Зеркальная игра - Чейз Джеймс Хедли. Страница 61

— Вот почему он спрашивал, здорово ли у меня сердце,— сказала миссис Серокольд.— Он был очень озабочен, а я не видела причины.

— Левис вернулся из города,— продолжал епископ,— Христиан встретил его у дома и сказал, что он знает обо всем, что происходит. Я думаю, что Левис принял это спокойно. Они вместе решили сделать все возможное, чтобы скрыть это от вас. Христиан сказал, что напишет мне письмо с просьбой приехать, так как я тоже один из администраторов заведения, чтобы выяснить ситуацию.

— Естественно, Левис это предвидел,— сказала мисс Марпл.— Он все приготовил заранее. Он привез сюда молодого человека, который должен был играть роль Эдгара Лаусона. Само собой разумеется, что существует настоящий Эдгар Лаусон. Это было необходимо на тот случай, если бы полиция стала наводить справки о фальшивом Эдгаре. Этот последний знал, что надо делать... Играть роль неврастеника, который воображает, что его преследуют, и обеспечить Левису Серокольду алиби в течение нескольких жизненно важных минут. И это не все. Левис заранее придумал историю с отравлением. «Кто-то» хотел заставить умереть тебя медленной смертью, Керри-Луиза. И вся эта история была основана только на том, что Христиан якобы сказал это Левису. И на нескольких словах, прибавленных Левисом в то время, когда он ждал полицию, к письму, которое было в пишущей машинке. Мышьяк в лекарство было легко добавить, для тебя это не представляло никакой опасности. Левис был наготове, чтобы помешать тебе его принять. Шоколад дополнил картину. Конфеты, которые находились в коробке, не были отравлены, но перед тем как передать их инспектору Кэрри, Левис заменил их отравленными.

— А Алекс это угадал,— сказала Керри-Луиза.

— Да. Поэтому он дал тебе маленькие ножницы. Если бы ты в течение долгого времени поглощала мышьяк, его нашли бы в твоих ногтях.

— Левис, конечно, рисковал, беря себе в помощники Эдгара, даже если он имел на него большое влияние,— сказал епископ.

— Нет,— ответила Керри-Луиза.— Эдгар на самом деле любил Левиса.

— Да,— пробормотала мисс Марпл,— как Леонард Вили любил своего отца. Я думаю...— деликатность помешала ей говорить дальше.

— Ты обратила внимание на сходство? — прошепталa Керри-Луиза.

— Значит, ты это знала?

— Я догадывалась. Я знала, что перед тем, как мы познакомились, у Левиса было случайное чувство к одной актрисе. Он мне об этом говорил. Я убеждена, что Эдгар был его сыном.

— Это все объясняет,— сказала мисс Марпл.

— Ив конце концов Левис отдал за него свою жизнь.— Керри-Луиза умоляюще посмотрела на епископа и прибавила: — Это в самом деле так.

Воцарилось долгое молчание, затем миссис Серокольд снова сказала:

— Я счастлива, что он кончил свою жизнь в надежде спасти своего ребенка. Очень хороший человек может в одно и то же время быть и очень плохим. Я никогда не забывала, что это относится к Левису.— И очень просто добавила: — Но мы очень любили друг друга.

— Я думаю, что бабушка очень хорошо будет жить с тетей Мильдрид,— сказала Джина.— Тетя Мильдрид стала гораздо милее и менее странная. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Очень хорошо понимаю,— сказала мисс Марпл.

— Через две недели мы с Вилли уезжаем в Соединенные Штаты,— Джина уголком глаз посмотрела на своего мужа.— Я забуду Сгонегат, Италию — все мое девичье прошлое и стану стопроцентной американкой. Нашего сына мы назовем Юниор. Мне кажется, что лучше я бы не могла сказать. Что ты думаешь об этом, Вилли?

Мисс Марпл смотрела на них обоих, думая, как хорошо смотреть на двух молодых людей, так нежно влюбленных. Вилли Худ преобразился. Из мрачного парня стал молодым, улыбающимся гигантом.

— Вы оба мне напоминаете...— начала она.

Джина подбежала к ней и положила ей руку на губы.

— Нет, дорогая, я не хочу никаких сравнений! Знаете ли вы, что вы старая плутовка! — Взор Джины затуманился, и она ласково сказала: — Когда я думаю о вас, о тете Рут, о бабушке как о молодых девушках, я не могу представить себе, какими вы были, никак не удается...

— Вы не можете себе этого представить,— сказала мисс Марпл.— Это так далеко в прошлом...

Д.Кризи

Двое против инспектора Веста 

1. Микель и Дафни

— О, дорогой,— сказала Дафни Моллоу,— ты разве не собираешься ложиться спать?

Микель, ее муж, удобно устроился в кресле, обитом ярко-красной тканью. Белый ковер, белые стены, красное кресло — все это казалось чересчур модным для маленького домика, который они приобрели в рассрочку в деревенской местности в Англии. Но сейчас деньги уже выплачены, и это их дом!

— Дорогой,— повторила Дафни,— ну что же ты?

Микель только усмехнулся.

Она покачала головой с притворным раздражением, хотя таким, каким он бывал перед сном, он ей нравился: лицо спокойное, расслабленное, волосы в живописном беспорядке. Иногда у нее проскальзывала мысль, что он слишком привлекателен.

Он, посмотрев на нее, сложил губы для поцелуя, в его голубых глазах появилось озорное выражение. Таким способом он часто заставлял ее подходить и целовать его. Потом пошевелил губами и, подумав, произнес:

— Нет, я еще не собираюсь спать.

— Ах ты, скотина!

— Напротив, животное во мне подавлено течением времени,— произнес Микель.— Я собираюсь немного еще почитать, но ты, дорогая, чожись спать. Ты выглядишь усталой. Я тебе сейчас приготовлю молоко.

— Я совсем не устала.

— Ты выглядишь изнуренной,— дразнил он,— под 1 лазами синяки, складки возле рта, морщины.

— Не может быть! Неужели правда? — спросила Дафни с внезапной тревогой.— Я имею в виду морщины. О дьявольщина!

Но она смеялась, ей было это приятно. Муж мог дразнить ее, когда ему этого захочется, а Дафни, дурача мужа и дурачась сама, наслаждалась жизнью. Такие шутливые пикировки, как сейчас, происходили между ними постоянно.

Дафни по ночам была счастливее, чем днем, потому что днем Микель был всегда угрюмым и раздражительным, без малейшего намека на шутливость, но по ночам этого не было.

Почему так? Дафни терялась в догадках.

«Скорее всего, деньги»,— решила она. Микель рисковал слишком крупно, много денег он тратил на пустяковые, но дорогие подарки для нее. Дафни знала, что он часто бывает в долгах.

Микель, правда, почти никогда не говорил об этом и не показывал ей своей чековой книжки. Он только регулярно вносил определенные суммы на ее счет и в ведении домашнего хозяйства всецело полагался на нее.

Трижды он вынужден был просить ее как-нибудь обойтись без денег одну-две недели. Всякий раз она справлялась, догадываясь, насколько близок он был к разорению.

А вдруг это не деньги, а женщина?

Она не хотела этому верить. Никогда не было ни малейшего повода, никаких подозрений, ничего, что заставляло бы думать, что он мог иметь когда-либо что-нибудь, кроме легкого флирта.

Чувство тревоги появлялось у нее, когда он часто и подолгу отсутствовал. Она хотела бы, чтобы он занимался любой работой, кроме работы коммивояжера.

Она иногда задумывалась, не чаще ли он отсутствует по ночам, чем это было необходимо?

Она не была уверена. Какой-то внутренний голос часто подсказывал ей то, о чем даже думать не хотелось. И когда его не было с ней рядом, Дафни ощущала странную неопределенность.

А когда он, как сейчас, находился дома, развалившись в этом уютном кресле, сделанном будто бы специально для него, все ее страхи улетучивались. Микель казался таким счастливым, так хорошо выглядел! Это подтверждала его улыбка, блеск глаз, полная расслабленность жилистого сильного тела. Тем не менее ее всегда тревожила одна вещь: она никогда не знала, о чем он думает и какие мысли мелькают в его голубых глазах, когда он улыбается. Одно Дафни знала: она безумно его любит, и одна мысль о том, что она может потерять Микеля, причиняла ей острую боль.