Женщина-трансформер - Нестерина Елена Вячеславовна. Страница 64

Задаю ставший уже традиционным здесь вопрос:

– А вы сами-то этого мутанта видели?

– Очень издалека, – тут же охотно сообщил мне Галактион.

Э, нет – это совершенно не значит, что я ему тоже покажусь! Да ни за что, да никогда. Да.

– Вы знаете, предварительный результат, который мы получили после изучения материалов, такой: все эти явления возникли вследствие различных визуальных эффектов, образованных облачностью, осадками и их взаимодействием, – уверенно заявила я.

– Ну… – разумеется, не поверил журналист.

– А вы вспомните, не казались ли вам в этом году нереально крупными звёзды – летом, в августе, например? – глянув на Глеба, вдруг вспомнила я. Потому что больше придумать ничего не могла. И тут вдруг в памяти всплыл рассказ Глеба – знатока народных примет. – Помните, никогда такого не было: огромные звёзды, и падали так медленно! Все ещё удивлялись. Даже в газете об этом писали. Кажется. Да, люди всё удивлялись – и чего такие большие звёзды, неужели они к нам ближе стали, да? Помните?

Так врала я, хотя никаких местных звёзд не видела. Правда, в Москве они были те же самые, но внимания на них я в августе не обращала. Это точно.

И моя танковая атака удалась.

– Ну, что-то такое да… – неуверенно начал Полуэктов. Но затем уже более решительно продолжил: – И ведь писали про звёзды.

– Вот! – бесстыдным образом запутывая его, врала я. – Это результат того же самого явления, что и огромный мутант, который якобы всем видится! Над вашей областью образовалась некая газово-водяная сфера, то есть таким образом ведут себя поднявшиеся в воздух газы и испарения, что создают нечто вроде линзы! Поэтому всё видится укрупнённым. И звёзды, и любые другие предметы. На самолёты ведь мы не обращаем внимания, маленький он там летит в небе или большой. Всё ведь зависит от высоты, на которой он идёт. Очень маленьким нам он видится – значит, высоко идёт. Побольше – значит, ниже. Правильно же?

– Да.

– И с птицами то же самое! Как только птица попадает в искривлённую газово-воздушной линзой зону – она дико увеличивается в размерах! Вернее, это нам с земли так кажется. Мы же смотрим на неё сквозь возникшую увеличивающую линзу. Поэтому её и сфотографировать можно. Мы же её на самом деле видим.

Надеюсь, врала я убедительно. Потому что журналист растерялся. И расстроился. Ведь рушилась мечта. Небо увеличивало птиц – и всего-то навсего… Мутанта никакого нет. Зря его фотографировали…

– Экологи и защитники природы уже активно взялись за решение этой проблемы, – продолжала я, не давая Г. Полуэктову опомниться. – Кстати, на качестве воздуха, которым мы дышим, это совершенно не отражается. Регулярно проводятся тщательные замеры. Контроль ведётся на высочайшем уровне. Мне, как председателю комиссии, ежедневно предоставляются отчёты. Так что у вас теперь работы прибавится. Вы меня понимаете?

– Да. Не совсем…

– Вы, как талантливый журналист, как хорошо информированный специалист, должны положить конец разгулу мракобесия. Напишите статью о том, что я вам сейчас рассказала. Это предварительные результаты, но совершенно достоверные. А потому вы смело можете их обнародовать. Расскажите читателям о том, как зрительно увеличиваются птицы, попадая в зону преломления лучей и водяного пара, развейте миф об этом самом мутанте. Ведь ваше издание – не жёлтая пресса, распространяющая всякие нелепые слухи на потребу толпы.

– Нет, нет, не жёлтая!

– Поэтому – старайтесь! И успехов вам. Вы делаете большое благородное дело. – Я поднялась из-за стола. – Пишите и публикуйте статью. А я обещаю, что её перепечатает с вашего разрешения одно из центральных изданий.

Вот.

Покидая райцентр, мы с Глебом обсуждали итоги нашей акции.

– Конечно, любой физик тут же развенчает мой бред, но что делать? – Я стыдливо чесала голову.

– Зато, может, отстанут, – предположил Глеб. – Интерес пройдёт – и всё.

– Может.

Ой! «Интерес» он произнёс правильно – «с» за зубами! А вот с «всё» похуже. Там, наверное, гласная вслед за «с» потому что. Молодец всё равно!

А всё-таки я – птица счастья. Кто меня увидит – тому счастье, правда! У девчонки-то нашей начались-таки хорошие изменения в жизни. И хоть статью она так никакую развёрнутую не написала (над романом, сказала, работает), начались, начались эти самые изменения к лучшему! Я ведь рекомендовала её у нас в конторе. Она долго колбасилась с резюме, посылала в Москву пробные работы, изучала всякие материалы, чтобы перепрофилироваться хоть как-то, осмыслить и показать себя с лучшей стороны. И вот теперь – её берут! У нас умненьких ценят. Она отправляется в Москву, будет жить у своей тётки. Есть! Это прорыв! Пусть работает – рука моя, значит, лёгкая. И лёгкие крылья!

Она и сама не могла поверить – но мы с Глебом её застали за собиранием вещичек. Так что процесс пошёл, верит девчонка или не верит. Сияющая Алёнушка кидалась мне на шею, мать её пыталась насовать нам всяких подарков, мы наелись-напились у них в гостях и рванули домой.

– Пиши мне мейлы, стучи в аську! Звони! – из машины кричала я.

Приятно, когда у кого-то жизнь налаживается. Уж не знаю, что принесёт бывшей журналисточке Москва, но вернуться домой она всегда успеет.

Морозы ослабли только в самом конце марта. А иногда днём плюсовая температура была. И солнечно, ярко, звонко! Наконец-то – я без неба истосковалась за время морозов. Крылья чесались (или это я не мылась давно, или соломы за шиворот натрусила)

Весна, весна чувствовалась. Проталины появились на припёке – чёрные, жирные. К нам тут же откуда-то принесло миллион грачей. Прибыли они явно рановато, но раз уж прилетели, размещать их пришлось здесь, у фермы. Тут было где им поковыряться. Ну, они времени и не теряли, горяченького им целыми лопатами из-под коров и Бека выкидывали.

Грачи орали, рылись длинными носами в навозе, а однажды сопровождали меня всей толпой, когда я в воздух поднялась. Держались рядом, предводителя слушались, под крылья мне не лезли и обзор не загораживали. Смышлёные ребята.

А тут вдруг Глеб уезжать собрался. На неделю, куда-то под Ростов. Там устраивали соревнования по выездке. Жокей, который держал лошадь там, где Глеб работал, попросил его помочь на соревнованиях. Чилим – молодой жеребец – Глеба хорошо принимал и слушался. И конюх он был отличный. Так что прикатила я с Глебом и дядей Колей на конюшню в санях, а обратно, собрав барахло в сумку, собралась лететь одна. Так приятно было подставить крылья настоящему весеннему солнышку среди небесного простора! К тому же у меня с собой был плеер с огромной партией накачанной ещё в Москве музыки. Так что я уже себе придумала – полечу домой с музыкальным сопровождением.

Глеб просил быть осторожной. Просил без него не летать. Раньше времени не закрывать печную заслонку – чтобы не угореть. А ещё лучше – уйти жить к его бабке. И звонить.

Звонить буду. К бабке – может быть, наведаюсь. С печкой постараюсь. А летать…

– Ну Глеб…

Это я не канючила и не придуривалась. Не хотелось ему врать, что летать не буду. И летать хотелось. Проблему надо было как-то решать. Договариваться как-то.

Терпеть не могу, когда люди устраивают себе домашние игрища: например, она в роли мамочки, а он, соответственно, беспомощного сыночка. Или, ещё хуже, наоборот: молодой парень – эдакий сюсюкающий папусик, а его взрослая женщина – дочка, азартно гундосящая и надувающая губки. У нас было как-то всё по-нормальному. Неужели это объясняется наличием у Глеба каких-то суперправильных мозгов, которые всё это устаканивали?

– Ну не летай. Пожалуйста. Постарайся.

Ведь он будет волноваться. И я постараюсь, правда. До дома быстренько домчу, чтобы долго в одиночестве по дороге не тащиться. Да и всё.

Мы уже расставались с Глебом один раз надолго, когда я в Москве обрубала концы. И теперь вот опять. Ужасно не хотелось. Хорошо бы отправиться с ним – но было негде. Они ехали в специальной машине с прицепным фургоном. Глеб собирался вести машину в очередь с Мишей-жокеем. И там было только два места. Третий человек никак не уместится. А Чилим, кстати, в своём тёплом роскошном фургоне для перевозки лошадей ехал как кум королю. В общем, прелесть, а не фургон. Но человека туда тоже сажать нельзя – лошадь пугается. Чего нервировать будущего чемпиона?