Адвокат Казановы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 38

– Может быть, – согласился Андрей. – Но подведем итоги. Дело закончено. Твой клиент вполне заслуженно должен был отправиться валить лес на Север, и ваши жизненные пути разошлись. Но одновременно закончились отношения с близким знакомым. Ради кого и ради чего? Ради человека, который убил его сестру? Убил жестоко, из-за денег. Ты хоть сейчас не будешь спорить, что Серебров виновен?

– Пожалуй, не буду.

– Ладно, хоть это ты поняла, – со вздохом произнес Андрей. – Я думаю, своим последним поступком он показал, на что способен. Ваш Аполлон, до поры до времени скрывавшийся под шкуркой белой пушистой овечки, оказался матерым волком. Почувствовал, что расплата близка, и скрылся, использовав всю свою криминальную смекалку. И вот кого ты защищала! И ты хотела, чтобы он избежал наказания.

– Лиза, прошу тебя, будь осторожна! – завела свою пластинку Ольга Сергеевна. – Подобный человек способен на все!

– Мама, оставь ее, – попросил Андрей. Затем, обращаясь к супруге, продолжил: – Было бы лучше, если бы ты навестила Вощинского. Не нужно никаких извинений, просто поговори с ним по-человечески. Он – человек отходчивый и не привык долго держать обиду. Ему, я думаю, будет приятно твое внимание.

– Хорошая идея, Лиза! – подтвердила свекровь. – Ты поедешь?

– Я? Я подумаю, – уклончиво ответила Елизавета. – Обещаю…

Крепкий февральский морозец сковал тротуары ледяной броней, по которой кроссовки скользили, как коньки. Дмитрий, одежду которого составлял спортивный костюм с белыми лампасами, тонкая стеганая куртка и шапочка, был похож на типичного горожанина, выскочившего на пару минут в булочную за хлебом. Временами он переходил на бег трусцой, самый безопасный сейчас, по его мнению, способ передвижения. Так, во всяком случае, он походил на чокнутого спортсмена, для которого двадцать градусов ниже нуля – вполне обычное дело. Однако его быстро начинала мучить одышка. Сидение в следственном изоляторе не прошло для него бесследно. Физическую форму требовалось восстанавливать. Но, конечно, не о том думал он, спеша по знакомому адресу в то февральское утро.

Слава богу, шустрому мужичку, соседу по автозаку, удалось избавить его и от второго наручника, и, пожав друг другу руки, они разошлись в разные стороны, отчаянно надеясь никогда не встретиться вновь. Беглецы не говорили о своих ближайших планах, у каждого теперь была своя дорога.

Дмитрий проехал несколько остановок на трамвае. Дородная, неповоротливая тетка-контролер, гоняя безбилетную мелюзгу, не обратила внимания на стоящего на задней площадке молодого мужчину. А может, просто не захотела связываться. Должно быть, в его взгляде отражалось отчаяние одичавшего пса, которого лучше пропустить, не замечая, чем попытаться преградить ему путь. Во всяком случае, стоявшая рядом молоденькая девушка-студентка, бросив на Сереброва настороженный взгляд, предпочла перейти на другое место.

Очутившись в теплом подъезде, Дмитрий несколько минут простоял под лестницей, пытаясь унять бешеное биение сердца. Откуда-то доносился детский смех, такой чуждый его слуху после месяцев, проведенных в тюремных стенах, что Дмитрий некоторое время вслушивался в него, как в экзотическую музыку. Его нос улавливал запахи домашней пищи, он представлял скворчащее на сковороде мясо с румяной картошкой и глотал слюнки. Но его никто не ждал за чужими, обтянутыми дерматином, оснащенными замками, глазками и цепочками дверями. Никто и не собирался выходить ему навстречу и говорить: «Слава богу, ты пришел!» Ему не стоило привлекать к себе внимание, и Дмитрий начал быстро подниматься по лестнице. У двери со знакомой выщербиной на косяке на мгновение остановился. Звонок отозвался знакомой мелодией. «Дома никого нет», – подумал он, прислушиваясь к тишине по ту сторону створки. Но вот раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка, одетая в домашний халат.

– Вы к кому? – спросила она, оглядывая незнакомца без всякой опаски.

– Мне нужна Нора Малинина, – ответил он. – Я ее знакомый.

Девушка смотрела на него пристально, словно тестируя на честность, но потом все же сделала шаг назад, пропуская в квартиру…

Дубровская немного нервничала, когда парковала свой автомобиль на площадке, окруженной седыми от инея деревьями. По настоянию Андрея она все же решила навестить Павла Алексеевича и сделать попытку восстановления добрых отношений. Конечно, господин Вощинский не так воспитан, чтобы, пренебрегая правилами гостеприимства, не пустить ее на порог своего дома. Но и ожидаемая беседа на ледяных тонах еле сдерживаемого недоброжелательства радовала ее не особенно. Однако чего не сделаешь ради любимых домочадцев, которые извели ее в последнее время упреками, сетуя на то, что она отвадила от их дома верного друга семьи.

В общем, Елизавета вынуждена была им подчиниться, хотя теперь, стоя перед массивными дверями, трусливо размышляла, не стоило ли ей захватить с собой свекровь. Ольга Сергеевна своим неуемным светским трепом как нельзя лучше могла бы поспособствовать созданию непринужденной атмосферы. В конце концов, Лиза не придумала даже предлога для своего визита, невнятно проговорив по телефону что-то типа «хотела бы с вами встретиться». Конечно, ей не за что извиняться перед Вощинским (вот уж в чем она была убеждена на все сто!), но какой-то неприятный осадок в душе все равно не давал ей покоя.

Вощинский встретил ее сам, не прибегнув к услугам Константина. Он даже не стал настаивать на войлочных туфлях, но Елизавета, припоминая причитания дворецкого по поводу вмятин на паркете, надела их сама. Павел Алексеевич провел гостью в столовую, где их уже поджидал красиво сервированный стол для послеобеденного чая. На блюде красовалось домашнее печенье, а серебряные ложечки тонули в вазочках с ароматным вареньем. Сервиз был определенно взят из старомодного пузатого комода и предназначался только для особых гостей. Одним словом, ее встречали как друга, что обнадеживало.

Вопреки Лизиным опасениям, Вощинский оказался сама галантность. Он не стал выспрашивать, что занесло ее к нему в гости, а просто усиленно угощал вареньем, рассказывая, как оно приготовлено, и предлагая для дегустации разные сорта. Дубровская, предпочитающая всему на свете обыкновенное сгущенное молоко, тем не менее исправно открывала рот, отправляя туда ложку за ложкой. В речи Павла Алексеевича звучали все те словечки, которыми он потчевал ее и раньше. «Голубушка», «душечка», «милочка» и тому подобная чепуха, такая же приторная на слух, как и варенье на вкус.

– Голубушка, – говорил он ей, вытаскивая на свет божий еще одну баночку из буфета, – вы непременно должны оценить еще и это. Деликатный домашний конфитюр из груши.

Дубровская покорно бренчала ложкой, с опаской ожидая, что от непомерного количества сладостей у нее прямо сразу начнется диабет. Улучив паузу в содержательном рассказе Вощинского о садовых культурах, она все-таки задала вопрос:

– А вы сейчас живете здесь?

Конечно, ее интересовало, переехал ли Павел Алексеевич в дом своей сестры и как обстоят его дела с наследством. Но совать нос в его личные дела было неприлично.

Вощинский покачал головой:

– Нет, все никак не решусь. Прихожу сюда днем, даже перевез некоторые свои вещи, но остаться здесь на ночь… Увольте!

Павел Алексеевич понизил голос до шепота:

– Мне кажется, здесь живут привидения!

Лиза посмотрела на него с сочувствием. Должно быть, жить в доме, в котором произошло убийство, и впрямь не очень уютно.

– Тут очень много комнат, и вечерами мне тут становится страшно. Представьте, милочка, что в абсолютно пустом, покинутом людьми доме раздается скрип, будто бы кто-то тихо ходит, проверяя свои владения. А потом какие-то щелчки, тихий шелест. Нет, жить здесь – не по мне! Возможно, когда я сделаю в доме кое-какой ремонт, что-нибудь и изменится, но пока я предпочитаю проводить ночи в своей маленькой холостяцкой берлоге.

– Я понимаю, – вежливо проговорила Лиза.