Кривой дом (сборник) - Кристи Агата. Страница 47
Какой милый парень! Но множество убийц были хорошими ребятами, как впоследствии говорили о них их удивленные друзья. Чувствуя себя Иудой, я улыбнулся ему.
Отец был сдержан и сугубо официален.
Были произнесены привычные формулы: «...заявление... добровольно... адвокат... стенограмма...»
Роджер нетерпеливо слушал. Я увидел едва заметную ироническую усмешку Тавернера и понял ее так: «Они всегда уверены в себе, эти парни. И не делают ошибок. Они достаточно умны для этого».
— Я пригласил вас сюда, мистер Леонидас,— продолжал отец,— не для того, чтобы сообщить вам важные сведения, а для того, чтобы услышать от вас то, что вы утаили.
Роджер чрезвычайно удивился.
— Утаил?! Но я рассказал вам абсолютно все,
— Я имею основания думать, что это не так. Вы имели беседу с отцом в день его смерти?
— Да, да. Я пил с ним чай. Я ведь говорил вам об этом.
— Но вы не сказали, что у вас был серьезный разговор.
— Мы просто беседовали.
— О чем?
— О доме, о Софье, о всяких мелочах.
— А о делах компании?
Я очень надеялся, что Жозефина придумала всю эту историю, но мои надежды не оправдались.
Лицо Роджера исказилось — оно выражало отчаяние, я бы сказал.
— Боже мой! — Он закрыл лицо руками.
Тавернер улыбнулся, как сытый, довольный кот.
— Теперь, мистер Леонидас, вы признаете, что не были откровенны с нами?
— Как вы узнали? Я думал, что никто об этом не знает.
— У нас есть свои возможности...
Наступила многозначительная пауза.
— Я надеюсь, вы понимаете, что в ваших интересах рассказать нам всю правду.
— Да, конечно, я все скажу. Что вы хотите знать?
— Верно ли, что компания накануне краха?
— Да. Ах, если бы только отец умер, ничего не узнав! Мне так стыдно!
— Компании предстоит судебное преследование?
Роджер подскочил.
— Нет, это банкротство, но кредиторам заплатят по двадцать шиллингов за фунт — я вложу свои личные деньги. Я чувствую себя опозоренным только потому, что не оправдал надежд моего отца. Он доверял мне. Он передал мне свое самое большое и самое любимое предприятие, никогда не вмешивался, целиком полагаясь на меня. А я подвел его.
— Вы сказали, что судебного преследования не будет. Почему же вы с женой собирались тайно уехать за границу?
— Это вы тоже знаете?
— Да, мистер Леонидас.
— Ну как вы не понимаете?! Я не мог сказать ему правду. Он мог подумать, что я прошу деньги. Он очень любил меня и захотел бы помочь, Но я не мог больше стоять во главе этого предприятия — я опять запутался бы, я просто для этого не гожусь. У меня нет его способностей, и я всегда это знал. Я очень старался, но ничего не вышло. Бог мой! Вы не знаете, как я страдал. Я перепробовал все, чтобы выпутаться, надеялся, что он ничего не узнает. А потом крах оказался неизбежным. Клеменс, моя жена, она поняла и согласилась со мной. Мы придумали этот план. Уехать, никому ничего не сказав. Решили, что я оставлю отцу письмо, в котором открою всю правду и попрошу простить меня. Он всегда был очень добр ко мне, но на этот раз не смог бы помочь мне. Я хотел начать все сначала. Жить просто и скромно. Выращивать фрукты, например. Иметь только самое необходимое. Конечно, для Клеменс это тяжело, но она была согласна. Это удивительная женщина...
— Понятно,— сухо заметил отец,— и что же заставило вас передумать?
— Передумать?
— Что заставило вас пойти к отцу и попросить финансовую помощь?
Роджер уставился на него.
— Но я не делал этого...
— Послушайте, мистер Леонидас...
— Вы неправильно меня поняли. Я не ходил к нему. Он сам послал за мной. Услышал в Сити какие-то слухи и потребовал объяснений. Тут я не выдержал и все ему рассказал. Я сказал, что меня не столько беспокоят деньги, сколько тот факт, что я не оправдал его доверия.— Роджер судорожно проглотил слезы.— Вы не можете представить себе, как он был добр ко мне. Никаких упреков. Я сказал ему, что мне нужна помощь, что я хотел бы уехать, но он не стал меня и слушать. Отец твердо решил помочь мне и на этот раз.
— Вы хотите, чтобы мы поверили, будто ваш отец хотел помочь вам деньгами? — спросил Тавернер резко.
— Конечно. Он сразу же написал своим маклерам.
Очевидно, по выражению лиц Роджер понял, что ему не верят. Он покраснел.
— Письмо при мне. Я должен был отправить его, но, когда это случилось, совсем забыл об этом.
Он вытащил бумажник и достал смятый конверт.
— Если вы мне не верите, прочтите сами.
Отец надорвал конверт. В письме, адресованном господам Креато и Ханберну, давались указания о реализации определенных вкладов и приглашался агент, который должен был заняться делами компании. Очевидно, Аристид Леонидас твердо решил поставить компанию на ноги.
— Мы дадим вам расписку на это письмо, мистер Леонидас,— сказал Тавернер.
Роджер взял расписку и встал.
— Теперь вам понятно, как все произошло?
— Мистер Леонидас дал вам это письмо, и вы ушли? Что вы делали потом?
— Я кинулся к себе. Жена только что вернулась. Я рассказал ей об отце, какой он замечательный! Я был так взволнован, что даже не сознавал, что делаю.
— Ваш отец почувствовал себя плохо через какое-то время?
— Кажется, через полчаса или, может быть, через час. К нам вбежала Бренда. Она была страшно испугана. Я побежал к отцу. Но я вам все это уже рассказывал.
— Во время первого визита к отцу вы заходили в ванную комнату?
— Не думаю. Нет-нет, я уверен, что не заходил. Вы думаете, что я...
Отец прервал этот взрыв негодования. Он встал и протянул ему руку.
— Благодарю вас, мистер Леонидас. Вы нам очень помогли. Но вам следовало бы рассказать нам это раньше.
Дверь за Роджером закрылась. Я подошел к столу, чтобы взглянуть на письмо.
— Это может быть и подлогом,— сказал Тавернер с надеждой в голосе.
— Может быть,— согласился отец,— но я этого не думаю. Нам придется поверить в то, что старый Леонидас хотел вызволить сына. Живой, он мог сделать это гораздо лучше, чем Роджер после его смерти, особенно если учесть, что завещания не оказалось и вопрос о сумме, получаемой Роджером по наследству, остается открытым. При теперешнем положении дел крах неизбежен. Нет, Тавернер, Роджер и его жена не были заинтересованы в смерти старика. Напротив...— Он остановился и задумчиво повторил: — Напротив...— Чувствовалось, что ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль.
— О чем вы думаете, сэр? — спросил Тавернер.
— Если бы Аристид прожил еще двадцать четыре часа, у Роджера было бы все в порядке. Но он не прожил этих суток. Он умер через час при весьма странных обстоятельствах.
— Гм,— сказал Тавернер.— Вы считаете, кто-то в доме был заинтересован в разорении Роджера? Не похоже.
— Кто получает по завещанию деньги старого Леонидаса?
— Вы же знаете этих юристов. Я никак не могу получить прямого ответа. Существует прежнее завещание, составленное после его женитьбы на Бренде. Ей завещается та же сумма, немного меньше — мисс де Хэвиленд, а остальное делится между Филиппом и Роджером. Я считал, что, поскольку новое завещание оказалось неподписанным, будет действительным составленное ранее. Ничего подобного! Сам факт составления нового завещания, свидетели — все это аннулирует прежнее завещание. Если же оба они будут признаны недействительными, вдова, очевидно, получит очень большую сумму.
— Значит, если завещание не найдется, выиграет от этого Бренда?
— Да, я уверен, что в этой темной игре Бренда замешана. Но, убей Бог, не понимаю, как они это проделали.
Я тоже не понимал. Мы были удивительно, неправдоподобно глупы, но это потому, что выбрали изначально неверную точку зрения,
Глава 12
После ухода Тавернера мы некоторое время молчали.
— Папа, на что похожи убийцы?
Старик задумчиво посмотрел на меня. Мы настолько хорошо понимали друг друга, что он сразу уловил, что я хотел спросить.