене - и всё тут.

Посмотрели - не видно иголки нигде, ни здесь, ни там! Делать нечего, легли - вся ведь ночь впереди. Меняли то одну подушку, то другую, а сон к ним не приходил. Зажгли свет, сели по-турецки среди комнаты и давай в четыре глаза и четыре руки искать иголку. Расшили одну подушку, перышко за перышком вытаскивали - нет иголки, только пух позёмкой по полу. Другую подушку расшили - перьев опять полная комната, а иголки нет... В доме уже ничего не видно было, как в метель.

На улице день давно, но откуда им знать об этом? Снова и снова копаются они то в одной подушке, то в другой...

За этим делом и застал их дружок, который зашёл пригласить их на свадьбу.

Оставил парень бутылку на полу и пулей выскочил на улицу: в доме творилось что-то несусветное... Целый буран перьев долго летел за ним следом...

Но вот человек и его жена помылись, почистились, все перышки с себя до единого сдули, спустились в погреб, - только там и можно было переодеться в новую одежду. Натёрли до блеска обувь, да и надушиться не забыли, и пошли на свадьбу. Вышагивали сначала гусиным шагом друг за дружкой, а после подхватил муж жену под ручку. Изредка, правда, косились друг на друга - не вылезают ли случайно перья на свет божий.

Музыка, как и положено, издалека ещё начала им марш играть. Услышав звук тромбона, гость стал весело пристукивать каблуками. Так и во двор вошёл. В который раз поднимал то одну ногу, то другую, но вдруг замер с поднятой ногой: музыка ни с того ни с сего смолкла, и все вокруг на него уставились.

- Батюшки! - разинули рты, как тромбоны, все собравшиеся. - Так это ты?

- Батюшки! Так это он!.. - как в барабан ударили слова.

- Он самый! - бубном задребезжали женские голоса.

Женщина смотрит вокруг и только тут замечает, что муж её - в ушанке! Всю дорогу шёл вроде бы в серой, а сейчас на нём... чёрная!.. Котелок облупленный!.. Тяжёлая, как чугунок, и с длиннющими ушами!..

Что тут поднялось! И чем всё это кончилось! Ну, об этом можно, пожалуй, и ещё один рассказ написать!..

КАК У ТИТИРИКЭ ГОЛОВА ОЧУТИЛАСЬ ЗАДОМ НАПЕРЕД

И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

- Это не иначе, как ворона сглазила меня, - объяснял позже Титирикэ.

Только он добрался до яиц в гнезде, - трах! Ветка под ним сломалась, и мальчик - бух! - головой вниз...

Лежит он под деревом, и первое, что приходит ему после падения в голову: "Дай-ка, - думает, - отдохну немножко, а потом, если смогу сразу встать, значит я жив, если же не смогу, то жив, но не совсем..."

С трудом приподнялся... и сел. Всё было бы хорошо, но голова... Ай-ай-ай! Голова была как будто перевёрнута задом наперёд, такое ощущение было у Титирикэ. Сначала он подумал, что это ему просто кажется. Но, если кажется, то почему он видит свою спину, а не грудь и живот, как обычно. Стал Титирикэ на ноги и пошёл вперёд. Идёт и ничего не понимает: идёт вроде бы вперёд, а смотрит почему-то назад. Все как-то не по-человечески получается...

Мать Титирикэ, как увидела своего сына в таком положении, заметалась по селу - туда, сюда, но где взять машину как раз тогда, когда она нужнее всего... Ни за что не найдёшь!..

Хорошо еще, что Груя пришёл на помощь. Быстро, но без всякой суеты запряг он хромую лошадь. Мать и Титирикэ кое-как втиснулись в тележку, а Груя взгромоздился на коня, - и скорей в больницу! В Бельцы! Потому что дело вовсе не шутейное: вон как Титирикэ стонет и голова всё ещё не на месте, и говорит вроде как бы по-французски... А может, на другом каком языке, сразу-то не разберёшь. Особенно во время тряски.

- Господи! Уж не свихнулось ли что у сына в голове? - Мать плакала, утирая слезы, и подгоняла Грую: - Гони, парень, сильнее коня! Гони, милый!..

Когда до Титирикэ дошло, что его и в самом деле везут в больницу, он стал орать во весь голос:

- Не хочу в больницу! Домой хочу! Домой! А то умру сейчас!

Хорошо, что лошадь не послушалась Титирикэ и не повернула обратно. Чтобы он не спрыгнул, мать крепко прижимала его к тележке.

- Но-о! - кричал Груя, вцепившись в гриву лошади, и при этом так колотил её голыми пятками по бокам, что она обогнала-таки стоявшую на обочине машину...

Так старалась эта лошадь, что уже с рыси на галоп перешла. Мать Титирикэ случайно подняла глаза... что такое? - ездового нет! Титирикэ, лежа на животе, тоже высматривает Грую в небе, - к облакам он улетел, что ли... И тут они слышат какое-то странное бульканье в канаве возле дороги. Лошадь тоже прислушалась к этому бульканью и остановилась.

В это время Груя как раз высунул голову из воды. Смотрит по сторонам и тоже ничего понять не может. Потом пришёл в себя и стал клясться, что он не упал с лошади, а просто хотел проверить, глубокая ли канава...

Мать Титирикэ, увидев Грую, припадающего на одну ногу и мокрого, как лягушонок, взяла и усадила его в телегу рядом с Титирикэ, даже привязала их друг к другу своим платком, а сама уселась на коня.

Так они и въехали в Бельцы!..

Пока искали больницу, горожане гурьбой ходили за ними. Но мать Титирикэ не видела никого, - о сыне были все её думы. Больницу наконец-то нашли, и мать стала прощаться с Титирикэ.

- Ну, теперь поправляйся, сынок, - сказала она ему и повернула к себе задом наперёд, чтобы поцеловать в лоб.

Три врача и четыре медсестры, засучив рукава, взялись за здоровье Титирикэ...

А если семь умножить на два, то получится четырнадцать! Так вот, четырнадцать рук осматривали и ощупывали его, ставили ему уколы... Даже ночью будили Титирикэ. Специально ночных докторов к нему приставили.

"Карр! Карр! Карр!" - радовались вороны на улице, когда Титирикэ втыкали очередную иглу. Верно, у них были родственники в селе Шишки, и те выдали его, окаянные.

Лечили Титирикэ день, лечили два, лечили целую неделю, но успеха не было. Голова Титирикэ так и продолжала оставаться задом наперёд. Не хотела возвращаться, упрямая, на своё место.