Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В.. Страница 15

«Это не кража, — успокаивал он свою совесть, — но даже если бы это была кража — люди сами заставили сделаться меня преступником. Пусть же они принимают на себя вину за то, что я буду вести с ними ожесточенную борьбу».

Пронзительный крик, повторившийся трижды, заставил Лейхтвейса вздрогнуть. Финкелю удалось вытолкнуть языком закрывавший ему рот шарф. Он громко кричал о помощи.

Лейхтвейс испустил дикое проклятие, бросился на ростовщика и снова заткнул ему шарфом рот, на этот раз засунув его крепче и глубже. Покончив с этим, он выпрямился и прислушался.

По-видимому, крики ростовщика не остались неуслышанными, так как на лестнице раздавались чьи-то торопливые шаги. Прежде чем Лейхтвейс успел предпринять что-нибудь, дверь распахнулась, и на пороге появился граф Батьяни. При виде Лейхтвейса в его хищных глазах засветилась радость. Наконец-то ему удалось найти своего смертельного врага.

— Вот где ты скрываешься, разбойник! — воскликнул он с торжеством. — Теперь тебе уже не уйти отсюда. Здесь ты в моих руках.

В руке Лейхтвейса сверкнул кинжал.

— Погоди еще, граф Батьяни! — вскрикнул Лейхтвейс. — Один из нас не уйдет живым отсюда, и это будешь ты!

Как дикий зверь бросился он на своего смертельного врага. Кинжал сверкнул в воздухе, и лезвие его вонзилось в деревянную обшивку толстой двери.

В момент нападения Батьяни ловко отскочил назад и захлопнул за собой дверь. Озадаченный Лейхтвейс услышал, как венгр снаружи запер дверь, дважды повернув ключ в замке.

— Ты теперь у меня в плену, разбойник! — крикнул граф Батьяни. — Настала пора отомстить тебе за ту пулю, которую ты пустил в меня, когда я застал тебя с красавицей Лорой в парке. Через десять минут сюда явится полиция, и тогда я буду иметь удовольствие видеть тебя опять в кандалах. Да, да, скрежещи зубами, шипи, как хищный зверь. Ты мой пленник. Подожди, красавец Лейхтвейс, кумир женщин, ты скоро будешь сидеть за решеткой.

С дьявольским хохотом венгр сбежал с лестницы.

Тщетно Лейхтвейс пытался выломать дверь или сломать крепкий замок с толстыми досками, из которых дверь была сколочена, даже он со своей колоссальной силой не мог ничего поделать. Сколько он ни старался сломать замок — все его усилия ни к чему не привели. С окровавленными руками и покрытым потом лицом отошел он наконец от двери и с полуподавленным стоном опустился на пол рядом со столом, на котором горела лампа.

Тысячи лихорадочных мыслей проносились у него в голове. Спасения не было — он погиб! Граф, прибежавший на крик Финкеля, был прав: отсюда, с чердака, не было выхода, не было спасения.

— Лора, моя ненаглядная Лора, — думал Лейхтвейс. — Завтра ты тщетно будешь ждать меня. Я буду уже томиться в тюрьме, а ты будешь обречена на горе и отчаяние.

Мысль о горячо любимой девушке придала ему новую энергию, новую силу. Он решил во что бы то ни стало выйти из этого проклятого дома, хотя бы даже ценой нового, ужасного преступления. Лейхтвейс быстро вскочил на ноги.

В то же мгновение он подхватил лампу и хватил колпаком об пол, так что тот разлетелся вдребезги. Затем он влез на стол и поднес пламя близко к тесу крыши.

Сухое дерево почти тотчас же воспламенилось. Соскочив со стола и поставив лампу обратно, Лейхтвейс скрестил руки на груди и стал мрачно глядеть на разраставшееся пламя, дым от которого скоро стал выбиваться наружу.

В безумном смертельном страхе Финкель пытался разорвать веревки, которыми был связан. Он метался на полу, как помешанный, испускал глухие бессвязные звуки. В конце концов ему удалось подкатиться к ногам Лейхтвейса. Пальцами своих связанных рук он вцепился в его ноги, забывая, что сам своим бессердечием и обманом заставил принять его такое ужасное решение.

— Да, теперь ты охотно вернул бы мне мои бриллианты, Финкель! — с горькой усмешкой воскликнул Лейхтвейс. — Но теперь уж поздно. Или мы оба погибнем в пламени, или вместе спасемся.

Пламя с невероятной быстротой охватило весь чердак. Куски горевшей крыши падали на пол чердака, но Лейхтвейс быстро гасил огонь, наступая на него ногами. Он вовсе не хотел сжечь весь дом: его единственной целью было привлечь внимание соседей.

Удушливый дым наполнил весь чердак. Лейхтвейс открыл все окна и люки. Ворвавшийся снаружи ветер развеял дым и вместе с тем с новой силой раздул пламя.

— Пожар! — послышались крики с улицы. — Пожар! Горит дом Илиаса Финкеля.

— Давайте лестницы! Спасайте! Тушите! — кричала толпа.

Лейхтвейс высунулся в окно.

— Помогите! — крикнул он громовым голосом. — Здесь на чердаке есть люди. Дверь заперта, ключ потерян. Свяжите две лестницы и приставьте их к стене.

В ужасном волнении, охватившем все население еврейского квартала, никто не полюбопытствовал, кто именно кричит о помощи. Достаточно было того, что там находились люди в смертельной опасности.

Из соседних дворов притащили лестницы. Две самые длинные из них были связаны вместе и приставлены к стене. Но они не доходили до чердака.

Лейхтвейс связал вместе несколько крепких веревок и привязал к оконному переплету.

— Держите крепче лестницы, — крикнул он вниз, — держите, мы спускаемся.

Он отскочил еще раз от окна. Кинжалом разрезал веревки, которыми был связан Финкель, и вынул у него шарф изо рта. Ростовщик лежал в обмороке.

Лейхтвейс поднял его на руки, как ребенка. Он не хотел оставить Финкеля в горевшем доме, не хотел напрасно губить жизнь человека.

Подойдя к окну, Лейхтвейс вместе со своей ношей вылез наружу и схватился одной рукой за канат. Медленно стал он спускаться вниз. Оконный переплет согнулся, казалось, вся деревянная рама выскочит из стены.

Тысячная толпа, стоявшая на улице, затаила дыхание. Воцарилась тишина. Все смотрели на отважного человека, висевшего между небом и землей. Казалось, что сейчас он сорвется и полетит вниз.

Вдруг пронесся многотысячный радостный крик. Лейхтвейс коснулся ногами верхней перекладины лестницы. С кошачьей ловкостью спустился он вниз. Финкель, все еще в глубоком обмороке, был у него на руках. К ним простерлись тысячи рук.

С отчаянным криком Роза бросилась к своему отцу, которого Лейхтвейс осторожно спустил с рук на землю.

— Он умер! — крикнула еврейка и в отчаянии рвала на себе волосы. — Мой отец умер, а я… я…

Она громко зарыдала и бросилась к безжизненному телу своего отца. Лейхтвейс наклонился к ней и участливо коснулся рукой ее головы.

— Твой отец жив, — шепнул он ей. — От страха он только лишился чувств, но скоро он придет в себя.

— Как мне благодарить вас? Вы спасли его.

— Не для него я сделал это, — отозвался Лейхтвейс, бросив полный ненависти взгляд на ростовщика. — Он вполне заслужил смерть в пламени, так как толкнул меня на путь преступления. Но я вспомнил о тебе, бедное обманутое дитя. Я не хотел лишить тебя последней поддержки. Ты и без этого несчастна.

— Боже милосердный! Вы знаете…

— Я знаю все. А если когда-нибудь тебе нужен будет друг, то вспомни о Генрихе Антоне Лейхтвейсе и приходи ночью к Неробергу. Ты там найдешь меня. Сохрани только при себе эту тайну — она тебе пригодится.

Прежде чем изумленная девушка успела спросить еще что-нибудь, Лейхтвейс скрылся в густой толпе. Да и пора было.

По одной из боковых улиц, прокладывая себе дорогу в толпе и стремясь пробиться к пылающему дому, показался граф Батьяни. За ним бежала, подобно своре хищных волков, толпа полицейских.

— За мною! — кричал венгр. — Поджигатель должен еще находиться в доме. С чердака, в котором я его запер, не было никакого выхода.

Роза схватила его за рукав.

— Чего тебе нужно, жидовка? — грубо крикнул Батьяни. — Теперь мне некогда выслушивать твои глупые причитания. Надо поймать ценного зверя и этим вновь заслужить благоволение герцога.

— Вы ищете в нашем доме человека по имени Лейхтвейс? — спросила Роза.

— Да, я ищу грабителя и беглого преступника Лейхтвейса. И я найду его!

— Вы опоздали, граф Батьяни, — спокойно произнесла Роза. — Вон видите те лестницы? По ним спасся Лейхтвейс.