Визитная карточка хищницы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 60

– Мама, давай отдадим папу навсегда в тюрьму, – как-то сказала Ольга матери.

В ответ она получила увесистую оплеуху.

– Ты что придумала, мерзавка!

Мать была вечно замотанной женщиной, худой и усталой, как унылая кляча. Она исправно мыла полы в подъездах и отдавала мужу часть зарплаты, которую тот тратил на спиртное. Муженек периодически пускал в ход кулаки, и глаза матери поочередно сияли свежепоставленными фонарями. Она кричала, плакала, но изменить раз и навсегда свою жизнь не решалась. Вцепившись как клещ в московского выпивоху, она смиренно пережидала запои, носила передачки мужу, когда тот в очередной раз попадался в руки служителей порядка. Дети голодали, но это, похоже, никого не интересовало, кроме пожилой соседки, приносившей малышам то пирожки, то кашку.

О детском саде у Оли сохранились самые смутные воспоминания. Она помнила, что в первый же день поссорилась с каким-то мальчиком. Тот пытался отобрать у нее ведерко в песочнице. Ольга сказала что-то такое, что у воспитательниц глаза полезли на лоб. Вечером мама мальчугана устроила скандал: «У нас нормальная интеллигентная семья! И я не позволю, чтобы всякий сброд обзывал моего ребенка матом».

– Мама, а что такое сброд? – спросила девочка у мамы и получила очередную затрещину. Больше ее в садик не водили.

Хуже стало, когда Оля пошла в школу. Перед первым школьным днем отец, обещавший купить цветы, не явился ночевать. Утром девочка нарвала букет на дворовой клумбе и пошла с ним в школу. У нее были от природы неплохие способности, живой восприимчивый ум и любознательность. Однако на успеваемости сказывались бессонные ночи и плохое питание. Она еле перебивалась на тройки и четверки. Прозвище Заплатка твердо прикрепилось к ней. Ребята высмеивали ее заштопанные чулки, старенькую, с чужого плеча форму с заплатами на локтях. Оля была в отчаянии. Она стирала и гладила школьное платье сама, но не могла привести в нормальное состояние это убожество.

Подруг у нее почти не было. Но она заглядывалась на хорошенькую отличницу Соню. Та была, как говорится, «из хорошей семьи». Соня щеголяла в коротенькой плиссированной форме синего цвета, в то время как все другие девочки носили скучный коричневый цвет. У нее были невероятной красоты газовые фартуки, привезенные родителями из Прибалтики. Роскошные гипюровые воротнички, пышные банты на черных как смоль кудряшках завершали портрет. Сонин отец частенько выезжал за границу и привозил ей оттуда потрясающие вещи, над которыми охал весь класс.

Лет с четырнадцати внешность Ольги стала претерпевать большие изменения. Вначале она вытянулась и обогнала в росте всех мальчишек в классе, за что получила дополнительное прозвище Оглобля. На непомерно худом, почти прозрачном личике светились устрашающе огромные, какого-то невероятного оттенка глаза. Рот был большим, а подбородок – упрямым. Однако природа упорно лепила из Ольги что-то отвечающее ее глубокому замыслу. И уже к выпускным классам девушка стала обладательницей чудесных стройных ног, тоненькой талии, полного бюста и восхитительного цвета ореховых глаз. Но все это великолепие скрывалось под толщей некрасивой, хотя и опрятной, старомодной одежды. Неудивительно, что отбор в Дом моделей Ольга не прошла. Она, как природный драгоценный камень, нуждалась в мастерской огранке и королевской оправе.

Ольга жестоко переживала свое поражение, как вдруг услышала голос, принадлежащий какому-то странному субъекту мужского пола с пышной копной длинных волос:

– Девушка! Не стоит расстраиваться. Что им известно о настоящей красоте? Поверьте мне, вы – бриллиант, и я хочу предложить вам работу.

– А кто вы? – спросила заинтригованная Ольга.

– Я художник и фотограф в одном лице. Вы знакомы с работой фотомодели?

– Нет, – завороженно ответила она.

– Манекенщицы – это бред, мишура, ерунда! Ходить по подиуму вперед-назад. Я же предлагаю вам весь мир. Ваши фотографии, опубликованные в журналах, произведут взрыв! Катастрофу! Вы станете известной. Только представьте – толпы поклонников, цветы….

В общем, Ольгу не пришлось долго уговаривать. Придя по нужному адресу в назначенное время, она оказалась в каком-то полуподвальном помещении, отдаленно напоминающем мастерскую. Лохматый художник-фотограф встретил ее тепло. Разливая соловьиные трели о своем искусстве, он показал Ольге несколько своих работ. На них были запечатлены обнаженные девушки в разных ракурсах и позах. Видеть подобные творения Ольге уже приходилось. Соня тайком от родителей притаскивала в школу заграничные журналы, и они на переменке в туалете их рассматривали. Было интересно и опасно. Пунцовые от стыда девчонки нервно хихикали и толкали друг друга в бок. Ольге и в голову не могло прийти, что ей в будущем предложат заниматься подобным бесстыдством. Она сказала несколько резких слов художнику. Но тот, не обратив внимания на оскорбления, назвал свою цену. Ольга была ошеломлена, но, преодолев искушение, ушла.

В течение месяца она честно пыталась найти работу. Дома, помимо обычной брани, ей теперь приходилось выслушивать хлесткие обвинения в тунеядстве, нахлебничестве. Мать настаивала на том, что в домоуправлении требуются уборщицы, и если Ольга проявит хоть немного расторопности, то это место может принадлежать ей. По непонятной причине дочь отказывалась. Неожиданно родители объединились и единым фронтом пытались задавить ее упрямство.

– Подумаешь, королева сахарная! – орал отец. – Руки ей пачкать неохота! Мы на тебя всю жизнь ишачить не будем.

– Выучили на свое горе, – вторила мать. – Ишь, она теперь умная и работать не хочет.

Помыкавшись еще неделю, Ольга пошла по знакомому адресу. Лохматый ничуть не удивился ее появлению. Ласково воркуя, он предложил ей раздеться. Сгорая от стыда, девушка сбросила одежду.

– Класс! – восхищенно промямлил художник и уже протянул руку к ее груди, как тотчас же получил пощечину.

– С таким характером богатой не станешь! – прошипел обиженный провидец, но впредь подобных попыток не допускал.

Начали они с простых фотографий обнаженной натуры, носящих даже некий оттенок художественности. Нагая Ольга с розой… Ольга под газовым покрывалом… Ольга-колдунья в обрамлении распущенных волос…

– Она профессионалка! – захлебывался от похвал фотограф, показывая свои творения коллегам по нелегальному бизнесу.

Постепенно гонорары Ольги возросли, но и фотографии стали откровенней. На них уже не было девушки с поэтичной грустью в глазах, на них была бесстыдная красотка, открывающая свои прелести любому желающему. Она была похотливая стерва, она была оторва… но только на cнимках. Едва заканчивался сеанс, она забирала положенные ей деньги, деловито застегивала джинсы и холодно прощалась до следующего раза.

У нее было несколько непродолжительных романов, но личная жизнь как-то не клеилась. Возможно, виной всему была ее работа. Мужские масленые глаза, рассматривающие ее тело, вызывали у нее стойкое отвращение, и поэтому после нескольких встреч она рвала отношения со своими поклонниками.

Денег, которые она зарабатывала, ей хватало для того, чтобы снять квартиру в Черемушках, прилично одеваться, хорошо питаться. Изредка она наведывалась к родителям. Отношение к ней резко изменилось. Отец хвастливо заявлял соседям, что у него дочь манекенщица у самого Зайцева. Мать заискивающе заглядывала в глаза. Младшие брат и сестра завистливо разглядывали модную одежду с импортными лейблами. Ольга оставляла им денег и с облегчением уезжала.

Денег хватало, но ее запросы росли. И когда она получила предложение сняться в небольшом фильме (минут двадцать, от силы!) в паре с мужчиной, она недолго думая согласилась. Ольга слабо разбиралась тогда, чем отличается эротика от порнографии, но ей почему-то казалось, что они занимаются скорее вторым, нежели первым. Подпольные кинодельцы были от нее в восторге. Еще бы! Они привыкли снимать второсортный материал с обвисшими грудями и дряблыми ягодицами, и эта девочка, сошедшая будто бы со страниц «Плейбоя», казалась им чудом. Ольга заработала приличные деньги и купила себе однокомнатную квартирку на «Речном вокзале».