Вилла «Белый конь» (др. перевод) - Кристи Агата. Страница 6

— Я. Да… а вы… вы — Марк Истербрук.

Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, мы не виделись уже лет пятнадцать.

— Не узнал вас сначала, — сказал Корриган. — Читаю время от времени ваши статьи, нравятся.

— А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой?

Корриган вздохнул.

— Не вышло. На это нужно много денег. Или найти миллионера, чтобы субсидировал. А мне никого не удалось заинтересовать своей теорией, к сожалению. Так что я теперь судебный хирург.

— Понятно. Вы в этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.

— Я так и думал. Но мне хотелось кое-что поразузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.

— Наверно, я смогу вам рассказать больше, чем сторож. Она была моя крестная.

— Правда? Прекрасно. Пойдемте куда-нибудь поедим. Тут недалеко маленький ресторанчик. Ничего особенного, но кормят хорошо.

Мы выбрали себе столик в ресторане, и, когда подали суп, я спросил:

— Ну, а что вы хотели узнать насчет старушки? И кстати, зачем вам это нужно?

— Это длинная история, — отвечал Корриган. — Скажите мне сперва, что она из себя представляла?

Я стал вспоминать.

— Человек старого поколения. Викторианский тип. Вдова бывшего губернатора какого-то неведомого островка. Была богата и любила жить с удобствами. Часто путешествовала. Детей у нее не было, но она держала двух очень воспитанных пуделей и просто обожала их. Самоуверенная, заядлая консерваторша. Добрая, но властная. Что еще вы хотите про нее знать?

— Да как бы вам сказать, — ответил Корриган, — мог ее кто-нибудь шантажировать, как вы думаете?

— Шантажировать? — произнес я с изумлением. — Вот уже чего не могу себе представить. Почему вам это пришло в голову?

И тут я впервые услышал об обстоятельствах убийства отца Гормана.

Я положил ложку и спросил:

— А эти фамилии? Они у вас с собой?

— Я их переписал. Вот они.

Я взял у него листок, который он достал из кармана, и стал его изучать.

— Паркинсон. Знаю двух Паркинсонов. Артур — служит во флоте. Еще Генри Паркинсон — тот чиновник в одном министерстве. Ормерод — есть один майор Ормерод. Сэндфорд — в детстве у нас был пастор Сэндфорд. Хармондсворт — нет, такого не знаю. Такертон… — Я остановился. — Случайно, не Томазина Такертон?

Корриган взглянул на меня с любопытством.

— Может быть, не знаю. А кто она такая?

— Сейчас уже никто. Умерла около недели назад.

— Здесь, значит, ничего не узнаешь.

Я стал читать дальше.

— Шоу, знаю зубного врача по фамилии Шоу, затем Джером Шоу, судья…

Делафонтейн — где-то я недавно слыхал это имя, а где — не припомню, Корриган. Это, случайно, не вы?

— От всего сердца надеюсь, что не я. У меня такое чувство, будто попасть в этот список ничего хорошего не сулит.

— Все может быть. А что навело вас на мысль о шантаже?

— Это инспектор Лежен высказал такое соображение. Казалось самым вероятным объяснением. Но есть и много других. Может, это список торговцев наркотиками, или наркоманов, или тайных агентов — словом, кого угодно. Одно только несомненно — эта записка представляет для кого-то огромную важность.

— Вас всегда так занимает полицейская сторона работы?

Он отрицательно покачал головой.

— А почему же вы так заинтересовались на этот раз?

— Сам не знаю, — медленно проговорил Корриган. — Наверно, из-за того, что увидел здесь свое имя. Вперед, Корриганы! Один за всех.

— За всех? Значит, вы убеждены, что это жертвы, не преступники? Но ведь может оказаться и наоборот.

— Вы правы. И, конечно, странно, что я так уверен. Может, это я просто себе внушил. А может, из-за отца Германа, он был чудесный человек, все его любили и уважали. И я все время думаю: если этот список был для него так важен, может, дело идет о жизни и смерти.

— Полиция не нашла никаких следов?

— Ну, это длинная история. Здесь проверь, там проверь. Проверяют, кто была женщина, которую он исповедовал.

— Кто же?

— В ней-то как раз ничего загадочного. Вдова. Мы было подумали, что ее муж имел какое-то отношение к скачкам, оказалось — нет. Она работала в небольшой фирме, фирма эта собирает данные о спросе на разные продукты и изделия и пользуется весьма недурной репутацией. На службе о миссис Дэвис почти ничего не знает. Она приехала с севера Англии — из Ланкашира. Единственно странно, что у нее было так мало вещей.

Я пожал плечами.

— Это нередко случается.

— Да, вы правы.

— Одним словом, вы решили принять участие в расследовании.

— Пытаюсь что-нибудь разузнать. Хескет-Дюбуа — имя необычное. Я думал, здесь что-то выплывет…

— Не наркоманка и не торговка наркотиками, — заверил я его. — И уж, конечно, не тайный агент. Была слишком добропорядочная, чтобы дать повод для шантажа. Не представляю себе, в какой список она вообще могла попасть.

Драгоценности она держала в банке, так что объект для грабежа она была неподходящий.

— А кого еще из этой семьи вы знаете?

— У нее есть племянник и племянница, но фамилия у них другая. Муж крестной был единственный сын у своих родителей.

Корриган недовольно заметил, что от меня мало проку. Он посмотрел на часы, сказал, что ему пора идти резать, и мы расстались. Я вернулся домой в задумчивости, работать опять не смог и вдруг, подчиняясь внезапному порыву, позвонил Дэвиду Ардингли.

— Дэвид? Это Марк. Помнишь, я тебя встретил с девушкой, Пэм. Как ее фамилия?

— Хочешь отбить у меня подружку, а?

Дэвид очень развеселился.

— У тебя их столько, можешь одну и мне уступить.

— Так у тебя же своя есть, старик, я думал, у вас дела идут на лад.

«Идут на лад». Слова-то какие противные. Ни с того ни с сего у меня вдруг стало челюсти сводить от скуки… Передо мной встало наше будущее.

Ходим с Гермией по театрам на интересные вещи. Рассуждаем об искусстве, о музыке. Без сомнения, Гермия — прекрасная подруга жизни. «Да, но не больно-то с ней весело», — зашептал мне в ухо какой-то злорадный бесенок. Мне стало стыдно.

— Ты что, заснул? — спросил Дэвид.

— Вовсе нет. По правде говоря, твоя Пэм очень забавна.

— Верно подмечено. Но только в небольших дозах. Ее зовут Пэмела Стерлинг, и она служит продавщицей в одном из этих шикарных цветочных магазинов на Мейфэр. Три сухих прутика, тюльпан с вывернутыми лепестками и лавровый листок, цена — три гинеи, ты эти букеты видел.

Он назвал адрес магазина.

— Пригласи ее куда-нибудь, и желаю вам повеселиться. Отдохнешь. Эта девица не знает абсолютно ничего — голова совершенно пустая. Что ты скажешь, она всему будет верить. Кстати, она девушка приличная, так что напрасные надежды оставь.

И он повесил трубку.

Я с трепетом вошел в Институт цветов. Несколько продавщиц, одетые в узкие бледно-зеленые платьица и с виду совершенно такие же, как Пэм, сбили меня с толку. Наконец я определил, которая из них Пэм. Она старалась правильно написать адрес на карточке, но у нее это выходило с трудом. Еще больших трудов ей стоило сосчитать сдачу, но, наконец, я смог к ней обратиться.

— Мы с вами недавно познакомились — вы были с Дэвидом Ардингли, напомнил я ей.

— Как же, как же, — любезно отозвалась Пэм, глядя куда-то поверх моей головы.

— Я хотел у вас кое-что спросить.

Вдруг я почувствовал угрызения совести.

— Но, может быть, сначала вы поможете мне выбрать цветы?

Голосом автомата, у которого нажали нужную кнопку, Пэм проговорила:

— Мы получили дивные розы. Всего лишь пять шиллингов штука.

Я судорожно глотнул и сказал, что возьму шесть роз.

— И вот этих дивных-дивных листочков к ним?

Я с сомнением посмотрел на дивные листочки, которые выглядели основательно сгнившими. Вместо них я попросил несколько пушистых веток аспарагуса, что сразу же уронило меня в глазах Пэм.

— Я хотел у вас кое-что спросить, — начал я опять, пока Пэм довольно неуклюже составляла букет. — Вы в тот раз упомянули какое-то заведение под названием «Белый Конь».