Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата. Страница 106

— Господин комиссар!.. — воскликнул Проспер.

— А вы помолчите. Ради бога, постарайтесь понять… Работа–то какая была великолепная!.. И это еще лишнее доказательство, что Рамюэлю никогда не везло…. Сначала надо было уверить Мими, что у вас переменился адрес. Сделать это было легко, так как вы в своих подлинных письмах не очень много говорили о своем житье–бытье на новом месте… Вот тогда Рамюэлем и снято было конторское помещение на имя Проспера Донжа…

— Но ведь…

— Чтобы снять конторское помещение, не требуется никакого удостоверения личности, и нанимателю передают корреспонденцию, поступающую на его имя… К несчастью, чеки, которые присылала Мими, выданы были ею на имя Проспера Донжа, а для оплаты чеков банки требуют надлежащие документы… Повторяю, Рамюэль в своем ремесле просто артист… Но, чтобы открыть это, мне надо было установить, что у вас в кафетерии днем на полчаса, на сорок пять минут наступает затишье и вы, сидя напротив стеклянной клетки счетовода, так сказать, на его глазах, пользовались этой передышкой для того, чтобы писать письма… И вот вы вдруг пишете в банк, просите закрыть ваш счет, остаток же денег выслать вам в Сен–Клу… Однако в Лионский кредитный банк поступило не это письмо, а другое — написанное Рамюэлем, но вашим почерком и представлявшее собою просто уведомление о перемене адреса. С тех пор вся корреспонденция Донжа должна была направляться по новому адресу — улица Реомюра, дом 117… Оставалось только посылать в банк полученный чек, просить зачислить деньги на лицевой счет Донжа… Что касается восьмиста с лишним франков, которые вы, Донж, получили по почте в Сен–Клу, так их прислал сам Рамюэль от имени банка… Как видите, тонкая работа. Хитер был мерзавец! До того хитер, что уже не доверял своему трюку с адресом на улице Реомюра и в избытке осторожности стал абонентом частного почтового агентства, куда ему и пересылали всю корреспонденцию… Попробуй–ка теперь отыщи его след!.. И вдруг непредвиденное обстоятельство… Мими приезжает во Францию… Мими останавливается в отеле «Мажестик»… С часу на час Проспер Донж, подлинный Проспер Донж, может встретить Мими и заявить, что он никогда ее не шантажировал…

Шарлотта больше не могла выдержать и расплакалась. Она проливала слезы, сама толком не зная почему, как плакала, читая грустный роман или растроганная сентиментальной кинокартиной. Жижи шептала ей на ухо:

— Замолчи!.. Да замолчи же!..

А Кларк, несомненно, бормотал своему солиситору:

— Что он говорит?

— Что касается убийства миссис Кларк, — продолжал Мегрэ, — то это дело случая… Рамюэль, имевший доступ к книге записи приезжающих, знал, что она живет в отеле, а Донжу это было неизвестно… Он узнал о ее пребывании случайно, из разговора в «курьерской столовой». Тогда он написал письмо… Назначил ей свидание в шесть часов утра… Несомненно, он хотел потребовать, чтобы она отдала ему сына, хотел разжалобить ее слезами, мольбами… Уверен, однако, что, если б они встретились, Мими еще раз обвела бы его вокруг пальца. Он и не подозревал, что она, считая его шантажистом, купила револьвер… А Рамюэль был в тревоге… Он не вылезал из подвала отеля. Записка, посланная Донжем через рассыльного, ускользнула от него… Вот и все… А дальше — лопнула велосипедная шина… Донж опоздал на четверть часа… Рамюэль увидел, что Мими бродит в коридорах подвала, догадался о назначенном свидании, испугался, что все раскроется… Он удушил ее… Мертвую затолкал в шкаф… Вскоре он успокоился, понимая, что все улики — против Донжа, а на него, Рамюэля, никакие подозрения не могут пасть. Желая еще больше оградить себя от опасности, он пишет анонимное письмо почерком Шарлотты… Ведь в кафетерии, в ящике Проспера, было много записок Шарлотты. А Рамюэль, повторяю, артист. У него тщательная отделка!.. Когда же он узнал, что бедняга Жюстен Кольбеф видел его… Когда Кольбеф пришел к нему и заявил, что считает себя обязанным по долгу совести разоблачить его перед судом, Рамюэль совершил второе убийство, для него нетрудное. Он был к тому же уверен, что и это второе убийство, несомненно, будет приписано Донжу… Вот и все!.. Торанс, намочи полотенце и передай его мерзавцу Рамюэлю, у него опять пошла кровь из носу. Он тут недавно поскользнулся и ударился физиономией об угол стола… Вы хотите что–то сказать, Рамюэль?..

Молчание. Только американец все бубнил: «Что он говорит?»

— Относительно вас, мадам… Как вас прикажете называть? Мари Делижар? Госпожа Рамюэль?

— Пусть уж лучше Мари Делижар.

— Я так и думал… Вы не ошиблись, полагая, что он замыслил расстаться с вами в скором времени… Только ждал, чтобы у него денег побольше в банке накопилось. Прихватив с собою кругленькую сумму, он мог бы отправиться один полечить свою печень где–нибудь за границей, подальше от вас и ваших истерик…

— Что вы, господин комиссар!

— Не в обиду вам будь сказано, мадам!.. Не в обиду будь сказано!

И вдруг Мегрэ крикнул:

— Жандармы, отведите арестованного в предварительную… Надеюсь, что завтра следователь, господин Бонно, будет так любезен, что подпишет ордер по всем правилам, и тогда уж…

Жижи вскочила и молча стояла в углу, худая, длинная, взволнованная, и видно было, что она явно чувствовала потребность в привычном наркотике — ноздри у нее вздрагивали, и вся она трепетала, как раненая птица.

— Простите, господин комиссар… — сказал солиситор, за которым стоял Кларк. — Мой клиент желал бы как можно скорее встретиться в моем кабинете с вами и с господином Донжем… поговорить относительно… относительно ребенка, который…

— Слышишь, Проспер? — торжествующе выкрикнула Жижи из своего угла.

— Завтра утром, если угодно… Вы свободны завтра утром, господин Донж?.. — Но Донж не в силах был ответить. Он вдруг залился слезами. Припав к мощной груди Шарлотты, он плакал, как говорится, в три ручья, а она, немного смущенная, успокаивала его, точно ребенка:

— Ну перестань, перестань, Проспер!.. Мы вместе будем воспитывать его! Научим говорить по–французски… Мы…

Мегрэ, бог весть почему, стал рыться в ящиках своего письменного стола — он вспомнил, что куда–то сунул пакетики, отобранные недавно при обыске. Он нашел их, взял один и нерешительно пожал плечами. Затем, видя, что Жижи того и гляди лишится чувств, прошел мимо нее и сунул ей в руку пакетик:

— Ну, дамы и господа, уже час ночи. Если разрешите…

— «Что он говорит?» — казалось, спрашивал мистер Кларк, впервые столкнувшийся с французской полицией.

На следующее утро стало известно, что чек на двести восемьдесят тысяч франков был предъявлен в брюссельском банке. Предъявителем оказался некий Жамине, по профессии букмекер.

Жамине получил чек авиапочтой и выполнил поручение Рамюэля, под началом которого он, будучи капралом, отбывал в свое время военную службу.

Впрочем, никакие улики и показания не помешали Рамюэлю отрицать свою виновность.

И в конце концов ему повезло: из–за плохого состояния здоровья (он трижды падал в обморок на заключительном заседании суда) смертный приговор ему заменили пожизненной каторгой.

Себастьян Жапризо

Дама в очках и с ружьем в автомобиле

ДАМА

Я никогда не видела моря.

Перед моими глазами, совсем рядом, словно морская гладь, рябит выстланный черными и белыми плитками пол.

Мне так больно, что кажется, будто это пришла моя смерть.

Но я жива.

В тот момент, когда на меня набросились – я не сумасшедшая, на меня действительно кто–то набросился или что–то обрушилось, – я подумала: я никогда не видела моря. Вот уже несколько часов меня не оставляет страх.

Страх, что меня арестуют, страх перед всем. Я придумала целую кучу идиотских оправданий, и самым идиотским из них было то, что мелькнуло у меня в голове в эту минуту: не причиняйте мне зла, на самом деле не такая уж я скверная, просто мне хотелось увидеть море.

Еще я помню, что закричала, закричала что было мочи, но крик этот так и не вырвался из моей груди. Кто–то отрывал меня от пола, душил.