Божественная комедия - Прашкевич Геннадий Мартович. Страница 9

«…бар при дороге.

Заправка пуста, ни одной машины.

Пыльный летний лес, обочина, рекламные щиты.

Башни отеля «Парадиз» придавали лесу еще более пыльный вид. Может, из-за светло-серого цвета. Вполне инфернальная постройка, подумала мадам Катрин, толкая дверь. Девица, похожая на проститутку, в открытой легкой кофточке, в белых шортиках, с интересом посмотрела на вошедшую. Судя по блюдечкам на ее столе, девица входила в пик сенсорной фазы.

– Бизнес в стопоре?

Девица вызывающе кивнула.

– Тяжелые грузовики идут в объезд. Это раньше, пока не выстроили «Парадиз», от клиентов отбоя не было.

– А разве отель не поставляет тебе клиентов?

Девица оценила высокую степень уважительности.

– В каменном саркофаге, – объяснила она, – одни придурки. Обнесли двойной стеной, поставили охрану. Прямо как древние фараоны. Мне и к воротам не подойти.

– А ты возьми в прокате тачку и подкати с шиком, – подсказала мадам Катрин. – Из такого дворца можно не выходить месяцами. Удачная ночь окупит все.

– Вы тоже… в нашем бизнесе?

Мадам Катрин улыбнулась. Люди любят чувствовать себя равными. Не важно, в чем, лишь бы равными.

– Что ты пьешь?

– Коричную.

– Бармен!

Вытирая руки о фартук, бармен подошел к столику.

Он издали оценил мадам Катрин. Он сразу ее оценил. На принцессу Ди она, конечно, не сильно походила, но понимающие люди поставили бы ее выше. Смерть Карла отняла у мадам Катрин все. Стоило подумать о новой книге. И писать ее следовало в провинции. Париж – дорогой город. Три месяца… Мне нужно хотя бы три месяца… Жан Севье умер. Расти Маленков умер. Все нужные люди умерли. Мне двадцать семь лет. Надо начинать все сначала. Голубые глаза… Чувство юмора… У девицы бизнес не идет, у меня программа зависла. Арт-хаус, глянцевые журналы, фэшн, вечеринки, кофе, секс, нет, хватит! Неторопливо писать книгу, пить на балконе розовый чай. Бармен стоял перед мадам Катрин бледный, как кабала. Наверное, он подскажет, где можно устроиться, вряд ли «Парадиз» придется мне по карману.

– Рюмку коричной, рюмку коньяка.

Бармен топтался. Не отходил. Бледные щеки слабо окрасились.

– Что в нас такого? – спросила мадам Катрин. – У тебя есть жена?

Бармен пришел в себя.

Оглядываясь, побрел к стойке.

– Ой, как ты красиво отшила его, – восхитилась девица. – Меня бы он просто обругал. Если бы я даже добавила пожалуйста , а я этого не делаю, он бы меня обругал. А ты сказала то, что думала, и он сразу отпал. Ну ты прямо классно его отшила. Меня звать Адриана, – протянула она узкую ладошку. – Я из Сербии. Вы нас разбомбили, убили и разогнали наших мужчин, теперь мы кормимся вашими!

– Так всегда бывает.

– Я знаю, – кивнула Адриана.

– Значит, в «Парадиз» попадают только избранные?

– Ну да. Я же говорю, одни старики. Наверное, водят хороводы и пьют подслащенную водичку. Правда…

Мимо бара скользнул, оставив над шоссе шлейф пыли, роскошный открытый «Кадиллак» с чудными девочками. Они махали платочками и что-то кричали. Машина походила на веселый цветник.

– …кто-то вызвал неотложку.

– А почему ты не с подружками?

– Потому что всегда работаю одна.

Мадам Катрин кивнула. Она понимала Адриану. В открытом окне виднелись вдали серые башни отеля «Парадиз», увенчанные огромными спутниковыми антеннами. Почему тарелки всегда наклоняют к земле? Башни отеля стояли уступами. Казалось, их ставили навечно, как пирамиды. «Из этих трех уступов первый был столь гладкий и блестящий мрамор белый, что он мое подобье отразил. Второй – шершавый камень обгорелый, растресканный и вдоль и поперек, и цветом словно пурпур почернелый. А третий, тот, который сверху лег, – кусок порфира, ограненный строго, огнисто-алый, как кровавый ток… »

– Ой, это стихи!

Девица утверждала.

Вопросы у нее кончились.

Вполне экзистенциалистская сигарета появилась в тонких пальчиках.

Конечно, таких слов девица раньше никогда не слыхала, но сигарета в ее пальчиках выглядела вполне экзистенциально.

– Еще год назад я была замужем.

– Как интересно, – улыбнулась мадам Катрин.

– Ничего интересного. У нас не заладилось. Полгода я жила с мужем как с братом.

– Пытаюсь себе представить. Это, наверное, нелегко. Но все же лучше, чем жить с братом, как с мужем.

– Кто вам такое сказал? – оскорбилась девица. – Они все одинаковые! Не хуже, и не лучше. В Сербии понимают, о чем я. – И вдруг быстро заговорила о потных мужских руках, о том, как мужчины жалеют денежки. Вот женщин они никогда не жалеют. А ей надо оплачивать угол с ванной, чтобы можно было следить за телом. Ей приходится тратиться на хорошее белье, потому что даже свинопас, если он покупает девочку, хочет ее в хорошем белье. – Сама я всегда ходила бы без белья, – сказала девица, – но они любят нас раздевать! Жадные, нетерпеливые, – она сплюнула. – А вы так выглядите, – одобрила девица, – что бармен сейчас кончит.

Мадам Катрин обернулась.

Бармен что-то бубнил в телефонную трубку.

Он не спускал с нее глаз. Похоже, его здорово завело. В культуре, в которой он рос, особых перспектив не наблюдалось. Пыль, пустынная дорога. Появление мадам Катрин потрясло бармена. Такие женщины обычно проезжают мимо – в «Парадиз», или в Париж, или в Ниццу. А эта попросила рюмочку коньяка, и, не стесняясь, села за один столик с местной проституткой. Умопомрачительная красотка! К тому же на груди, очень открытой, висел платиновый ключик. Миниатюрный резной ключик. «Все они тут жадные». Бармен умел читать по губам. «И мой брат, и мой муж, и все эти водилы с больших грузовиков, и бармен. У них денег мало. Подарок выпрашиваешь так, будто ссуду берешь. Смотри какие синяки, – распахнула Адриана кофточку. Красивую грудь, правда, украшали два синяка в цент величиной. – Хорошо, что не укусы вампира, правда? Приходится врать клиентам, что это я ударилась. Упала и ударилась о тумбочку в номере. Правда, смешно? Можно подумать, что я пью, – она отодвинула пустую рюмочку. – Одни мужчины ставят синяки, другие верят, что это я ударились. Грудью-то! Придурки!» Адриана засмеялась. «Этот бармен еще не старик, – сказала она, будто предлагая бармена мадам Катрин. – Просто он опустился. Один тут с ума сойдешь. А сам по себе он еще ничего. Научить улыбаться, подтянуть там, убрать здесь немного кожи, ему еще и на перчатки останется…»