Граальщики - Холт Том. Страница 30

– Кажется, это было в американской конституции, – отвечал Бедевер. Где-то в глубине камеры раздавался капающий звук. Так всегда обстоит с тюрьмами. Водопроводы здесь хуже, чем в отелях.

– Пятьдесят шесть фунтов за два дня! – разразился Туркин, показывая на свой живот, переливающийся через пояс и грозящий стечь на бедра. – Боже милосердный, – произнес он с горечью, – если это продлится еще немного, на меня даже носки перестанут налезать. А ведь, – в отчаянии добавил он, – они даже ни разу не дали нам поесть!

Бедевер печально кивнул. Сам он никогда не был особенно строен – он был из тех людей, которым достаточно лишь взглянуть на шоколадный торт, чтобы начать округляться в талии, – так что это не было для него такой уж катастрофой; но Туркин, как он знал, всегда немного фанатично относился к своей фигуре. Даже в школе, вспомнил он; хотя вряд ли там существовала серьезная угроза растолстеть на полбуханке хлеба и кружке выдохшегося меда в день. Он улыбнулся слабой – и, поскольку в камере было абсолютно темно, бесполезной – улыбкой, и попытался придумать что-нибудь вдохновляющее для своего друга. У него ничего не вышло.

В том, чтобы быть положенным на депозитный счет, нет ничего веселого. Спросите у пятифунтовой банкноты.

Бедевер слегка пошевелился на соломе, к своему беспокойству обнаружив, что его стало гораздо больше, чем он привык, и что от него требуется довольно большое усилие уже для того, чтобы передвинуть эту массу с места на место.

– Откуда нам знать, может быть, мы все же можем сделать что-нибудь толковое. Давай-ка на минутку сядем и подумаем, хорошо?

– Прекрасно, – Туркин сердито взглянул на него, или, по крайней мере, туда, где он видел его в последний раз. В камере стояла непроницаемая тьма. – Давай кратко обобщим ситуацию, согласен? Мы находимся в камере в глубине какого-то замка или чего-то подобного…

– В подвале, – сказал Бедевер.

– Хорошо, черт с ним, в подвале, какая разница! Мы прикованы к стене этого подвала, и…

– В подвале банка, – продолжал Бедевер, говоря более или менее сам с собой. В ходе долгого общения он обнаружил, что когда у тебя нет других собеседников, кроме сэра Туркина, довольно часто разговор с самим собой является единственным способом поддерживать интеллигентную беседу. – В подвале банка, – повторил он.

– Хорошо, – прорычал Туркин, – в подвале банка, если тебе от этого легче. Мы прикованы к стене, жирные как свиньи, и с каждой секундой делаемся жирнее…

– И тяжелее.

– Благодарю за подсказку, мистер Тактичный. И, как вы столь проницательно заметили, тяжелее. И…

Бедевер открыл глаза.

– Ну да, – тихо произнес он. – Мы становимся тяжелее, и мы в банковском подвале. На депозите. Да, кажется, здесь мы можем до чего-нибудь докопаться.

– Боже мой, – продолжал Туркин, не слушая, – страшно подумать, что делается с моими артериями! Они, небось, уже такие твердые, что сгодятся на дуло пистолета. Десять лет я просидел на высокообезжиренном маргарине, и все насмарку!

– Тур, – сказал Бедевер, – перестань ныть на минутку и послушай меня.

Туркин прервался посередине очередной жалобы. Было что-то такое в этом мальчишке Бедевере – он мельком замечал это несколько раз за эти годы, – что заставляло окружающих слушать его, когда он говорил вот так, как сейчас. Не то чтобы он хоть раз сказал что-нибудь стоящее, разумеется; обычно он заканчивал речь каким-нибудь глубокомысленным замечанием вроде: «кажется мне, что мы заблудились», или «уже поздно; думаю, нам стоит возвращаться», или даже «дракой, знаешь ли, ничего не решишь». Проблема малыша Беддерса была в том, если уж говорить начистоту, что у него между ушами простаивало без дела слишком много пустого пространства.

– Так вот, – спокойно произнес Бедевер, – я хочу, чтобы ты встал.

Ну что ж, подумал сэр Туркин, почему бы нет? Все равно делать нечего. Он встал.

– Ты стоишь, Тур?

– Да.

– Спасибо. Теперь пройди вперед, пока не достигнешь конца цепи.

– Это что, новый вид аэробики, Беддерс? Потому что если это так, то я перепробовал все что можно, и…

Бедевер покачал головой.

– Просто делай то, что я говорю, старина, ладно? Спасибо. Ты дошел?

– Да.

– Замечательно. Теперь, – продолжал Бедевер, – я хочу, чтобы ты упал вперед.

В темноте послышалось слабое звяканье.

– Что ты сказал?

– Падай вперед, будь другом, – сказал Бедевер. – Как будто ты хочешь упасть плашмя лицом вниз. Просто попробуй, ну пожалуйста!

– С тобой все в порядке, Беддерс? – осторожно спросил Туркин. – Голодовка на тебя, случаем, не повлияла? Понимаешь, я слышал, как рассказывали, что если долго не есть, то становишься немного слаб на голову. Ты не видишь каких-нибудь галлюцинаций или чего-нибудь такого?

– Нет, спасибо, я чувствую себя хорошо, – спокойно отвечал Бедевер. – Итак, сейчас я сосчитаю до трех. Один. Два…

На счете три раздался скрежет и звук выворачиваемого камня.

– Ага, – сказал Туркин, переводя дыхание. – Кажется, я понимаю, чего ты добиваешься. Ты думаешь, что мой увеличившийся вес поможет мне вытащить цепь из стены. Хорошая мысль.

Бедевер, скрытый спасительным мраком, состроил гримасу отчаяния и медленно досчитал до пяти.

– Ты угадал, Тур. Давай попробуем еще разок, ты не против?

Потребовалось еще семь попыток, прежде чем раздался наконец громкий треск и отчаянные ругательства, заглушенные тушей сэра Туркина, навалившейся сверху. Затем послышалось радостное восклицание.

– Ну вот, – сказал Бедевер. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично! – отвечал Туркин. – Цепь выскочила из стены, как пробка из бутылки. Бог мой, Беддерс, я, должно быть набрал чертову уйму веса, если смог провернуть такое дело!

Бедевер испустил вздох.

– Замечательно, – произнес он. – Ты крутой парень, Тур, да простится мне такое выражение. Теперь иди сюда и помоги мне справиться с моей цепью.

Имея дело с двумя бочонкообразными рыцарями, налегающими на нее со всей мочи, скоба, посредством которой цепь Бедевера крепилась к стене, не имела ни одного шанса. Бедевер, разумеется, предпочел бы, чтобы, когда скоба подалась, его соратник избрал для приземления какое-нибудь другое место, а не его голову, но, как говорится, не разбив яйца, не сделаешь омлета. Он выбрался из-под товарища, встал и отряхнулся.

– Ну что ж, – сказал он, – мы уже кое-что имеем. – Он вытянул ногу и нащупал нечто холодное, маленькое и тяжелое. Целую груду. Пошевелив ногой, он услышал тяжелый металлический звук, словно упал свинцовый брусок.

– Как я и говорил, – пробормотал он себе под нос, – банковский подвал. Эй, Тур, ты знал, что мы находимся в банковском подвале?

– Да, ты упоминал об этом.

– А ты знаешь, что мы сейчас будем делать, Тур? Сейчас, – провозгласил Бедевер, улыбаясь сам себе, – мы будем грабить его!

Последовала тишина, прерываемая лишь этим проклятым капающим звуком. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, пообещал себе Туркин, я сделаю отбивную из первого же водопроводчика, который попадется мне навстречу.

– Что ты сказал? – переспросил он.

– Мы собираемся ограбить банк, Тур! – радостно сказал Бедевер. – Да что с тобой, у тебя уши заложило, что ли?

Настало время, сказал себе Туркин, разобраться с некоторыми вещами – например, кто здесь старший.

– Слушай, – сказал он, – хорошо, когда есть место для всего и все на своем месте, как говаривала моя старушка матушка. Давай сначала выберемся отсюда, а потом уже будем думать о…

– Ты идиот, Тур, знаешь ли ты это? – воскликнул Бедевер, чрезвычайно чему-то радуясь. – Послушай. Мы сделаем вот как…

Каллист, Уполномоченный Кассир, стряхнул дремоту и натянул свой шлем. Его офис полнился звоном сигналов тревоги. Либо наступил конец света, либо кто-то грабил сокровищницы банка, вероятность чего, учитывая обстоятельства, была шесть к полутора дюжинам.

Имея пятерых клерков за плечами и большую деревянную палицу, усеянную гвоздями, в правой руке, он на цыпочках прошел по коридору, открыл дверь подвала и вошел внутрь. Клерки, тоже вполне бравые ребята, последовали за ним.