Кукловод - Шведов Сергей Владимирович. Страница 29

– Что-то надо делать, Серёжа, – сказал Брылин, заявившийся по старой доброй привычке в квартиру Дальского с бутылкой коньяка в кармане.

Впрочем, к питию Костя не был расположен, слишком серьёзная складывалась ситуация. Дальский и без понуканий старого приятеля понимал, что их обложили со всех сторон, и осталось только затянуть петли на шеях.

– Похоже, что нас не просто выкинут из дела, а отправят на дальнюю сторонку за казённый счёт, – сказал Костя.

Возможно, этот прогноз и страдал излишним пессимизмом, но Дальскому в этот вечер он таковым не показался. Другое дело – а что, собственно, Сергей мог противопоставить всей этой вдруг навалившейся на него мощи? Игнатий и тот его предал, а уж, казалось бы, ну всем был ему обязан. Какой всё-таки сволочной у нас народ, прости Господи, ну никому верить нельзя. Не успел во власть вылезть, а уже норовит благодетеля за ляжку цапнуть.

– Игнатий из-за Катьки бесится, – Брылин поморщился. – Вот ещё шалава неугомонная – гвардейцев чуть не каждую ночь меняет.

– Это ты брось, – запротестовал Дальский, закусывая коньяк сухариком и припоминая чудные ножки губернаторши: – Женщина молодая, в самом соку. Игнатий Львович мог бы, кажется, войти в положение.

– Не все такие добрые, как ты, Дальский. Тем более что в положение чужой жены всегда войти легче, чем в положение жены собственной.

Сергей засмеялся и смеялся довольно долго, хотя глаза его смотрели на Костю абсолютно серьёзно:

– Что ты предлагаешь-то?

Брылин вздохнул и налил себе ещё коньяка. Дальский и не заметил, как под дружеский разговор они приговорили бутылку, да и опьянения он не чувствовал, разве что настроение слегка улучшилось.

– Если мы и дальше будем играть по их правилам, то они обставят нас в два счёта, – Костя залпом осушил фужер. – У них в этой игре на руках все тузы, а у нас с тобой одни шестёрки.

– Значит – поменять правила игры? – Надо объявить, что шестёрки тузов бьют, – кивнул головой Брылин. – И получить бубновую масть на спину?

– А ты предпочитаешь получить пулю? – Я бы хотел просто сорвать куш, Костя, – вздохнул Дальский. – Мне кажется, что я его заслужил.

– Увы, – развёл руками Брылин. – Не всегда в этом мире великие труды оплачиваются по справедливости, куда чаще они летят коту под хвост по той простой причине, что мы ждём дара небес в тот самый момент, когда следует подсуетиться. Чтобы сорвать банк, Сережа, надо для начала проверить козыри.

Минут пять сидели молча, цепляя друг друга почти трезвыми глазами. Дальский пришёл к выводу, что Брылин пойдёт до конца, и этот вывод ему почему-то понравился. Да и куда им с Костей отступать – никаких заранее подготовленных позиций у них нет. Их союзник наглость и ещё раз наглость, а Бог в этом мире всегда помогает тем, кто прёт напролом, не считаясь с обстоятельствами. – Ладно, – сказал Дальский. – Действуй.

В городе назревали события, это ощущали все, хотя внешне ничего серьёзного вроде бы не происходило. Игнатий Львович побывал на открытии новой школы, Игнатий Львович поздравил работников прилавка с профессиональным праздником, Игнатий Львович посадил дерево на аллее Согласия и Процветания, вот, правда, перед монархической молодёжью губернатор почему-то не выступил, хотя совсем недавно о предстоящем мероприятии трубили все газеты. И вообще по поводу этой самой молодёжи газеты писали странные вещи, чтобы не сказать больше. «Губернские вести» и Сытинская «Вперёд» малевали орден Святой Екатерины такими красками, что впору было за голову хвататься. Как это в наше демократическое время, можно сказать в центре Европы, ну пусть не в центре, пусть рядом, возник рассадник мракобесия, густо замешанный на самом отвратительном разврате. Нет слов, в демократическом обществе любая разумная идея, а к таковым, безусловно, относится и идея монархическая, имеет право на существование, но ведь даже известный в области и стране монархист Антон Павлович Заслав-Залесский публично высказался за роспуск ордена, как организации вредной и не имеющей ничего общего с истинным монархизмом. Небезынтересно также, что идейным вдохновителем всего этого безобразия является небезызвестный в городе бывший актёр средней руки Дальский – человек сомнительных талантов и ещё более сомнительной репутации. Если же говорить о пристрастиях политических, то Сергей Васильевич менял их так часто, что стороннему наблюдателю очень трудно разобраться, каким богам молится этот оборотень. А между тем, эта сомнительная личность отвечает за развитие культуры в нашей области, но как господин Дальский понимает культуру, желающие могут уяснить, заглянув в одно из бесчисленных ночных заведений, которые его стараниями возникают на нашей с вами священной земле, как грибы после дождя. Цель господина Дальского и иже с ним – превратить наш город в гнездо разврата, и для претворения этого похабного плана в жизнь все средства хороши. Но, к счастью, у нас есть и здоровые силы, которые не допустят превращения города в свалку нечистот, в цитадель аморализма, едва прикрытого лаком благопристойности. Какое такое «Монако» может быть на единой и неделимой российской земле? Эти господа, при случае готовые щегольнуть своим патриотизмом и антизападными настроениями, на самом деле озабочены лишь собственными корыстными интересами, ради которых они готовы поставить на карту, и даже в самом прямом смысле, благополучие области и страны в целом. Радует, однако, что и губернатор Гулькин, и наша излишне добродушная областная Дума наконец-то готовы принять меры к зарвавшимся деятелям, а кое-кого ждет близкое знакомство с областным прокурором. Власть и в стране и в области пока ещё функционирует, так что напрасно некоторые думают, что им всё сойдёт с рук.

Яснее, что называется, не скажешь. Если у Дальского и были сомнения по поводу планов областной верхушки, то теперь они окончательно отпали. Костя Брылин был прав: над «княжеством Монако» сгущались тучи чёрные, как сажа из преисподней, и из этих туч того и гляди могла сверкнуть молния, и грянуть гром. Грома Дальский не боялся, а вот с молнией шутки были плохи: она в момент могла испепелить хрупкое здание его благополучия, отстроенное в последние суматошные месяцы тяжкими усилиями. Да и дело было жалко, что ни говори.