Заколдованный замок - Несбит Эдит. Страница 24

— Может быть, в следующий раз оно даже всю тебя не сумеет сделать невидимой, — зловеще предупредил Джеральд.

— Почему?! — обеспокоилась Мейбл. — Что за фокусы ты проделывал с моим кольцом?

— Никаких фокусов, но посчитай сама: ты оставалась невидимкой двадцать один час; я — четырнадцать, а Лиз — только семь. Значит, каждый раз на семь часов меньше. А теперь…

— Как ты хорошо считаешь! — в ужасе перебила его Мейбл.

— Сама видишь, каждый раз оно действует на семь часов меньше, а семь минус семь будет ноль, значит, на этот раз все будет по-другому, а в следующий раз — право, не знаю, как оно может действовать минус семь часов, разве что сделает тебя более видимой — толще, например.

— Перестань! — возопила Мейбл. — У меня уже голова идет кругом.

— И еще одна штука с этим кольцом, — продолжал Джеральд. — Когда ты надеваешь его, твои родные перестают тебя любить. Вспомни, как вела себя твоя тетка, и Кэтлин ничуть не встревожилась, когда я ушел ночью искать воров. С этим кольцом еще надо будет как следует разобраться. Ага! Вот и мадемуазель с кексами. Вперед, отважные разбойники — мойте руки, если вам дорога жизнь!

К обеду они получили не только кекс, но и сливы, виноград, тартинки с джемом, содовую воду с сиропом, шоколад в нарядной коробочке и «настоящие густые сливки» в особом горшочке. Еще мадемуазель купила большой букет роз, очень украсивший стол. Для «училки» мадемуазель развеселилась невероятно — она щедро выкладывала на стол кексы с тартинками и плела детям венки. Сама она ела мало, но выпила за здоровье гостьи тот прекрасный розовый напиток, который получается, когда содовую воду смешивают с малиновым сиропом. Она даже Джимми уговорила надеть венок — под тем предлогом, что греческие боги и богини всегда увенчивали свои головы цветами, когда садились за праздничный стол.

Ни одна «француженка» от начала времен не устраивала своим подопечным подобного пира. Они шутили, рассказывали друг другу чудесные истории и много смеялись. Джимми показывал фокусы с вилками, пробками, спичками и яблоками — старые, добрые, заслуженно любимые трюки. Мадемуазель рассказала им пару историй из своей школьной жизни, когда она была еще тихой маленькой девочкой с парой тугих «тресе» — а поскольку они не поняли, что такое «тресе», она взяла карандаш и бумагу и нарисовала им прелестную девчушку с двумя короткими и толстыми косичками, которые торчали у нее прямо из головы, словно две спицы, воткнутые в клубок темной шерсти. Она нарисовала им еще множество картинок — она вообще могла нарисовать все, что бы они ни попросили, — но Мейбл вовремя потянула Джеральда за рукав и шепнула ему: «Спектакль!»

— Нарисуйте нам, пожалуйста, французский театр, — дипломатично приступил он.

— Французский театр с виду ничем не отличается от английского, — сказала мадемуазель.

— А вы любите театр — я имею в виду, играть в спектаклях?

— Ну, конечно… Я это очень люблю…

— Тогда все в порядке, — поспешно объявил Джеральд. — Мы устроим для вас спектакль — прямо сейчас, если вы, конечно, хотите.

— Лиз сейчас стирает, — шепотом напомнила ему Кэтлин, — а мы обещали, что она все увидит.

— Хотите, мы устроим для вас спектакль сегодня вечером? — спросил Джеральд. — И, пожалуйста, можно, чтобы Лиз тоже пришла посмотреть?

— Ну, конечно, — ответила мадемуазель. — Забавляйтесь в свое удовольствие.

— Но это вам мы хотим доставить удовольствие, — внезапно вступила в разговор Мейбл. — Мы очень любим вас, ведь правда?

— Правда! — дружно ответили дети (это было правдой, только им никогда в голову бы не пришло произнести такие слова вслух. Но когда они произнесли их, то, к своему изумлению, поняли, что это чистая правда).

— Ага! — насмешливо произнесла мадемуазель. — Вы любите старую «училку»? Так я и вам поверила! — Но при этих словах голос ее ощутимо сорвался.

— Вы вовсе не старая, — гнула свое Мейбл. — По крайне мере, не слишком старая, — весело добавила она. — И вы прекрасны, как самая прекрасная принцесса.

— Ах вы, льстецы! — рассмеялась мадемуазель, и Мейбл побежала вслед за ребятами, которые от смущения уже успели укрыться на лестнице.

Мадемуазель осталась сидеть в гостиной, и всем очень повезло, что на этот раз она не занялась каким-нибудь серьезным делом, потому что дверь гостиной то и дело распахивалась, едва успев закрыться. Им потребовались вышитые занавески и диванные подушки. Им была очень нужна чистая простынка, но Лиз сказала, что ни в коем случае не позволит взять простыню — но, может быть, ее все-таки можно взять? А коврик из овчины, который лежит у камина, взять можно? А можно сегодня устроить чай в саду, а то в столовой уже все устроено для спектакля, а Лиз настаивает, чтобы они садились пить чай? Может быть, мадемуазель одолжит им какую-нибудь цветную штучку — шарфик или, может быть, шелковую юбку, только чтобы это было по-настоящему красивое? Мадемуазель принесла им целый ворох шелковых вещичек, неожиданно красивых для гардероба учительницы. Но тут им понадобилась румяна — ведь француженки обычно румянятся? Нет, нет, нет, у мадемуазель нет никаких румян — вглядись они попристальнее в ее лицо они поняли бы, что косметика ей вовсе не нужна. Может быть, румяна можно купить в аптеке? Может быть, у мадемуазель найдется хотя бы парик? (Тут мадемуазель впилась проворными пальцами в свою прическу, вырвала полдюжины скреплявших ее заколок и на колени ей хлынул поток прекраснейших иссиня-черных волос).

— Что вы еще хотите, невозможные дети?! — вскричала она. — Нет у меня румян, нет и фальшивых волос. Может быть, вы хотите выдрать мои зубы?! — и она обнажила их в беззаботной улыбке.

— Говорила же я, что вы сказочная Принцесса, — завороженно молвила Мейбл. — Теперь-то я точно знаю: вы — Рапунцель. Вы всегда должны носить волосы только так! Можно нам взять с камина веер из павлиньих перьев и эти штуки, на которых держатся занавески? И потом, нам нужно как можно больше носовых платков.

Отказу они ни в чем не знали. Они получили и веер, и носовые платки, и большие листы плотной дорогой бумаги из классной комнаты, и самую лучшую кисточку, какая нашлась у мадемуазель, и даже ее коробку с красками.

— Кто бы мог подумать! — пробормотал Джеральд, в задумчивости посасывая кисточку и глядя на только что созданную им маску. — Кто бы мог подумать, что она такой молодец! Почему это розовая краска всегда пахнет, словно лекарство?!

В этот день все шло как нельзя лучше. Сами знаете, бывают такие дни, когда все удается с самого начала. Все, что вам нужно, вы сразу можете найти, все понимают вас, никто не занудствует, и за что бы вы не взялись — все выходит отлично. А бывают ведь и другие дни — об этом мы тоже хорошо помним, — когда шнурки на ботинке ни с того ни с сего рвутся, расческу невозможно отыскать, зубная щетка вырывается из рук, проделывает немыслимый пируэт и скрывается под кроватью — и попробуй-ка извлечь ее оттуда! — мыло падает, пуговки расстегиваются, какая-то гадость попадает в глаза, а чистого носового платка нет как нет, воротничок у края загибается и режет шею, в последней момент рвутся подтяжки, а под рукой нет даже веревки, чтобы закрепить брюки. К завтраку выходишь с опозданием, и все сердятся, как будто это нарочно, а потом все идет из рук вон плохо: тетрадь с домашним заданием куда-то пропадает, учебник арифметики падает в лужу, а стоит достать нож, чтобы очинить карандаш, как страдает вовсе не карандаш, а палец. Большой палец непременно попадет в дверную щель и потом весь день болит, а если взрослые выдумают вам какое-нибудь поручение, то вы обязательно ухитряетесь все перепутать. Перевернув чашку с чаем, обнаруживаете вдобавок, что масло почему-то не хочет намазываться на хлеб — и наконец вы ложитесь в постель, никем не утешенные, и мало радости твердить, что все это произошло сегодня совсем не по вашей вине.

Но день, который мы описываем, был совсем не из таких дней. Даже чаепитие в саду, на кирпичной площадке возле кустарника, где было достаточно ровное место, чтобы расставить стол — даже оно вышло вполне удачным, хотя четверо из пяти сотрапезников думали гораздо больше о своем спектакле, чем о чае, а мадемуазель думала о чем-то, что казалось ей более важным, чем чай и спектакль вместе взятые.