Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата. Страница 131

Он стремительно спустился по Северной автостраде, которая шла под уклон до самого Марселя, проехал по внешним бульварам и помчался по автостраде на Обань. В будний день он выбрал бы на Кассис другой путь, короче, через перевал Жинест, но в воскресенье, да еще к вечеру, эта дорога всегда забита марсельцами, и Филипп решил не рисковать: где гарантии, что его не задержит вереница ползущих как улитки машин или не возникнет пробка из–за какой–нибудь аварии.

Бесконечные Бедульские виражи среди сосняка. Он думал о незнакомом ему мужчине, которого до сих пор любит Дани Лонго. Он вспоминал ее в номере гостиницы при свете лампы, отбрасывавшей на потолок причудливую звезду, вспомнил, как она лежала на постели в своем белом пуловере, который теперь он забросил в кустарник. И что это значит – продолжать любить?

Хватит, смени пластинку.

Прошлым летом Толстый Поль дал ему за новый «пежо» сотню тысячефранковых бумажек. Теперь, по телефону, за «тендерберд» он пообещал триста, но – намеками, конечно, – заставил Филиппа поклясться, что тот не угнал его просто с улицы или еще откуда–нибудь, и спросил, уверен ли он, что владелица этой машины, как и прошлогодняя дамочка, не заявит о краже в полицию. Мол, он, Поль, не прочь увеличивать автомобильный парк африканских государств, но хочет делать это без риска для себя, просто как любитель. Филипп заметил, что устами Поля говорит само здравомыслие. В Па–де–Бель–Фий, когда он свернул на Кассис, на «тендерберд» явно обратили внимание жандармы, но не остановили его. Было пять часов двадцать минут. У него появилась надежда, что четырнадцатого он сядет на теплоход с деньгами в кармане, не заработав судимости, и в каюте первого класса будет развлекаться с какой–нибудь очередной богатой идиоткой.

Четверть часа спустя он уже ни на что не надеялся. «Тендерберд» стоял у моря, неподалеку от пристани, у мыса Канай. Опершись обеими руками о кузов автомобиля, Филипп изо всех сил старался сдержать рвоту. В одну секунду вся его жизнь превратилась в кошмар, и он стоял один под палящим солнцем, изнемогая от ярости и страха. Судимость он заработал, это точно. Угон машины, да еще мокрое дело. Она собрала свои разбросанные вещи. Тщательно уложила их в черный чемодан. Она не пошла по пустынной дороге, по которой они приехали сюда, а снова взобралась на холм, расстелила на плоском камне, где они сидели, бумажный мешок из–под новых босоножек, разорвав его пополам, и губной помадой крупными буквами вывела дрожащей правой рукой:

«Сегодня в 10 вечера у дома 10 по улице Канебьер». Все, что она знала о Марселе, – это название одной улицы, да еще то, что жители этого города лгуны, как, впрочем, и повсюду. Она придавила свое послание большим камнем, хотя великолепно понимала, что оно абсолютно бессмысленно. Но не следует ничем пренебрегать: ведь не исключена возможность, что этот молодчик вернется сюда после ее ухода.

Минут через пять, спустившись с холма с другой стороны, она вышла на дорогу, которую раньше заметила сверху сквозь деревья. На этой дороге движение было оживленное. Первая же машина – кроваво–красная, не то «рено», не то «симка» – остановилась. В ней сидели мужчина и женщина, сзади в полотняной колыбельке сладко спал грудной ребенок. Дани села рядом с младенцем, положив чемодан на колени.

Ее довезли до небольшого кафе у поворота на шоссе, ведущее к Марселю.

Благодаря своих попутчиков, она заставила себя улыбнуться. В кафе она выпила стакан минеральной воды у стойки, потом показала официанту счет из ресторана под Балансом, где они обедали с Филиппом, и попросила соединить ее по телефону с этим рестораном.

Будки не было, и ей пришлось разговаривать при посетителях, которые даже притихли, прислушиваясь к ее словам. К телефону подошла, видимо, сама хозяйка. Да, она помнит даму в белом костюме и молодого человека с нею.

Да, она помнит, что к концу обеда молодой человек вышел позвонить. Он вызвал Кассис, департамент Буш–дю–Рон, но бумажка, на которой был записан номер телефона, где–то затерялась. Она очень сожалеет.

Повесив трубку, Дани попросила список телефонов департамента Буш–дю–Рон. В Кассисе не было абонента под фамилией Филантери. Но Дани была совершенно уверена, что сегодня утром, когда она, мучаясь угрызениями совести, рылась в бумажнике Филиппа, она прочла название «Кассис–сюр–Мер».

Кроме того, что это было напечатано, а не написано от руки, она больше ничего не помнила. Ей пришло было в голову посмотреть весь список абонентов, но потом она решила не терять зря времени.

Она спросила официанта, не едет ли кто–нибудь из посетителей в Марсель.

Мужчина без пиджака, со светлыми усами предложил ей место в своем «пежо» и всю дорогу перечислял знакомые ему парижские бистро: он провел в столице три месяца, проходил там военную службу. В Марселе, в этом, должно быть, приветливом городе, где приятно жить, но где она пока видела только грязные предместья, он высадил ее на большой залитой солнцем площади, сказав, что площадь называется Рон–Пуэн–дю–Прадо. За площадью начинался парк, от нее же в разные стороны расходились длинные обсаженные деревьями улицы. Он объяснил ей, что здесь она сможет сесть в автобус, идущий в Кассис. Когда он уехал, Дани на автобусной остановке прочитала вывешенное на столбе расписание и увидела, что ей предстоит ждать полчаса. Она перешла площадь, неся чемодан и сумочку в правой руке, и села в такси.

Шофер, огромный краснолицый мужчина в кепи, посочувствовал: «Бедняжка, вам это дорого станет», – но, поняв, что она не расположена к разговорам, включил мотор.

За одним из поворотов извилистой дороги, ведущей на перевал Жинест – название она прочла, когда они поднялись на самый верх, – она впервые в жизни увидела Средиземное море. Голубое, как на открытках, переливающееся, раскинувшееся до самого горизонта, который был чуть бледнее его, оно оказалось еще прекраснее, чем она ожидала. Дани заставила себя смотреть в другую сторону.

В Кассис, небольшой приморский городок, они приехали в половине седьмого, через два часа с небольшим после поцелуя Иуды, полученного ею на холме над Беррским прудом. По обе стороны длинной улицы по тротуару густой толпой двигались люди – босиком и в шортах или купальных костюмах. Такой толчеи не бывает даже в Париже около «Галери Лафайет». Шофер сказал:

«Бедняжка, здесь и в будни не протолкнешься, а в воскресенье просто сумасшедший дом».

Дани попросила остановиться у пристани, неподалеку от разукрашенных разноцветными флажками лодок и яхт. Расплатившись за проезд, она вышла на шоссе, поставила чемодан у ног, да так и застыла, ничего не соображая от солнца и гама, но краснолицый шофер в кепи, разводя руками, сказал певучим голосом:

– Да вы не огорчайтесь, дорогая, все устроится, это уж закон.

Он еще не успел договорить, как Дани, оглядев то, что, верно, и являлось центром Кассиса, сразу же увидела знакомое белое пятно «тендерберда» и в душе ее все перевернулось. Он стоял метрах в двухстах от нее, у пляжа, среди других машин, но Дани узнала бы его среди тысячи ему подобных, хотя бы уже по тому, как при взгляде на него забилось сердце. У нее так сжало горло, что она не могла дышать, ее охватило восхитительное чувство, своего рода благодарность ко всему: к Кассису, к морю, к солнцу, к толстому шоферу такси и к себе самой за то, что она не пролила ни слезинки и приехала прямо туда, куда следовало.

Ничего не видя вокруг, она шагала к своей Стремительной птице.

Усталость как рукой сняло, и она, словно в замедленной съемке, тихо продвигалась сквозь толщу пустоты. Машина стояла с опущенным верхом, Филипп Филантери так и не поднял его. Судя по всему, он оставил машину не из–за поломки. Дани положила чемодан на заднее сиденье и наконец внимательно осмотрелась. Перед ней раскинулась широкая эспланада, которая тянулась от пристани вдоль пляжа. Она смотрела, как люди купаются в пенистых волнах. Она слышала их смех и крики. А сам городок притулился у подножья огромной скалы, остроконечная вершина которой нависала над морем.