Божественная комедия - Прашкевич Геннадий Мартович. Страница 8
«Господин фон Баум в честь гостя собирает мальчишник?»
«Не совсем. Бум-бум. Гринго может кричать».
«Зачем кричать в такое солнечное утро?»
«С ним будет разговаривать хозяин».
«Хозяин? С гринго?»
«Ну да».
«О чем?»
«Не знаю».
«Покажешь мне гостя?»
«Не могу. Да он и не совсем гость».
«Хочешь, чтобы я отправила тебя в Боготу?»
Нет, этого папа Софоклес не хотел. В Боготе на стене каждого полицейского участка висели листовки с его очень похожими фотографиями. В Боготе папа Софоклес был популярен. Угроза немедленной отправки в неприятный город заставила папу Софоклеса тайком провести мадам Катрин длинным, пустым, плохо прибранным коридором в какую-то высокую пристройку, огороженной аркой, открытой в огромный зал темного каменного флигеля. Укрывшись за прохладной мраморной колонной, мадам Катрин увидела внизу в зале деревянный крест.
Метров шесть, не меньше. И размах метра три.
На кресте висел человек. Он был обнажен. Голова упала на грудь.
Злобное солнце, падая в распахнутые створки арочного окна, жгло раздробленные колени. Над кровавыми рваными ранами роились большие мухи. Метрах в пяти от распятого сидел в плетеном кресле господин барон Карл фон Баум. Он выглядел разочарованным. Плетеное кресло прогнулось, два человека с автоматами стояли в стороне. В ужасе темного зала, прорезанного ярким солнечным лучом, в прелом запахе влаги, крови, гнилых листьев таилась какая-то томительная красота.
Сердце мадам Катрин учащенно забилось.
«Ты нашел ключ ?»
«Ты все равно им не воспользуешься».
«Мы устроены одинаково, – покачал головой господин фон Баум. – То, что делает один человек, всегда может повторить другой».
Распятый покачал головой. Влажный воздух затыкал ему глотку. В кровавой мешанине раздробленных колен роились крупные мухи. В этом было нечто невыразимо прекрасное. Как в смычке, плывущем по струнам. Как в желтом злобном отливе красок, переходящих в коричневое.
«Ты рассердил Америку?»
Господин фон Баум улыбнулся. Кажется, он невысоко оценивал гнев Америки.
«Я тебя отобрал у Америки, – негромко объяснил он распятому. – Не надо думать об Америке. Теперь ты мой. Только мой. У меня много такого, чего в Америке нет и никогда не будет. Например, ты».
Помолчав, он добавил:
«Ты ведь отдашь мне ключ ?»
Мадам Катрин узнала русского физика.
Когда-то в глазах Расти Маленкова горело неистовое желание.
Обычно такое прячут, но он считал, наверное, что от красивых женщин ничего прятать не надо, они все равно поймут. К тому же, тогда его волновали вложения. Непомерные, дикие, можно сказать. Но, видимо, он и впрямь получил свой лазер, раз речь шла о ключе . Основной инстинкт заставляет строить и рушить. На душе у мадам Катрин потеплело. Этот физик обещал ключ мне. Низ живота опалило нежным теплом. Этот физик искал меня. Он что-то говорил о ментальной матрице. Оказывается, выбирая всего лишь маечку, ты каждый день решаешь судьбу мира. Выберешь черную – никогда уже не будет мира, в котором ты выбрала белую. Выбирая мир господина фон Баума, автоматически теряешь мир Расти Маленкова. А выбрав мир Снукера, так же автоматически теряешь Жана Севье. Нет одного общего мира. «В одном мире я сплю с тобой, в другом ты стонешь под чужими самцами».
Она смотрела на распятого физика.
Значит, существует такой мир, где он нашел ключ?
«Америка не любит терять. Она потратила на меня несколько миллиардов».
«Мне ты обошелся дороже, – улыбнулся господин фон Баум. – Мне ведь пришлось платить за все, Расти. За тебя. И за уничтожение твоей лаборатории. И за полную ликвидацию всех материалов, файлов, сотрудников».
Откуда-то издалека накатился тяжелый рокот.
«Боже! – выдохнул папа Софоклес. – Пришли язычники».
Он не ошибся. Военные вертолеты без опознавательных знаков (американские) заходили на боевой курс. «Кажется, хозяин откусил кусок, который не смог проглотить». Теперь он сам схватил мадам Катрин за руку. Б елая юбка в круизном стиле, маечка на бретелях…»
ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ