Два романа об отравителях - Кристи Агата. Страница 51

Профессор стукнул кулаком по спинке стула.

— Старший инспектор Боствик, — продолжал он, — придерживается очаровательного и крайне успокоительного мнения, что от сумасшедшего можно ожидать чего угодно — и делу конец. А чтобы поддержать свое обвинение против Марджори, он ссылается на аналогичный (хорошенькая, черт побери, аналогия!) случай Кристины Эдмундс.

Майор Кроу молчал, и профессор заговорил снова.

— Аналогичный? Трудно найти два случая, которые больше отличались бы в единственном пункте, который здесь важен: в мотиве. Кристина Эдмундс была, если хотите, сумасшедшей, но ее движущий мотив был не менее разумен, чем у большинства убийц. Эта девушка в 1871 году влюбилась в Брайтоне в одного медика, не отвечавшего ей взаимностью. Сначала она попыталась — безуспешно — отравить стрихнином жену этого врача. Попытка была раскрыта, но врач не обратился в полицию, а лишь запретил девушке появляться у него в доме. Дошедшая до безумия женщина решила доказать, что она невиновна, что в городе действует отравитель, который может быть кем угодно, но только не мисс Кристиной Эдмундс. Вот тогда ей и пришла в голову идея с отравленными конфетами. Хорошо, где же здесь аналогия? Разве с Марджори было что — либо подобное? Ради бога, где у нее мотив? Скорее уж напротив: ее жених, приехав в Содбери Кросс и услышав здешние разговоры, чуть было с перепугу не кинулся наутек.

К этому моменту лицо профессора так раскраснелось, и он так бурно жестикулировал, что напоминал взбешенного ангелочка. Сейчас он коротко рассмеялся и немного успокоился.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он, — вы ведь здесь для того, чтобы задавать вопросы.

— Мисс Вилс была раньше помолвлена? — неожиданно спросил Эллиот.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— А все — таки — была или нет?

Вновь Инграм бросил на него быстрый, не поддающийся расшифровке взгляд.

— Нет; насколько я знаю, нет. Мне кажется, что Вилбур Эммет любил и продолжает любить ее. Однако, его багровый нос и полное, прошу прощения, отсутствие привлекательности не дали ему шансов, хотя он и получил одобрение Марка. Надеюсь, что это, разумеется, останется между нами.

В разговор вмешался майор Кроу.

— Мне рассказывали, что Чесни, — заметил он безразличным тоном, — старался отбить у возможных претендентов на руку его племянницы охоту посещать его дом.

Профессор чуть замялся.

— В каком — то смысле это верно. Он говорил, что эти мартовские коты как он их называл, действуют ему на нервы. Не то, чтобы он прямо им отказывал, но…

— Любопытно, — проговорил майор, — почему этот человек, с которым Марджори познакомилась за границей, так легко получил одобрение Чесни?

— Вы хотите сказать… — резко сказал профессор, — хотите сказать что Чесни сейчас был бы непрочь избавиться от него?

— Этого я не говорил.

— Не говорили? Ко всем чертям, друг мой! Во всем этом деле вы полностью заблуждаетесь. Чесни нравился этот молодой Хардинг. Парень он с будущим, да и почтение, с которым он всегда относился к Марку, тоже сделало свое дело. К тому же, чего ради мы обсуждаем все это? Хоть мы и не знаем многого, — лицо профессора вновь налилось кровью, — в одном можно быть уверенным абсолютно — Марджори не имеет никакого отношения к убийству своего дяди.

В атмосфере комнаты вновь как будто что — то изменились. Инициативу взял в свои руки Эллиот.

— Вам известно, сэр, что обо всем этом думает мисс Вилс?

— Что же она думает?

— Она считает, что кто — то оглушил мистера Эммета, сыграл его роль и внес в нее только одно изменение — подменил безобиднейшую капсулу отравленной.

Инграм с любопытством посмотрел на инспектора.

— Что ж, это кажется наиболее правдоподобным объяснением, не так ли?

— Отсюда следует вывод, что кто — то подслушал, как мистер Чесни и Эммет разрабатывали здесь после обеда план спектакля. Кто — то находившийся за дверью или в саду. Так ведь?

— Ага! Понимаю, что вы хотите сказать, — пробормотал профессор.

На мгновенье на его лице появилась легкая улыбка. Он сидел, наклонившись вперед, опустив сжатые кулаки на колени и раскинув локти, словно крылья. На лице его было то чуть глуповатое выражение, которое нередко появляется у умных людей, когда они сосредоточивают свои мысли на том, чтобы упорядочить и связать известные им факты. Затем он снова улыбнулся.

— Понимаю, — повторил он. — Разрешите мне вместо вас задать ваши вопросы инспектору. — Он сделал рукой жест, напоминающий пассы гипнотизера. — Вашим следующим вопросом будет: «Где вы были с четверти десятого до полуночи?» и еще: «Где были Марджори и Джордж Хардинг между четвертью десятого и полуночью?» Вы, однако, пойдете и дальше: «Где находились все, когда разыгрывался спектакль?» Ведь важно именно это. «И мог ли кто — то из вас, зрителей, выскользнуть в темноте и сыграть роль загадочного пугала в цилиндре?» Вот что вы хотели бы знать, не так ли?

Майор Кроу прищурился.

— Именно так.

— Вопрос поставлен честно, — с удовлетворением сказал профессор. — И заслуживает честного ответа. Вот он: я готов присягнуть перед любым судом мира, что никто из нас не покидал эту комнату во время спектакля.

— Гм! Вам не кажется, что это слишком обязывающее заявление?

— Ничуть.

— Вы не забыли о царившей здесь темноте?

— Конечно, нет. Во — первых, при яркой лампе, горевшей в кабинете, темнота не была такой уж полной. Во — вторых, у меня есть и другие соображения, которые, надеюсь, будут подтверждены моими товарищами. Мы, собственно, могли бы спросить их.

Он поднялся со стула и жестом режиссера показал на дверь в вестибюль, в которой в это время показалась Марджори и Джордж Хардинг.

Эллиот внимательно присмотрелся к новоиспеченному жениху.

В Помпее он, по сути, видел лишь затылок Хардинга и сейчас вид молодого человека — ему не могло быть больше, чем двадцать пять или двадцать шесть лет — вызвал у него чувство неясного раздражения. Манеры у Хардинга были простыми и сердечными, он не был застенчив и двигался между людьми с кошачьей естественностью и легкостью. Красивый молодой человек южноевропейского типа: густые, волнистые черные волосы, широкое лицо и выразительные черные глаза. Эллиоту было трудно примирить эту внешность с его простецким, несколько даже грубоватым поведением. Вероятно, Хардинг в любой компании был желанным гостем и хорошо знал это.

В это мгновенье Хардинг бросил взгляд через раздвижную дверь на труп Марка и на лице его появилось глубоко озабоченное выражение.

— Нельзя ли затворить эту дверь? — спросил он, бережно беря Марджори под руку. — Если, конечно, вы не возражаете.

Озабоченность сменилась явной растерянностью, когда он увидел, что Марджори отобрала у него свою руку.

— За меня не беспокойся, — сказала она Хардингу, но взгляд ее был прикован к Эллиоту.

Эллиот затворил дверь.

— Марджори говорит, что вы хотели меня видеть, — продолжал Хардинг, обводя всех вокруг самым дружелюбным взглядом. Затем его лицо помрачнело. — Скажите, что я могу сделать, чтобы помочь вам? Ужасная это история и…

(Мы смотрим сейчас на окружающее глазами Эллиота — то есть, не вполне объективно, а потому было бы несправедливо заострять внимание на том неприятном впечатлении, которое произвели на него произнесенные прямо и без обиняков слова Хардинга и сопровождавший их жест. Майору Кроу и Боствику, которым Хардинг был симпатичен, они показались абсолютно искренними).

Эллиот предложил молодому человеку стул.

— Мистер Хардинг?

— Он самый, — кивнул тот со щенячьей готовностью и желанием понравиться. — Марджори говорит, что вы хотели бы услышать из уст каждого о том, что здесь происходило, когда… Ну, в общем, когда бедного старика убили.

— Он стремится к большему, — со сдавленным смешком проговорил Инграм. — Он подозревает, что вы, или Марджори, или я…

— Одну минутку, сэр, — быстро перебил Эллиот и, обращаясь ко всем, сказал: — Сядьте, пожалуйста! — Тень беспокойства прозвучала в его голосе. — Да, нам нужно услышать от вас рассказ о происходивших здесь событиях. Я, однако, хочу задать вам несколько других вопросов, и ответы на них могут оказаться более ценными, чем любой рассказ. Вам известно, что мистер Чесни приготовил список вопросов о спектакле, который он собирался поставить?