Явление хозяев - Резанова Наталья Владимировна. Страница 20

Петина сидела на ложе и читала. Она не переодевалась, только скинула туфли и подобрала ноги, укутав их покрывалом.

Убранство комнаты было выдержано скорее в местном стиле, чем в имперском. Завесы, протянутые между колоннами, не позволяли определить истинные размеры помещения. Пол украшал пестрый пушистый ковер замечательной артабанской работы. Ложе, отделанное черепаховой костью, было покрыто пурпурным покрывалом, поверх которого в изящном беспорядке разбросаны пуховые подушки. Такие же подушки, только размерами поменьше, лежали на кресле, придвинутому к порфировому столику. В божнице у стены красовалась мраморная статуя Кифереи Многомилостивой. Обнаженная богиня, откинув назад голову в фиалковом венке, обеими руками поддерживала груди. Лампион, освещающий статую, был заправлен ароматическим маслом, но не банальным розовым, а каким-то более пряным.

Отложив свиток, Петига приветливо кивнула адвокату и пригласила его сесть.

– Обойдемся без предисловий, друг мой. Час уже поздний, и не будем терять время зря… Я хотела бы, чтобы ты помог мне выполнить одну необходимую юридическую формальность…

Всего-то? Сальвидиен вынужден был признаться себе, что разочарован… Должно быть, это чувство отразилось на его лице, но Петина истолковала причину превратно.

– Не бойся! Дело будет не таким и сложным, как тяжба с Евтидемом. Речь идет о составлении одного документа.

– Какого, госпожа моя?

– Завещания. – И после паузы добавила. – Моего завещания.

Сальвидиен нахмурился.

– Не самая лучшая шутка ночной порой.

– Я вовсе не шучу, друг Сальвидиен.

– Но что подвигло тебя к этому? Ведь ты еще в цветущих летах, здорова и вполне благополучна. Или я ошибаюсь?

– Хвала богам, ты не ошибаешься. И я собираюсь прожить еще лет двадцать, по крайней мере. Но недавние события заставили меня призадуматься. Судьба моя сложилась так, что супруг мой не подарил мне детей, и близких родственников ни у него, ни у меня не имеется. Кому достанется все, чем я владею, в случае моей смерти? Ты знаешь, что при отсутствии прямых наследников имущество переходит в собственность города. Что же из этого воспоследует? Оно выставляется на открытые торги, и купить его может кто угодно. Хоть тот же Евтидем.

– Благте боги! Неужели ты в состоянии представить, что эта мерзкая развалина тебя переживет?

– А почему нет? Подобные людишки живут долго. Он вполне способен протянуть до сотни лет – просто назло мне. А потом купить все мои владения, и исходя сладострастной слюной, похваляться, будто, несмотря ни на что, он все же завладел Гортинами. Нет, мой Сальвидиен. Я не желаю этого допустить. Мне и в Полях Блаженных не будет покоя, если он положит лапу на мое имущество. Но как этого избежать? Да, разумеется, можно поискать дальних родственников Петина, они, возможно, все еще живут в Столице, но вряд ли они захотят приехать сюда, а удаленность провинции не даст им возможности воспользоваться доходами с имения. Следовательно, они захотят его продать. Последствия – те же, что я перечислила раньше. В метрополии, как ты знаешь, бездетные состоятельные люди нередко составляют завещание в пользу императора – да продлят бессмертные боги его дни! Здесь же, в Арете, отошедшее в казну имение, скорее всего будет продано… и так далее. Замкнутый круг.

– Есть еще одна возможность, о которой ты не упомянула, – медленно произнес Сальвидиен.

– Если я о ней не упомянула, это не значит, что я о ней позабыла. Да, бывают случаи, когда выморочное имущество переходит вольноотпущенникам. Но видишь ли, есть граница между великодушием и глупостью. Те слащавые философы, что вещают, будто рабы – наши братья и добрые друзья, обычно владеют сотнями рабов, но вовсе не помышляют отпустить их на свободу, не говоря уж о том, чтобы поделиться с ними своим добром. Я же прямо говорю – при всей моей привязанности к Гедде, или, скажем, Фрасиллу, я вовсе не горю желанием, чтоб они распоряжались моими виллами, садами и пашнями.

– Причем тут Гедда и Фрасил? Разве ты уже отпустила их?

– Я собираюсь отпустить их… и еще нескольких, их имена я назову, они должны быть упомянуты в завещании. Но не собираюсь уподобляться новым богачам, которые нередко по завещанию отпускают вех своих рабов, пополняя и без того бесчисленные толпы нищих и бродяг, наводняющих дороги Империи.

Я намерена освободить нескольких слуг, состарившихся при моем хозяйстве, или каким-либо образом доказавшим свою верность. И, разумеется, после того, как они обретут свободу, они не будут выставлены за дверь, а смогут остаться в доме. Но я должна быть уверена, что мой наследник позаботится о них.

– Судьбу Гедды ты могла бы устроить иным образом, – слова выскользнули, их не воротишь, но Сальвидиен непроизвольно огляделся, пытаясь определить, здесь ли Гедда. Не прячется ли она за одной из этих многочисленных занавесей? Но ее не было, только Ликорис тихонько сидела на ковре у колонны. О ее присутствии почему-то легко забывалось. А вот Гедда, даже если она молчала, поневоле заставляла о себе помнить. Как и ее псы. Да, псы… Видимо, ее, как и вчера, отправили ночевать к собакам. – Я слышал, на нее есть спрос.

– Знаю, что ты слышал! – голос Петины, и без того высокий, на миг возвысился так, что показался почти визгливым. – Не думаешь ли ты, что я воспитывала эту девушку и учила ее, чтоб сделать ее игрушкой богатого развратника? Может, ты сразу посоветуешь продать ее в лупанар? Пока я жива, она будет под моей защитой. А став свободной, сама решит, где и с кем ей жить.

Сальвидиена удивила эта вспышка. И не менее того – слова, в которых она нашла выражение. Вириата вряд ли можно было назвать богатым, да и развратником Сальвидиен его не счел бы… хотя Петина его лучше знает… Или это ревность? Но к кому именно? Или, скорее, Петина, как всякая женщина, оскорблена уже единственно тем, что в ее доме посмели обратить внимание на кого-то еще? Пожалуй, следует это учесть. Но сейчас лучше вернуться к главной теме.

– Я не премину записать имена тех, кого ты предполагаешь освободить. Но скажи наконец, кто будет наследником, на долю которого выпадет заботиться об этих несчастных?

Петина улыбнулась – чуть снисходительно.

– Мне кажется, ты догадываешься, друг Сальвидиен. Если претит оставлять состояние безликой власти, стоит задуматься, кто воплощает эту власть лично. А кто представляет власть в Арете?

Похоже, Петину забавляла эта игра. И Сальвидиен с готовностью подхватил ее.

– Таких немало, госпожа моя. Судьи, префект, магистраты.

– Ах! – она пренебрежительно отмахнулась. – В большинстве своем жалкие куклы, заискивающие перед толпой. Я говорила тебе – в Столице принято включать в число наследников императора. Но император далеко, а наместник его – близко.

– Луркон? – эта кандидатура напрашивалась сама собой, но все же что-то мешало Сальвидиену согласиться. – Ты полагаешь, он примет твой дар?

– Отчего же нет? Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы разводить церемонии, диктуемые глупым благородством.

– Вряд ли он нуждается в твоих деньгах и владениях.

– Можно подумать, Евтидем в них нуждался! Но ты неправ, друг Сальвидиен. Луркон отнюдь не беден, если ты это имеешь в виду, но у него от предыдущих браков двое взрослых сыновей, которых надо достойно обеспечить, а его новая жена – ты еще не слышал об этом? – на прошлой неделе родила дочь. И Луркон, как человек предусмотрительный, наверняка запасется для нее приданым… Кроме того, у Луркона есть много недостатков – а у кого их нет? – но никто не скажет о нем, что он плохой хозяин. Он не станет обижать моих людей, хотя бы потому, что это ему невыгодно.. Вдобавок, есть еще обстоятельство.

Когда речь касалась сугубо имущественных проблем, и связанных с ими законами, Сальвидиену не составило труда угадать, к чему клонит собеседник.

– Ты говоришь о двудесятине для отпущенников?

– Верно. Не слишком это мудрый закон, верно? Иногда хозяева не могут избавиться от старого или просто бесполезного раба, на которого не покровителя, дав ему волю, поскольку при этом надо выплачивать пять процентов от его стоимости в казну.