Визитная карточка хищницы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 29

– На помощь! Помогите! – орал он дурным голосом. От крика стало еще хуже. Сбилось дыхание. Закружилась голова. Он плюхнулся на полку, и горючие слезы полились у него из глаз. Он представил, как спустя некоторое время здесь, на мраморном полу, обнаружат его бездыханное тело. Как будет убиваться жена. А дочка останется круглой сиротой…

– Эй, соколик! Давай выметайся потихоньку. Мне убирать нужно, – раздался женский голос.

– Подите прочь!

У Романа еще хватило сил отмахнуться. Но гаснущее сознание все же зацепилось за какое-то несоответствие. Голос! Вот оно! Значит, он свободен. Плешков выскочил из парной. Зацепив ногой ведро, он плюхнулся в объятия рослой бабенки со шваброй в руках.

– Вы спасли меня!

Баба, видимо, не была настроена на патетический тон. Она как следует тряхнула Романа за плечи. Обессиленный не то от жары, не то от пережитого ужаса, он соображал не больше тряпичной куклы.

– Меня хотели убить… убить, – лепетал он.

– Эй, да что с тобой? Может, позвать врача? – Уборщица проявила наконец некоторое участие.

– Они убьют меня…

– Да что стряслось-то?

– Меня закрыли там… Они хотели, чтобы я умер.

Баба, отставив в сторону швабру, подошла поближе к Плешкову, заглянула в глаза, потянула носом воздух:

– Слышь-ка, соколик, а ты, часом, не пьян? Кому нужно тебя убивать? Дверь не была заперта…

– Клиент готов. Все в ажуре! – доложил Рябой, усаживаясь на заднее сиденье «Мерседеса».

– Что-то уж больно быстро, – подозрительно проговорила Ольга.

– Главное – доходчиво объяснить.

– Надеюсь, ты подробно изложил ему все, что мы от него ждем в суде?

– А как же… Вот ваша инструкция. – Рябой вытащил из кармана листок бумаги и помахал им в воздухе. – Я все разложил по полочкам. Как и на какой вопрос будет отвечать. Он парень понятливый. Усек все с полуслова.

– Хорошо. Поглядим.

– Ольга Ивановна, – обратился к Голицыной шофер. – Едем по адресу Громова?

– Навестить вдову, – хохотнул Рябой. – Жаль, старовата, а то бы я с ней пообщался.

– К Громовой не поедем, – пояснила Ольга. – Ее уже посетили наши люди. Дополнительного вмешательства не потребуется. Она все равно ничего не скажет. А вам неплохо уяснить следующее: не всегда нужно действовать силой, хитрость и смекалка иногда понадежней будут.

Рябой пожал плечами. Что до него, то он верил твердо: лучше пистолета может быть только автомат. Если, конечно, говорить об аргументах…

В судебное заседание явилась Клавдия Степановна Громова. Осунувшаяся, постаревшая после смерти супруга, она была безучастна ко всему происходящему. Воспоминания причиняли ей боль, и она хотела побыстрее, выполнив свой долг, уйти. Женщина скупо дала показания, никого не обвиняя и не оправдывая. Подобное мало устраивало государственного обвинителя.

– Клавдия Степановна, – начал Спиридонов. – Вот вы так все связно рассказываете, но, между прочим, ваш супруг погиб насильственной смертью.

– Спасибо, что напомнили. – Женщина горько усмехнулась.

– Значит, у него были неприязненные отношения с кем-нибудь. Ведь так?

– Георгий был очень принципиальным человеком, твердым и несгибаемым. Конечно, у него были недоброжелатели. Он последовательно выступал против приватизации «Сокола».

– Ага! – встрепенулся прокурор. – А Суворов выступал за то, чтобы прибрать предприятие к рукам. Значит, у них могли быть неприязненные отношения?

Председательствующий поднял брови «домиком» и постучал по столу карандашом.

– Прошу прокурора воздержаться от наводящих вопросов! – предупредил он.

– Хорошо, ваша честь! Я задам вопрос по-другому. Возникали ли у вашего супруга конфликты с Суворовым по поводу приватизации комбината?

– Возникали…

Прокурор удовлетворенно кивнул головой.

– Но с моим мужем работал не только Суворов, но и другие лица. Смею заверить, что с каждым из них были подобные неприятные разговоры.

– Ну а как же Суворов? Он давил на вашего супруга?

– Не больше других… А вообще надо отдать ему должное, когда все это произошло, он первый навестил Георгия в больнице. Волновался, советовал подстегнуть следствие. Он хотел, чтобы виновных нашли.

– Вот их и нашли, – угрюмо прогудел прокурор.

Судья вопросительно уставился на обвинителя и уже поднял вверх карандаш.

– Извините, ваша честь. Больше вопросов не имею.

– Защитник! Ваши вопросы?

– Всего только один. Клавдия Степановна, – вкрадчиво обратился к Громовой Грановский. – Я понимаю, каким испытанием для вас является этот процесс, но все же ответьте: вы связываете гибель вашего мужа с виновностью Суворова?

– Нет, – прозвучал твердый ответ.

– Что-то на следствии вы были менее категоричны, – вмешался прокурор.

– Следователь хотел слышать то, что хотел. А я, размышляя уже не один год, пришла к единственному выводу. Я не могу взять грех на душу и обвинить Суворова в том, что произошло.

Уходя со свидетельского места, Клавдия Степановна встретилась взглядом с Суворовым. Красивое живое лицо героя грандиозного судебного процесса не выражало сострадания. Помнится, она всегда говорила Георгию, что этот молодой человек плохо кончит. Жаль, конечно, что она не сможет убедить его в справедливости своих слов. Вот уже несколько лет как он лежит в сырой земле крупного городского кладбища.

Вдова в мельчайших подробностях помнила тот злосчастный поздний вечер февраля.

Снег возле трансформаторной будки обильно пропитан кровью. Муж лежит на спине, широко раскинув руки. Густые седые волосы супруга откинуты назад, алая липкая влага сочится из раны на голове. Рядом – помятый черный «дипломат», которым он пытался защититься от безжалостных ударов. Повсюду разбросаны спелые оранжевые апельсины – последний подарок любимой внучке.

Вот если бы он в тот вечер послушался Клавдию и не отлучался вечером по каким-то своим делам, возможно, беда прошла бы мимо. Хотя навряд ли… Еще за неделю до несчастья им кто-то прислал огромный хвойный венок с большими красно-белыми гвоздиками в центре. Траурная черная лента, гибкой змейкой стекая на пол, гласила: «Уважаемому Георгию Ивановичу от друзей. Покойся с миром».

Клавдия Степановна внимательнее взглянула в выразительные глаза Суворова. Какая-то смутная, едва уловимая мысль, дотошно сверля усталый мозг, никак не давала ей покоя. А именно: как странно, что за два дня до ее допроса в суде милый молодой человек с букетом цветов и объемистой коробкой конфет побывал у нее дома. Он представился журналистом одной из областных газет и даже показал вдове какие-то корочки. Они приятно провели время в воспоминаниях о трагически погибшем Георгии. Молодой представитель прессы был так участлив, что Клавдия Степановна, привыкшая в последнее время к людскому равнодушию и одиночеству, растаяла. Она опустошила перед журналистом все самые дальние тайники своей души. А потом, когда молодой человек ушел, она долго смотрела ему вслед из окна. Из-за трансформаторной будки выполз роскошный «Мерседес».

«Надо же! – удивилась Клавдия Степановна. – Когда я была помоложе, журналисты жили куда скромнее. Как все-таки меняются времена!»

Зять Громовой Роман держался неуверенно и, как и теща, только и мечтал о том, как поскорее смотаться отсюда. Зажатый в тиски страха, он отделывался односложными ответами, стараясь не встречаться взглядом с Суворовым.

– Скажите, вы часто видели Суворова на комбинате? – допрашивал Грановский.

– Да, приходилось…

– Значит, вы имели возможность рассмотреть его внешние приметы?

– Конечно.

– Если бы Суворов был среди нападавших тем февральским вечером, вы бы его узнали?

– Безусловно. Его там не было.

Грановский записывал ответы. Оторвавшись от бумаг, он встретился глазами с Елизаветой. Упреждая возможную глупость с ее стороны, он опять обратился к потерпевшему:

– Посмотрите, пожалуйста, вон на того человека в отдельной клетке. Зверев, будьте добры, приподнимитесь!