Кривой дом (сборник) - Кристи Агата. Страница 73
— Отлично.— Я встал.— Я привезу деньги.
— Лучше, чтобы они были не новыми,— предупредил Морнингстер.— Если деньги много раз побывали в руках, это не. повредит.
Я усмехнулся и пошел к двери. Но с полпути вернулся, подошел к столу и, опершись на него руками, склонился к Морнингстеру.
— Как она выглядела?
Он недоуменно посмотрел на меня.
— Девушка, которая продала вам монету»
Старик все еще недоумевал.
— О’кей,— настаивал я.— Это была не девушка,.а ее помощник. Как выглядел этот мужчина?
Старик поджал губы и снова постучал пальцами по столу.
— Это был мужчина средних лет, крепкого сложения, ростом примерно метр семьдесят, весом около семидесяти семи килограммов. Он назвался Смитом. На нем был голубой костюм, черные брюки, зеленый галстук и рубашка. Он был без шляпы, из нагрудного кармана торчал коричневый платок. Темные с проседью волосы, на макушке лысина, на левой челюсти шрам длиной сантиметров пять. Да, с левой стороны.
— Неплохо подмечено,—‘заметил я.— А как насчет дырки на правом носке?
— Я не снимал с него носки.
— Вы дьявольски беспечный человек.
Он промолчал. Мы уставились друг на друга, как новые соседи. Потом он вдруг засмеялся. Моя пятидолларовая бумажка все еще лежала на столе. Я забрал ее. Морнингстер оторопело уставился на меня,
— Вам она сейчас не нужна, поскольку у нас пошел разговор о тысячах,— пояснили.
Старик пожал плечами.
. — В одиннадцать утра,—напомнил он,— И без всяких трюков, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею1 защитить себя..
— Надеюсь, сумеете, потому что вы сидите на динамите.
Я вышел, прошел через смежную комнату, - открыл дверь и закрыл ее, не выходя в коридор. Конечно, не мешало, чтобы и снаружи раздавались шаги, но я надеялся, что он не обратит на, это внимания. Тихо пройдя обратно по истертому ковру, я встал возле двери в смежную комнату, за столом с пишущей машинкой. Детский трюк, но иногда он дает результаты, особенно после хитрой болтовни, полной намеков и недоговоренности. А если трюк не сработает, мы -только посмеемся — и больше ничего.
Однако, он сработал. Сперва я услышал, как старик шмыгнул носом, затем снова раздался смех, похожий на крик петуха. Потом откашлялся. Вскоре кресло заскрипело и послышались шаги.
В двери прказалась лысая голова, старик выглянул. Я затаил дыхание. Потом голова скрылась, и четыре грязных пальца потянули дверь на себя. Она захлопнулась. Я приложил ухо к филенке.
Снова заскрипело кресло, затем послышался звук вращающегося телефонного диска. Я ждал. Он шесть раз набирал номер, наконец ему ответили. Я бросился к параллельному аппарату на столе и стал подслушивать. Мои предположения подтвердились.
— Это Флоренс-апартаментс?
— Да.
— Я хочу поговорить с мистером Ансоном из квартиры двести четыре.
— Подождите, я проверю, у себя ли он,-
Элиша Морнингстер и я ждали. Откуда-то доносился репортаж о бейсбольном матче. Видимо, из телефонной трубки, но казалось, что из соседнего помещения.
Вскоре послышался звук шагов, мембрана щелкнула, и мужской голос сказал:
— Его нет. Что ему передать?
— Я позвоню позже.
Я быстро прокрался к двери и бесшумно открыл ее. Выйдя из конторы, тихонько как мышь проскользнул к лифту. Нажав кнопку, я достал карточку, на которой мистер Джордж Ансон Филлипс написал свой адрес в отеле. «Метрополь». Но в этом не было нужды: я и так хорошо запомнил, что он жил во Флоренс-апартаментс, в доме 128 на Коурт-стрит. Я стоял и щелкал пальцами, пока не появилась кабина со стариком лифтером.
Было без десяти четыре.
Глава 8
Бенкер-хилл — это старый город, убогий город, жестокий город. Когда-то очень давно он был чуть ли не центром, и там еще сохранилось несколько готических особняков с широкими верандами, стенами, покрытыми дощатой облицовкой, угловыми окнами и башенками. Теперь все .это превратилось в меблированные комнаты с паркетом, винтовыми лестницами, грязными стенами, выкрашенными дешевой краской. В комнатах с высокими потолками изможденные хозяева ругаются с изворотливыми жильцами. На верандах сидят старики, подставляя солнцу свои лица.
В старых домах и возле них расположены грязные рестораны, итальянские фруктовые лавки, дешевые меблирашки и маленькие кондитерские, где продаются вещи, гораздо менее сладкие, чем конфеты. Здесь же крысиные отели, в которых живут одни мистеры Смиты и Джоны и где ночной клерк наполовину — сторожевая собака, Наполовину — сводник.
Мимо домов здесь ходят женщины, может быть, очень молодые, хотя лица их по цвету напоминают пиво; мужчины в низко надвинутых шляпах, с бегающими глазами, истасканные интеллектуалы .с окурками во рту и без единого цента в кармане; копы с гранитными лицами и решительными взглядами; наркоманы и торговцы наркотиками, люди уже совершенно никчемные и знающие об этом. Здесь есть даже мужчины, которые регулярно ходят на работу, но они уходят очень рано, когда улицы еще безлюдны.
Я прибыл сюда немного раньше половины пятого. Поставив машину в конце улицы, где начиналась надземная дорога, я направился по Коурт-стрит к «Флоренс-апартаментс». Он оказался трехэтажным кирпичным домом с низкими окнами, закрытыми грязными занавесками. На входной двери была прибита дощечка с фамилиями жильцов. Я открыл дверь и вошел в коридор-. В нем запросто можно было дотронуться руками до обеих стен. На мрачных дверях темной краской были намалеваны номера. В нише возле лестницы — телефон-автомат и надпись:
«Управ, апарт, кв, 106». У задней двери в конце коридора возвышалась целая батарея мусорных ящиков.
Я поднялся по лестнице. Радио, которое я слышал по телефону, все еще передавало репортаж о бейсболе, Я смотрел на номера квартир. Двести четвертая оказалась справа по коридору, а репортаж доносился с противоположной стороны. Я поскучал в дверь дважды — тишина. Постучав в третий раз пне получив ответа, я посмотрел в окно коридора и нащупал в кармане ключ, который дал мне Джордж Ансон Филлипс.
На противоположной стороне улицы находилось итальянское похоронное бюро, спокойное и безмолвное. На фасаде тонкие неоновые буквы: «Похоронные принадлежности. Пьетро Палермо». У дверей стоял высокий крепкий мужчина в черном костюме. Смуглый, с красивой головой, седые волосы зачесаны назад. Он вынул из кармана портсигар с черной эмалью, который издали казался платиновым, открыл его и двумя пальцами достал длинную сигарету с золотым обрезом. Убрав портсигар, прикурил от зажигалки в виде коробка спичек и стоял, прислонившись к стене и полузакрыв глаза. Тонкая струйка дыма тянулась вверх над его головой.
За моей спиной продолжался репортаж. Я сунул ключ в дверь двести четвертой квартиры, открыл и вошел.
Комната была квадратная, с коричневым ковром, скудно меблированная. У стены кровать и зеркало, березовое кресло возле небольшого письменного стола. У окна стол со стопкой чистой бумаги и настольной лампой. Возле кровати дверь.
Дверь слева вела в маленькую кухню. Раковина, плита и старый холодильник, который с грохотом включился, как только я открыл дверь. На столе остатки завтрака, грязная чашка, куски хлеба, грязный нож и кофейник.
Я вернулся обратно и заглянул в дверь у кровати. Она вела в небольшой коридор с вешалкой на стене и встроенным туалетным столиком. На столике лежала расческа с несколькими светлыми волосами на зубьях, коробка с тальком, маленький фонарь с разбитым стеклом, пресс-папье, ручка, флакон чернил, сигареты и спички. В стеклянной пепельнице — с полдюжины окурков. В ящиках стола — носки, нижнее белье и носовые платки. На вешалке — темно-серый костюм, не новый, но еще приличный, на полу — пара черных ботинок.
Я толкнул дверь ванной. Она приоткрылась сантиметров на тридцать и снова захлопнулась. Нос мой сморщился, я почувствовал, как одеревенели губы: я ясна ощутил из-за двери резкий, неприятный, горький запах. Я нажал на дверь плечом. Она подалась, но снова закрылась, как только я перестал нажимать, словно кто-то не хотел меня впустить. Тогда я просунул голову в дверь.