Сборник рассказов и повестей - Лукина Любовь Александровна. Страница 30

— Ноу! Ноу!.. — испугался Мосин. — Это я Сергей. — Он стукнул себя в грудь костяшками пальцев. — Сергей.

До иностранца наконец дошло.

— Тоха, — печально назвался он, глядя на зажигалку.

Что он в ней нашел? Дешевая, даже не газовая, в магазине таких полно.

— Итыз прэзэнт, — отчаянно скребя в затылке, сказал Мосин. — Ну не фо сэйл, а так…

Когда ему удалось втолковать, что зажигалку он дарит, киношник остолбенел. Потом начал хлопать себя по груди, где у него располагались карманы. Отдариться было нечем, и лицо его выразило отчаяние.

— Да брось, — неискренне сказал Мосин, — не надо… Давай лучше закурим.

Иностранец не понял. Сергей повторил предложение на международном языке жестов. Иностранец опять не понял. Тогда Сергей просто ткнул пальцем в сигарету. Парень очень удивился и отдал ее Мосину.

Тот сразу же уяснил ошибку: это была не сигарета. Цилиндрическая палочка, на две трети — белая, на треть — черная. На ощупь вроде бы пластмассовая, а на вес вроде бы металл. Но возвращать ее уже было поздно.

— Сэнькью, — поблагодарил Мосин. — Грацио.

Иностранец в восторге пощелкал зажигалкой и куда-то вприпрыжку побежал. Потом вспомнил про Сергея и приглашающе махнул ему рукой. Несерьезный какой-то иностранец. Тоха… Видимо, Антонио.

И Мосин последовал за ним, вполне довольный ходом событий. С сигаретообразной палочкой, конечно, вышла накладка, но зато удалось завязать знакомство.

2

В коммерческие контакты с иностранцами Мосину вступать еще не приходилось. Его сфера — знакомые и знакомые знакомых. Есть бедра, и есть фирменные джинсы, которые на эти бедра не лезут. "Хорошо, — соглашается Мосин, — я знаю такие бедра. Сколько просить?" К примеру, столько-то. «Хорошо», — говорит Мосин и просит на червонец дороже. И все довольны. А вот иностранцы…

Тоха привел его к наклонно натянутому тенту, под которым расположились два парня и молодая… актриса, наверное. Для технического работника девушка выглядела слишком эффектно.

— Сергей, — представил его Тоха.

Девушка и один из парней с интересом посмотрели на гостя. Третий из их компании лежал на спине и даже не пошевелился, только приоткрыл один глаз.

— Реликт, — мрачно бросил он и снова зажмурился.

— Сам ты реликт, — ответил ему Тоха на чистейшем русском языке.

Девушка рассмеялась, а Мосин оторопело раскланялся и тоже присел на травку, положив «дипломат» рядом. Какого же тогда черта он изъяснялся одними жестами и восклицаниями! Неужели наши? Откуда они такие? И что на них? Парни были одеты почти одинаково: тонкие серебристые куртки и легкомысленно-радужные шорты. На девушке было что-то отдаленно похожее на платье, клубящееся у плеч и струящееся у бедер.

Между тем они так бесцеремонно рассматривали Мосина, что можно было подумать, будто именно он вырядился бог знает как. Вообще-то, конечно, майку с акулой встретишь не на каждом — в городе их всего четыре: одна у Мосина, одна у Алика и две у Зиновьева из филармонии, но он их, наверное, уже кому-нибудь толкнул…

— Визуешься? — на каком-то невообразимом жаргоне полюбопытствовала девушка.

Кажется, спрашивали о роде занятий.

— Н-нет, — отозвался он неуверенно. — Я — фотограф.

Все так и покатились от хохота, как будто Мосин выдал первоклассную остроту.

— А! Знаю, — сказала девушка. — Он из института.

И кивнула в сторону не видимой из-за тента стены. Это предположение вызвало новый взрыв веселья, хотя Мосин, например, юмора не понял: ну, работает человек в институте, и что тут смешного?

— А вы откуда?

— С Большой.

— И… как так? — растерявшись, спросил он.

— Много.

Похоже, над Мосиным все-таки издевались.

— Это не репродуктор! — внезапно удивилась девушка.

Все повернулись к ней.

— Это… чемодан, — выговорила она, завороженно глядя на мосинский "дипломат".

В ту же минуту молодые люди оказались стоящими на коленях вокруг «дипломата». Потом разом уставились на Мосина.

— Музейный похититель, — с уважением предположил один из парней.

— Что ты им делаешь? — Кажется, этот вопрос волновал всех.

— Ношу, — буркнул Мосин, начиная злиться.

— Архачит, — пояснил Тоха.

Рука девушки неуверенно потянулась к замку. Красивая рука. Тонкая.

Смуглая.

— Эврика, — укоризненно одернул мрачный малый, которому Мосин, кажется, не понравился с первого взгляда.

"Эврика"! Ну и имечко! — подумал Сергей. — Из мультика, что ли?"

Но тут девушка испуганно взглянула на него, и делец в Мосине скоропостижно скончался. Она была совершенно не в его вкусе: узкие бедра, едва намеченная грудь — фигура подростка. Но это сочетание светлых пепельных волос, загорелого лица и огромных серых глаз уложило его наповал.

"Можно?" — спросили ее глаза.

"Да! — ответили им мосинские. — Да! Конечно!"

Эврика откинула оба замка и осторожно подняла крышку, явив взглядам присутствующих фирменный пакет.

Никто сначала не понял, что перед ними. И только когда пеньюар, шурша кружевами, выскользнул из пальцев растерявшейся Эврики, когда, расправив и разложив его на зеленой траве, все отступили на шаг, возникла такая пауза, что Мосину стало не по себе.

— Денису показывал?

— Это… Давыдову? — удивился Мосин. — Зачем?

— И правильно, — поддержала Эврика. — Я приложу?

— Да, — сказал Мосин. — Да. Конечно.

— Равнение на институт! — радостно скомандовала Эврика.

Парни с ухмылками отвернулись к полотну тента, и Мосин почувствовал обиду за свое учреждение, хотя сам о нем обычно отзывался крайне нелестно.

Наконец Эврика разрешила обернуться.

— У-у-у!.. — восхищенно протянул Тоха.

Эврика была в пеньюаре. Но Мосин смотрел не на нее — он смотрел на брошенное в траву голубое платье! Девушка не расстегнула, она попросту разорвала его сверху донизу и отшвырнула, как тряпку.

Такую вещь!..

Он перевел глаза на Эврику. А та, чем-то недовольная, сосредоточенно смотрела на свои сандалии. Потом решительно сбросила их и, собрав вместе с платьем в одну охапку, подбежала к приземистому синему автомату с множеством кнопок и вместительной нишей. Запихнув все в боковое отверстие, девушка на секунду задумалась, затем начала нажимать кнопки. Выхватила из ниши пару ажурных розовых туфелек, обулась и с торжествующей улыбкой пошла прямо на Мосина — так, во всяком случае, ему показалось.