Разыскиваются - Триз Джефри. Страница 17

- Да, - согласился Дик.- Заборы, ворота, объявления... Так и кажется, что, впуская сюда, тебе оказывают величайшую милость. Черт бы побрал этого герцога!

И обоим вдруг ужасно захотелось выбраться поскорей за ворота. Но это оказалось не так-то просто. Они все ехали и ехали, пока наконец не добрались до следующих ворот. А по пути без конца попадались объявления, воспрещающие ставить палатки, жечь костры, устраивать пикники. В лесу было небольшое озеро. По безмятежной глубокой глади его скользили белые лебеди, а белое объявление на берегу гласило, что здесь запрещено купаться, кататься на лодках и удить рыбу.

- Сам Робин Гуд перевернулся бы в гробу! - проворчал Дик.

Вскоре, сами того не заметив, они снова очутились на шоссе. Здесь, разумеется, было не столь красиво, как в лесу. Через полмили они оказались зажатыми между двумя рядами домов из красного кирпича. На заднем плане вздымались к небу шахтные копры, а воздух оглашали резкие гудки маневровых паровозов, толкающих вагоны с углем.

Прочитав название деревни, они вспомнили, что это то самое местечко, где Робин Гуд когда-то выиграл состязание в стрельбе из лука. Два-три деревенских домика и церковка выглядели очень мило и живо напоминали о старине. Да еще одна пивная, не из тех, что провоняли перегаром и облицованы противным кафелем, как уборные, - пивная была расположена в саду, перед входом стояли скамейки, а по стенам вился плющ.

Они спросили по стакану апельсинового сока, и хозяин, оказавшийся очень славным человеком, не стал поддразнивать их за то, что, по молодости, они не заказали пива.

В пивной они увидели художника. Он сидел на краешке скамейки и на листе фанеры рисовал зеленого дракона. Это был какой-то совсем необыкновенный дракон - со смешным лицом и мудрой улыбкой. Взглянув еще раз на входную дверь, Дик убедился, что пивная называлась "Зеленый дракон" и что железная рама, в которую вставлялась главная вывеска, была пуста - эту вывеску и рисовал художник.

Художник был молодым человеком с буйной черной шевелюрой и лицом цвета полированного красного дерева. Когда время от времени он движением головы откидывал волосы, на висках обнажалась светлая полоска незагорелой кожи. Энн удивилась: если волосы мешают, почему нельзя остричь их покороче? Но потом вспомнила - художники любят длинные волосы.

Судя по внешности, никак нельзя было сказать, чтобы дела его шли хорошо. Голубая куртка была сильно поношена и запачкана краской, а клетчатую, спортивного фасона рубашку он, по всей видимости, стирал сам. И притом очень давно, и явно забыл погладить. Потрепанные брюки сплошь покрывали складки; складки не было только там, где ей полагается быть на брюках. Башмаки со стоптанными каблуками он носил прямо на босу ногу.

Вдруг художник резко перевел взгляд в сторону Дика и Энн так, словно только что заметил их присутствие, и, не произнося ни слова, принялся их рассматривать. Несмотря на потрепанную одежду и бесцеремонный взгляд, сразу было видно, что он относится к числу тех людей, которых принято называть джентльменами.

- Вы рисуете вывеску? - спросил Дик, чтобы хоть как-нибудь нарушить затянувшееся молчание.

Художник улыбнулся открытой, ясной, сияющей улыбкой. А когда он заговорил, голос его, звучный, как орган, оказался не слишком громким и очень четким.

- Вот именно! Хотя на первый взгляд может показаться, что картошку чищу или в ванной сижу - оба эти занятия более соответствуют моему внешнему виду. И как только вы догадались?

У Дика был такой обескураженный вид, что художник смягчился и продолжал более дружелюбно:

-- Но должен сказать, что моя вывеска - это не просто вывеска. Можете вы догадаться, что здесь изображено?

- Конечно. Зеленый дракон, - сказала Энн.

- Правильно. А что еще? Так и быть, скажу вам сам. Здесь изображен шикарный ужин: холодная телятина с салатом, завтрак - яичница с ветчиной, и постель, достойная короля.

- Что-то я их не вижу, - проворчал Дик.

- Вполне естественно. Кровать находится в помещении, а еда - в моем желудке, где ей оказан самый радушный прием. Иные поют, чтобы заработать себе на пропитание, а я вот рисую и получаю за это кров и завтрак, да еще и ужин в придачу. - Художник склонил голову набок и еще пристальней уставился на Энн.- Как видите, я ваш брат-бродяга, мисс Энн Бардейл.

Дик и Энн подскочили, будто по ним выпалили из ружья. С минуту они колебались - не бросить ли стаканы с соком и вскочить на велосипеды. Затем Энн и перегнулась через стол и в упор спросила:

- А вы откуда знаете?

- Видел ваш портрет в газетах. И не старался запомнить - там, кажется, сказано, что вы в Лондоне. Но я художник, и мои глаза фиксируют изображение, как фотоаппарат. Вот я вас и узнал.

- А вы нас не выдадите?

- Только не я. За такую очаровательную парочку, как вы, предложено оскорбительно ничтожное вознаграждение, и хоть при моих стесненных обстоятельствах даже оно пришлось бы куда как кстати, пусть их себе охотятся без моей помощи.

- Вы поступаете как порядочный человек, - пробормотал Дик.

И они снова присели на скамейку.

- Ничего особенного. Мы, художники,- падшие люди, но мы хоть знаем, где остановиться!

- А почему вы пишете вывески? - поинтересовалась Энн. - Разве никому не нравятся ваши картины?

- Тем, у кого есть деньги, они не нравятся. А у тех, кому нравятся, нет денег. Забавно, не правда ли?

- Ужасно!

- И все-таки овчинка стоит выделки. В этой деревне я получил еще один заказ. Надо написать два стенных панно для здания сельской ратуши, которое здешний герцог построил в прошлом году.

- А что вы нарисуете?

- Они просили что-нибудь о Робине Гуде. Одно панно будет называться "Отверженные", а другое - "Барон-разбойник".

- Звучит неплохо, - сказал Дик. - А как вы думаете, герцогу это понравится?

Художник ухмыльнулся:

- Вряд ли. Панно заказаны общественным комитетом, а он сплошь состоит из шахтеров. Когда я им показал черновые наброски, они остались довольны.

- А они у вас с собой? Можно посмотреть? - попросила Энн.

- Конечно. - Художник пошарил длинной рукой на земле и положил на стол прямо перед ними тетрадь для эскизов.