Зеркальная игра - Чейз Джеймс Хедли. Страница 63

Дафни подскочила к нему и схватила его за руки.

— Что случилось, что ты там все высматриваешь?

Руки Микеля были холодны как лед, он дрожал. Дафни никогда не видела его в таком состоянии.

Она поняла, что он страшно чего-то боится. Его глаза обведены темными кругами и налиты кровью, как будто он был пьян. Ей показалось, что от него пахнет виски.

Он не освободил от нее своих рук, но пытался отвести в сторону глаза.

— Пожалуйста, скажи мне, Микель, скажи, в чем же дело!

Он повернулся.

— Нет, я не... не могу.— Резким движением он вырвал руки.— И это будет правильно. Ты не должна беспокоиться. Ты только говори всем, что я отбыл в специальную командировку, понимаешь?

— Микель, я хочу знать, что случилось,— голос ее был взволнованным и дрожащим.

Она поняла, что что-то произошло, и хотела во что бы то ни стало заставить его говорить. Дафни схватила Микеля за руку, но на этот раз он грубо отшвырнул ее. Это было ужасно. Никогда раньше он не позволял себе ничего подобного, и это явилось для нее полной неожиданностью.

Дафни, пошатываясь, отошла к кровати и упала на нее. Она молчала и с изумлением наблюдала за мужем.

— Слушай меня! — резко повторил Микель.— Я уезжаю в специальную командировку. Но вернусь. Ты не беспокойся. Что бы ни случилось, говори, что меня срочно послали в Шотландию. Это все!

Она вновь заговорила дрожащим, прерывающимся голосом:

— Майк, дорогой, я не знаю, что ты сделал. Не имею понятия. Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось, и я сделаю все. Я найду выход. Не убегай от меня, прошу тебя!

Он продолжал беспорядочно бросать вещи в чемодан, потом остановился, изумленно озираясь по сторонам. По комнате были разбросаны его бритвенные принадлежности, щетки, носки, носовые платки, рубашки. Чемодан выпал у него из рук, перевернулся, вещи оказались на полу.

— О боже! — воскликнул Микель.— О боже!

Он поднял руки к лицу, голова его склонилась; он стоял так довольно долго, а когда она подошла и взяла его за руку, то даже не пошевелился.

Она, не отрывая взгляда от его лица, ждала.

Наконец Микель перестал дрожать, Дафни отпустила его руку и, нагнувшись, принялась укладывать чемодан, наблюдая за ним. Когда он убрал руки от лица, она заметила, что он страшно бледен. Он, видимо, не спал совсем, потому что иначе глаза его не были бы такими страшными.

Она сама страшно перепугалась.

— Я... я ничего не могу сказать тебе сейчас,^— проговорил он медленно и хрипло.— Я не могу, Дафни. Это выше моих сил. Но мне необходимо на несколько дней уехать. Когда это пройдет...— он замолчал.

— Когда что пройдет?

Он не ответил, но в глазах его появилось новое выражение, похожее на проблеск надежды. Губы его искривились в горькой усмешке. Протянув руки, он стиснул ее плечи.

— Даф, я попал в западню. Я надеюсь на тебя. Ты ведь хочешь мне помочь, не так ли? Ты ведь сделаешь все для меня? Ты ведь меня любишь?

— Конечно, люблю.

— Скажи же, что сделаешь все для меня!

— Конечно, сделаю! — почти кричала она.— Но как я могу, если не знаю, о чем идет речь? Что случилось? Я не боюсь, я все сделаю, чтобы тебе помочь, но мне надо же знать, в чем дело! Ты же понимаешь, я должна это знать.

Он продолжал теребить ее руки.

— Слушай, Даф, сегодня я не ночевал дома. И в этом все дело. Я не ночевал дома. Я позвонил тебе и сказал, что уезжаю на уик-энд. Не имеет значения, почему я не ночевал дома и как возникла эта неожиданная поездка.— Он так крепко сжимал ей плечи, что она едва не кричала, но Микель вряд ли это понимал.— Можешь ты так ответить, Даф, если кто-нибудь будет спрашивать?

— Кто будет спрашивать? И о чем? Майк, отпусти меня, мне больно.

Он убрал руки.

Она потерла пальцами места, где ей было больно, но сделала это совершенно машинально.

— Лучше, если ты ничего не будешь знать,— продолжал он.— Меньше будет причин для беспокойства. Я рассчитывал, что ты ничего не будешь знать до понедельника.— В голову ему пришла новая мысль, и он, оживившись, снова схватил ее за руки.— Даф, а ты и сама уезжай! Поезжай проведи уик-энд у матери и скажи ей, что я уехал в командировку.

—- Я должна знать, что случилось, Микель,— произнесла она медленно и четко.

Он отошел в сторону.

Некоторое время длилось тягостное молчание. Они внезапно стали чужими. Дафни показалось, что и Микель это понимает.

Он заговорил, и его голос звучал резко:

— Поезжай и проведи уик-энд у матери. Ты очень подведешь меня, если поступишь иначе. Я дам о себе знать, как только смогу. Скажи, что я зашел домой вчера днем, затем ушел и позвонил только вечером, сообщив тебе, что уик-энд проведу не дома. Скажи, что с тех пор меня не видела. Понимаешь?

— Но тебя могут увидеть, когда ты будешь уезжать!

— Никто меня не увидит! — резко ответил он.— Я скоро свяжусь с тобой и, очевидно, попрошу приехать ко мне. Посмотрим. Все должно наладиться. Если так...

— Что должно наладиться? — бросила она.

Он промямлил невнятным, незнакомым голосом:

— Даф, приготовь мне чашку чая и бутерброд или поджарь что-нибудь. Я в западне. Тебе совсем не нужно знать об этом.

Она поколебалась, потом все же надела халат и пошла вниз.

В кухне было тихо.

Кухня была маленькая, отделанная белым и голубым кафелем, много хрома и нержавеющей стали.

Дафни включила тостер, поставила на газ чайник, нарезала хлеба. Она почувствовала, что погружается в оцепенение. Она не представляла себе, что надо делать: никогда раньше Дафни не видела Микеля в таком состоянии, с тех самых пор, как он упал на утесе. Он тогда был напуган почти как сейчас.

Если бы он сказал Дафни, в чем дело, ей было бы легче. Она знала бы, как поступить. Но он ничего не говорил, и она поняла наконец причину — его лишил языка отвратительный страх!

Когда через десять минут Микель спустился вниз, яичница была уже готова. Он машинально поблагодарил, так же машинально сел за стол и начал есть.

Пробило семь часов, а к десяти он уже был готов к отъезду. Бумажник, который Микель достал из кармана, был плоским и почти пустым. Он страдальчески посмотрел на Дафни.

— У тебя нет немного денег? Я имею в виду наличные.

Она думала, что, если сказать «нет», он не сможет уехать. Но эта мысль быстро исчезла. Она ничего не сказала, прошла в спальню за своим ридикюлем и принесла одиннадцать фунтов - все, что у нее было.

Он взял их, потом надел пальто.

Она перевела дыхание.

— Майк, ты не можешь... остаться?

Он подхватил чемодан, потом бросил его и взял Дафни на руки. Неистовость его поцелуя показала ей, в каком отчаянии он был. Это было похоже на последнее «прости». Она чувствовала, как стучит его сердце, и понимала его состояние.

Он шагнул вперед, все еще держа ее на руках.

— Даф, верь мне. Сделай то, о чем я прошу тебя. Не говори никому, что ночью я был дома, не говори никому.

Он поставил ее на пол, поднял чемодан и поспешно направился через кухню к черному ходу. Было слышно, как со скрипом открылась дверь.

Микель шагнул вперед, ветер рванул его плащ, и он на мгновение пошатнулся. Затем, не глядя по сторонам, он зашагал в гараж.

Дафни слышала, как заработал мотор, потом открылась дверь гаража. Она поймала себя на том, что думает о соседях, чьи дома были расположены неподалеку.

Дафни не вышла: что-то подсказало ей, что этого не следует делать. Вместо этого она прошла в гостиную, где ярко алели в лучах солнца красные стулья, а стены выглядели безукоризненно белыми. Пока Микель отъезжал, она стояла у окна.

Дафни была очень напугана. Она решила не ехать к матери на уик-энд и осталась дома.

В этот день ничего не произошло и не возникло ни малейшего намека на причину отъезда Микеля.

Но в понедельник она не могла больше выдерживать напряжения и поднялась к коттеджу на скале — навестить Тони Роусона, друга их семьи, которому она могла довериться и который мог что-то знать об этой истории.