Любовь на Утином острове - Лесли Марианна. Страница 17

Алан завязал бинт и проверил свою работу.

– Ну как, не очень больно?

– Нет, ничего, терпимо.

– Догадываюсь, что больно ужасно, но потерпи немного, скоро станет легче. – Он еще раз проверил повязку. – Не слишком туго?

Она покачала головой.

– Где-то здесь я видел аспирин, – сказал Алан, роясь в аптечке, пока не нашел то, что искал. – Вот, доктор Маклей прописывает тебе аспирин. Прими сразу две таблетки, чтобы немного облегчить боль, к тому же это снимет опухоль руки вместе с отеками от царапин, которые ты наверняка получила, выбираясь из воды.

Она взяла у него таблетки.

– Спасибо, Алан. Я не привыкла, чтобы обо мне кто-то заботился.

Да и он не привык заботиться о ком бы то ни было, кроме своих подчиненных, и ему не хотелось бы к этому привыкать – слишком уж ему это понравилось. Поднявшись, он налил ей холодного кофе и посмотрел, как она проглотила аспирин.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он и сразу же пожалел об этом. Он вспомнил, как уже однажды спрашивал о возрасте.

– В июле мне исполнилось двадцать пять, поэтому даже и не надейся, что я прощу тебе «малышку» и «маленькую девочку», – ответила она, сдержанно улыбаясь.

Ей понравилось его удивление, а Алан был доволен, что к ней вернулся боевой дух.

– По сравнению с моими тридцатью восемью ты все равно еще ребенок и все твои выходки типичные выходки незрелого подростка.

Опустив веки, она уставилась в свою чашку.

– Понимаешь, Алан, «Кедры» мой единственный дом. Мне больно и страшно думать, что очень скоро я могу его потерять.

Он постарался сделать вид, что не замечает тоскливых ноток безысходности в ее голосе, и не обращать внимания на комок в горле.

– Может, просто не судьба.

Дженни глубоко вздохнула, затем прошептала:

– Может, и так.

Алан понимал, что должен немедленно проложить расстояние между ними, иначе он не сдержится и совершит какую-нибудь глупость, например заключит ее в объятия и исцелит ее боль своей любовью.

Он накинул плащ и пошел к двери.

– Пойду проверю лодку и твой каяк. Хочу посмотреть, нельзя ли из их останков слепить что-нибудь одно, способное плыть.

– Алан.

Ее тихий голос остановил его у самой двери. Она окликнула его еще раз, прежде чем он обернулся, чувствуя, что комок в горле достиг угрожающих размеров.

– Спасибо тебе.

Это чувство, захватившее ее, подчинившее ее себе, похоже на болезнь, подумала Дженни, когда дверь за ним захлопнулась. Оно пленило ее сердце и душу и уже стало угрожать самой жизни. Это чувство проникло даже в мысли. Название этой болезни – Алан. И, похоже, она неизлечима.

Дженифер медленно поднялась с постели, встала на пол, чувствуя боль во всем теле от синяков и ссадин, полученных во время бури. Она прошлепала к окну и стала глядеть вслед Алану, который, втянув плечи и слегка наклонившись вперед, медленно шел против ветра по направлению к берегу. Лицом к лицу со стихией он казался несгибаемым. Но он совершенно ясно и недвусмысленно дал ей понять – вчера резко и грубо, сегодня спокойно и ласково, – что у них нет никакого будущего. Умом она понимала это, понимала и принимала мудрость его решения. Он появился здесь на время. Он здесь чужой, как появился, так и исчезнет. Она знала это, но почему-то постоянно об этом забывала.

Она прижалась лбом к холодному стеклу и стала размышлять о непостоянстве судьбы. Судьба привела к ней Алана. Она же заберет его обратно, как всегда забирала у нее все, что ей было дорого: маму, отца, «Кедры».

Ну что ж, ее проблемы это ее проблемы, они не имеют к нему никакого отношения. И она не решит их, если станет хандрить или, как правильно заметил Алан, убегать от них.

Дженни отвернулась от окна. Он прав. Пока не утихнет ветер, им придется остаться здесь, на острове. Даже если лодку удастся починить, плыть на этом ненадежном суденышке по бурным водам озера чистое безумие и ненужный риск. Можно поспорить на что угодно, что в ближайшее время больше никто не появится на острове. Пройдут дни, прежде чем кто-нибудь их хватится. Когда же обнаружат их пропажу и сообразят, что они потерялись где-то на озере, нет никакой гарантии, что их сразу найдут – вдоль побережья разбросаны десятки островов. То, что Алан нашел ее, просто невероятное везение, улыбка судьбы.

Вот и снова это слово – судьба. Она поблагодарила Бога за эту малость.

Вспомнив, что она хочет есть, Дженифер порылась в сумке с едой, извлекла оттуда пирог и съела его, затем легла в постель и заснула.

Проснулась Дженни от запаха свежесваренного кофе. Ее ожидало новое испытание. Волнение поднялось у нее в груди, когда она открыла глаза и увидела, что Алан Маклей умывается. Возможно, приличия требовали, чтобы она отвела взгляд, но восхищение взяло верх. Она лежала, не шевелясь и затаив дыхание, следила за ним взглядом и радовалась, что он об этом не знает.

Раздетый по пояс, в приспущенных на бедра джинсах, Алан стоял перед маленьким зеркальцем, подвешенным над рукомойником. Он как всегда опирался на здоровую ногу. Русые волосы были мокрыми и растрепанными после недавнего мытья. Маленькая капелька, выползшая из-под полотенца, обмотанного вокруг шеи, медленно скатывалась между лопаток.

Дженни старалась не дышать, наблюдая, как капля сползла по спине и исчезла под поясом джинсов.

То, что было плохо различимо прошлым вечером при свете лампы, стало великолепно видно при ярком дневном свете, струящемся через окна. Алан – настоящий мужчина с головы до ног. Каждое движение мускулистой руки, каждый как будто вылепленный участок его торса говорили о силе и уверенности.

Она нервно сглотнула, восхищаясь силой, скрывающейся под его гладкой кожей, затем заметила шрам на боку, начинающийся под ребрами и уходящий вниз.

Восхищение переросло в возбуждение, но Дженни строго напомнила себе, что подглядывать нехорошо. Она заставила себя перевести глаза на его отражение в зеркале. Все еще не зная, что она наблюдает за ним, он достал бритву – бог знает, где он ее раздобыл, – и начал бриться.

Сухожилия на шее напряглись, когда он вытянул шею и провел бритвой от впадинки у основания горла до конца подбородка. Выбрив щеки и верхнюю губу, Алан сполоснул бритву и отложил ее в сторону. Стащив полотенце с шеи, он обтер оставшееся мыло и промокнул появившиеся после бритья порезы.

Наблюдая за ним, Дженни подумала, что в сравнении с лощеными красавчиками-моделями, рекламирующими всевозможные товары и услуги в глянцевых журналах, Алан явно выигрывает.

У него была очень смуглая кожа, крепкие, рельефные мышцы, узкие бедра и длинные ноги, а в пронзительных серых глазах светился ум, и это в Алане Маклее было не менее привлекательным, чем его мужественная, суровая красота.

Дженни нервно заерзала под одеялом, и эти звуки привлекли его внимание. Он бросил взгляд в ее сторону.

– Привет, – сказал он и в последний раз вытер лицо полотенцем. Стоя к ней спиной, он набросил на себя фланелевую рубаху.

– Привет, – ответила она, почувствовав легкий аромат цветочного мыла и запах смолы из очага. Потом медленно села на постели, наблюдая, как одним, чисто мужским жестом он расстегнул молнию и засунул края рубашки в джинсы. Она почувствовала, что у нее пересохло во рту.

– Тот, кто в последний раз останавливался здесь, – сказал Алан, – был настолько любезен, что оставил несколько весьма полезных вещиц, в частности мыло и бритву. А нарубленных дров здесь столько, что можно пережить целую зиму. Кроме того, я обнаружил кофе и кое-что из продуктов. – Он прошел в угол комнаты, служившей кухней, и налил ей кофе из старого кофейника. – В подвале есть консервы, не то чтобы очень много, но тем не менее… Например, консервированные ананасы. Хочешь ананасов?

– Ужасно хочу! – призналась она.

Он усмехнулся.

– Я так и думал.

Его низкий, немного резковатый голос пробудил в ней воспоминания о том, каким он был вчера вечером. Грубый и жесткий, как наждачная бумага, когда злился, и нежный и ласковый, словно весенний дождь, когда держал ее в своих объятиях.