Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата. Страница 132

В замке зажигания ключей не было. Она открыла ящичек: там лежали все ключи и документы на машину. Она села за руль и несколько минут мучительно размышляла, пытаясь понять ход мыслей этого парня из Меца. У него не было денег, но он оставил ей сумочку. Угнал машину, но бросил ее через какие–то пятьдесят–шестьдесят километров. Нет, она отказывается что–либо понимать.

Возможно, в его поступках и есть какой–то смысл, но ее это больше не интересует. Может, он в своем полотняном костюме и черном галстуке сейчас где–то здесь, в Кассисе, может, он еще вернется, но это тоже ее больше не интересует. Внезапно напряжение спало, словно мягко отошла какая–то пружина в ее груди, и она вдруг увидела себя как бы со стороны, такой, какой она была здесь, вдали от дома: воровка, угнавшая машину, одинокая дура с неподвижной рукой в лубке. Дани заплакала.

– Хочешь сыграть в карты? – услышала она чей–то голос.

Она была в темных очках, и маленький мальчик, стоявший у дверцы машины, показался ей особенно загорелым. Ему было лет пять. Белокурый, с большими черными глазами, очень красивый, в синих эластичных трусиках в широкую белую полоску и красной тенниске из эпонжа, он стоял босой, держа в одной руке ломтик хлеба с маслом, а в другой – маленькую колоду карт. Дани вытерла слезы.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик.

– Дани.

– Хочешь сыграть в карты?

– А тебя как зовут?

– Титу, – ответил он.

– А где твоя мама? Он неопределенно махнул ручкой, в которой держал бутерброд.

– Там, на пляже. Можно, я сяду в твою машину?

Она распахнула дверцу и подвинулась, уступая ему место у руля. Это был очень серьезный, степенный человечек, отвечавший на вопросы коротко и сдержанно. Однако она все же узнала, что у его отца тоже есть машина, голубая – и уж она–то с крышей! – что в воде он нашел морского ежа и положил его в банку. Он рассказал ей правила своей игры. («Это очень сложная игра».) Каждый получает по три карты, и тот, у кого оказывается больше «картинок», выигрывает. Первую партию они сыграли просто так, без ставок, и выиграл мальчик.

– Поняла? – спросил он.

– Кажется, да.

– На что играем?

– А надо обязательно что–то ставить?

– Без этого неинтересно.

– А ты что поставишь?

– Я? – переспросил он. – Ничего. Это ты должна ставить. Хочешь, поставь свои очки?

Тщательно отобрав, он дал Дани три карты: две семерки и одну восьмерку.

Себе он взял трех королей. Она сказала, что так, конечно, выиграть легко и теперь сдавать будет она. Однако он все–таки опять выиграл. Она сняла свои очки и надела их ему, придерживая за дужки, чтобы они не сползли на нос.

Он сказал, что в очках все получается какое–то сломанное, ему это не нравится. Она дала мальчику вместо очков пятьдесят сантимов.

– А теперь доешь свой бутерброд.

Он куснул два раза, не сводя с Дани внимательных глаз. Потом спросил:

– А кто этот мсье у тебя в машине? Она невольно оглянулась на заднее сиденье.

– Здесь же никого нет.

– Нет, есть. Там, куда кладут чемоданы. Ты же знаешь.

Она рассмеялась, но сердце у нее дрогнуло.

– Какой мсье?

– Который спит.

– Что ты выдумываешь? Мальчик ответил не сразу. Откинув голову на спинку сиденья, он жевал свой бутерброд и меланхолично смотрел вперед сквозь ветровое стекло. Потом вздохнул и сказал:

– По–моему, он спит.

ОЧКИ

Матушка.

Однажды вечером, в Рубе, я посмотрела на ее морщинистое лицо сквозь фужер, наполненный эльзасским вином. Мы сидели в кафе, неподалеку от вокзала. Слышались гудки паровозов.

Убейте меня.

Цюрих, восьмое октября. Скоро восьмое октября наступит уже четвертый раз. И снова поезда. И снова комнаты в гостиницах. И много света!

Как это мы напевали, когда я была маленькая? «Светлы мои волосы, темны мои глаза, черна моя душа, холоден ствол моего ружья». Господи, что я несу.

Со вчерашнего дня я видела столько кипарисов. Прованс – сплошное кладбище. Покончив счеты со всем, я буду покоиться здесь, вдали от мирской суеты.

Гостиница «Белла Виста», недалеко от Кассиса. На одной из улочек капля воды упала мне на лицо. Автобусная станция в Марселе. Высокие крепостные стены с бойницами в Вильневе. Боже, как я металась, чтобы найти только самое себя.

Стекла моих очков, и без того темные, запотели, и я, когда открыла багажник, ничего не увидела. Вечернее солнце, лучи которого стелились вдоль эспланады, светило мне прямо в лицо, и внутри багажника, куда свет не попадал, было темно, как в пропасти. Чудовищный запах ударил мне в нос.

Я вернулась к мальчику по имени Титу, попросила его дать мне мою сумку и переменила очки. Я твердо держалась на ногах, и если у меня и дрожали руки, то самую малость. Я ни о чем не думала. Мой мозг словно парализовало.

Я снова открыла багажник. Мужчина был завернут в ковер, он лежал с подогнутыми коленями, босой. Голова высовывалась из пушистой красной ткани ковра, притиснутая к стене багажника в профиль ко мне. Я увидела его открытый глаз, гладкие волосы, поседевшие на виске, почти прозрачную кожу лица, натянувшуюся на выпирающей скуле. Он казался лет сорока, а может, и нет – его возраст невозможно было определить. Я тщетно пыталась не дышать и все равно задыхалась. Забинтованной рукой я откинула угол ковра, чтобы получше рассмотреть труп. На нем было что–то вроде халата, шелковое и светлое, то ли голубое, то ли зеленоватое, с распахнутым стоячим воротником более темного цвета, из–под которого виднелась мертвенно–белая шея. Две ужасные дырки между сосками так отчетливо выделялись на теле, словно были нанесены киркой, а кровь, вытекшая из ран, черной коркой покрыла верхнюю часть тела до самого горла.

Я захлопнула крышку багажника, ноги у меня подкосились, и я рухнула на нее. Я помню, что пыталась встать, старалась перебороть себя, даже ощущала щекой и правой рукой раскаленный солнцем кузов машины. Потом до моего сознания дошло, что маленький мальчик Титу стоит рядом, что он напуган, и я хотела сказать ему: «Подожди, подожди, ничего страшного не случилось», – но не смогла выдавить из себя ни слова.

Он плакал. Я слышала, как он плачет, и слышала громкий смех, доносившийся издали, с пляжа. Девушки в бикини носились друг за дружкой по эспланаде. Никто не обращал на нас внимания.

– Не плачь. Все прошло, смотри.

Его карты рассыпались по песку. Стараясь удержать рыдания, он обхватил ручонками мои колени и уткнулся носом мне в юбку. Я нагнулась и, успокаивая, несколько раз поцеловала его в волосики.

– Видишь, уже все в порядке. Я просто споткнулась, у меня соскочила туфля.

Из закрытого багажника он едва ли мог чувствовать запах, который у меня все еще вызывал тошноту. Но на всякий случай я отвела мальчика к передней дверце. Он потребовал свои карты и монету в пятьдесят сантимов, которую я ему дала перед этим. Я подобрала их с земли. Когда я снова подошла к нему, он на крыле машины пальцем рисовал какие–то кружочки. Мне он объяснил, что это морские ежи.

Я села на край тротуара, чтобы не наклоняться к нему, притянула его к себе и спросила, как он смог увидеть, что находится в багажнике. Я говорила очень тихо, ласково и почти шепотом. Наверное, он лучше слышал удары моего сердца, чем мои слова.

– Ты ведь не мог сам открыть багажник? Кто его открыл?

– Другой мсье, – ответил Титу.

– Какой другой?

– Другой.

– Тот, который вел мою машину?

– Не знаю.

– И вы вместе смотрели туда?

– Нет, я был там, за этой машиной.

Он показал на желтый «дофин», стоявший рядом с «тендербердом».

– Давно это было?

– Не знаю.

– После этого ты ходил к своей маме? Мальчик подумал. Рукой я стерла следы слез на его щеках.

– Да. Два раза.

– А тот мсье, который открывал багажник, – он не видел, что ты смотришь?

– Видел. Он мне сказал: «Убирайся!»

Я была немного удивлена этим ответом, так как ожидала совершенно другого, потом вдруг, несмотря на жару, у меня пробежал мороз по коже. Я поняла, что Филипп в Кассисе, что он следит за нами.