Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата. Страница 139
Бистро в Жуаньи мне дали первым, так удачно, почти сразу же. Я попросила к телефону хозяина. Он не сразу припомнил меня. Белый костюм, светлые волосы, темные очки, американская машина – нет, это ему ни о чем не говорит. Но когда я сказала, что какой–то шофер грузовика с ослепительной улыбкой настоял, что он заплатит за меня, хозяин вспомнил его:
– Высокий брюнет, что ездит на «сомюа»? Еще бы я его не знал! Это Жан, Жан с «сомюа». Он проезжает здесь каждую неделю.
– Простите, Жан, а как дальше? Я не расслышала.
– «Сомюа – это марка грузовика, который он водит. А фамилии его я не знаю. Он марселец, и его все называют Рекламной Улыбкой.
Как смешно, ведь и я прозвала его так же. Я рассмеялась. Я была довольна. Наконец я нащупала какую–то нить, и мне уже казалось, что все мои неприятности, как по волшебству, скоро рассеются.
– Вы говорите, он марселец? Вы не знаете, сейчас он в Марселе? Где бы я могла найти его?
– Вы слишком много хотите от меня. Я знаю только, что в субботу он ехал на Юг. Но где он сейчас, понятия не имею. Если хотите, я могу ему передать что нужно, когда он будет возвращаться.
Я ответила, что тогда будет слишком поздно, мне необходимо разыскать его немедленно. «Ах, вот как! – воскликнул хозяин, а потом так долго молчал, что я даже подумала, не повесил ли он трубку. Но нет. Он вдруг сказал мне:
– Подождите, мадемуазель, я кое–что придумал. Одну минутку.
Теперь я слышала в трубке гул голосов, стук посуды. Я пыталась восстановить в памяти это бистро, в котором была два дня назад. Длинная деревянная стойка, фотографии разбитых грузовиков, трехцветная афиша, объявляющая о гулянье 14 июля. Я представила себе закусывающих шоферов, красные круги на клеенке – следы от стаканов с вином. И сама внезапно почувствовала сильный голод и жажду. Со вчерашнего дня я выпила только две чашки кофе. В трубке раздался чей–то голос:
– Алло! Кто у телефона?
– Меня зовут Лонго, Даниель Лонго. Я сказала мсье, который со мной разговаривал…
– Что вы хотите от Рекламной Улыбки? Мой новый собеседник тоже говорил с южным акцентом, как–то присвистывая, и голос его звучал недовольно, видно из–за того, что его оторвали от обеда. Я снова изложила все с самого начала, беспрерывно повторяя «простите, мсье», «сами понимаете, мсье».
В ответ он сказал:
– Рекламная Улыбка – мой товарищ по работе. Поэтому я хочу знать, с кем имею дело. Если вы в него втюрились, это одно, но если речь идет о чем–то еще – в конце концов, откуда мне знать, что там у вас на уме, – то я не хочу подводить друга. Вы понимаете меня? Вот станьте на мое место…
В общем, как завелся… Я думала, у меня будет нервный припадок. Но все же, когда мне удалось вставить слово, я сумела сохранить все тот же смиренный тон. Я сказала, что он угадал, я действительно хотела повидаться с его другом, потому что он назначил мне свидание, но я не пришла, а теперь, конечно же, сожалею об этом, – одним словом, да, он угадал. И тут он выказал такую деликатность, от которой растаяли бы даже камни, а если учесть, сколько стоит минута телефонного разговора, то проявил просто истинное мастерство.
– Ладно, я не настаиваю. Коли это любовное дело, я молчу.
Уж во всяком случае, не я буду лишать приятеля удовольствия.
Но вы обязательно скажите ему, что я вас свел только потому, что вам невтерпеж, а то он еще сочтет меня трепачом.
Вот зануда! В конце концов он все же сообщил, что его друга зовут Жан Ле Гевен, что живет он в Марселе, в квартале Сент–Март, – точного адреса он не знает, но я могу позвонить нанимателю Рекламной Улыбки: фирма Гарбаджо, бульвар Дам, телефон Кольбер 09–10. У меня ушло бы слишком много времени, чтобы записать все это правой рукой, и я попросила его повторить, чтобы запомнить.
Прежде чем повесить трубку, он еще целую вечность бубнил:
– Да, заодно передайте ему, чтобы, когда поедет обратно, забрал четыре тонны на улице Лувра. Скажите, что это я ему передал. Сардина. Он поймет.
Четыре тонны груза. На улице Лувра. Ну, валяйте, желаю удачи.
Телефонистка на коммутаторе гостиницы ответила мне, что Париж еще не дали. Я попросила соединить меня с номером Кольбер 09–10, а также подать мне обед в номер. Контору Гарбаджо мне дали сразу.
– Ле Гевена? – спросил женский голос. – Вам не повезло, дорогая, он уже уехал! Подождите–ка, он должен был грузиться у причала. Позвоните Кольбер 22–18, может, еще застанете его. Но знаете, сегодня вечером он должен забрать свежие овощи в Пон–Сент–Эспри. Так что едва ли он там задержится.
– Вы хотите сказать, что он едет в Париж? На своем грузовике?
– А вы полагаете, что он отправится туда поездом?
– Разве он работает четырнадцатого июля?
– Да вы что, мадам, судя по вашему парижскому выговору, не мне вам, конечно, объяснять, но парижане едят каждый день. Даже четырнадцатого июля!
Я попросила дать мне Кольбер 22–18. В тот момент, когда меня соединили, я услышала стук в дверь. Прежде чем пойти открыть ее, я спросила в трубку, нельзя ли мне поговорить с Жаном Ле Гевеном.
Мне просто ответили: «Пожалуйста», – и он сразу же подошел к телефону.
Я ожидала, что его долго будут искать, и от неожиданности даже онемела.
– Да? Алло? Алло! – кричал он в трубку.
– Это Жан Ле Гевен?
– Да, это я.
– Здравствуйте, я… мы с вами встретились в субботу, помните, в Руаньи, после обеда? Белая машина, букетик фиалок?
– Да вы шутите…
– Нет, я серьезно. Помните?
Он рассмеялся. Я узнала его смех, перед моими глазами всплыло – очень четко – его лицо. В дверь снова постучали. Он сказал:
– Вы знаете, а фиалки–то завяли, придется мне купить вам другой букетик. Где вы сейчас?
– В Кассисе. Я вам звоню не из–за букетика – вернее, нет, именно из–за него. Я… подождите минуточку, прошу вас. Вы можете подождать? Только не вешайте трубку.
Он снова рассмеялся и сказал, что подождет. Я соскочила с кровати, подошла к двери и спросила, кто там. Мужской голос ответил, что это официант, принес обед. Поскольку я была в одних трусиках, я побежала в ванную, схватила полотенце, обернулась им и опять подошла к двери.
Приоткрыв ее, я взяла поднос, сказала «спасибо, большое спасибо» и тут же захлопнула дверь. Когда я снова взяла трубку, Рекламная Улыбка еще был у телефона. Я сказала:
– Извините меня. Я в гостинице, у себя в номере. Ко мне постучались, принесли обед.
– Что у вас вкусненького сегодня?
– Что принесли? Сейчас. – Я взглянула на поднос. – Жареную рыбу.
Кажется, барабульку.
– И все?
– Нет. Еще что–то вроде рататуя, салат, креветки. Я звонила в Жуаньи, чтобы разыскать вас.
– Мне повезло. А зачем? Из–за фиалок?
– Нет. Не совсем.
Я не знала, как объяснить. Молчание затягивалось. Я спросила:
– Скажите, после того как мы с вами расстались, вы ведь ничего плохого мне не сделали?
– Вам?
– Да. У меня были неприятности по дороге. Я решила, что это вы надо мной подшутили, одним словом, что это вы. Я думала, вы меня разыграли.
– Нет, это не я. – Он говорил спокойно, но его тон стал капельку менее дружелюбным, менее веселым. – А какие неприятности?
– Я не могу рассказать по телефону. Я бы хотела встретиться.
– Чтобы передать мне о своих неприятностях? Я не знала, что ответить.
Несколько секунд мы молчали, потом он вздохнул и сказал:
– Ваша барабулька остынет.
– Пусть.
– Слушайте, я уже погрузился – сейчас мне как раз оформят накладные – и должен буду ехать. А ваше дело нельзя отложить на два–три дня? Сегодня вечером мне надо быть в Пон–Сент–Эспри, обязательно.
– Я вас очень прошу.
– Через сколько времени вы можете приехать ко мне в Марсель?
– Ну, не знаю, через полчаса, минут через сорок пять.
– Ладно. Постараемся. Отсюда я еду на грузовую автостанцию в Сен–Лазар.
Спросите любого полицейского, каждый покажет. Я буду вас ждать до четверти второго. Дольше не смогу.