Печальный кипарис - Кристи Агата. Страница 4
– А что случилось? – спросила сестра Хопкинс.
– Понимаете, время идет, а я до сих пор ничего не делаю!
– Ну это вы всегда успеете, – сухо проговорила сестра Хопкинс.
– Да, но это меня так… так огорчает. Миссис Уэлман была удивительно добра ко мне, оплатив такое дорогое обучение. Я чувствую, что теперь должна сама зарабатывать себе на жизнь. Мне необходимо получить какую-нибудь профессию.
Сестра Хопкинс сочувственно кивнула.
– Мне нужно работать, иначе зачем было столько учиться, – продолжала Мэри. – Я старалась… старалась объяснить, что я чувствую, миссис Уэлман, но… это так трудно… она, по-моему, не понимает меня. Она постоянно говорит, что у меня впереди еще много времени.
– Не забывай, что она очень больна, – сказала сестра Хопкинс.
Мэри залилась краской.
– Да, конечно. Мне не нужно было ее беспокоить. Но это постоянно меня тревожит… а тут еще отец… Он так на меня из-за этого злится. Ворчит, что я строю из себя настоящую леди! Но я ведь на самом деле не хочу сидеть сложа руки!
– Я знаю.
– Беда в том, что обучение любой профессии тоже всегда стоит больших денег. Почти всегда. Вообще-то я неплохо знаю немецкий и могла бы как-то это использовать. Но мне очень бы хотелось стать медсестрой. Мне нравится ухаживать за больными.
– Запомни, для этого нужно быть сильной, как лошадь! – скептически изрекла сестра Хопкинс.
– Я сильная! И мне действительно нравится ухаживать за больными! Мамина сестра, та, что в Новой Зеландии, была медсестрой. Как видите, это у меня в крови.
– А как насчет массажа? – предложила сестра Хопкинс. – Или Норлендского медицинского училища? [6] Ведь ты любишь детей. Но вообще-то массаж более денежное дело.
Мэри засомневалась:
– Но выучиться на массажистку дорого стоит, не так ли? Я надеялась… но, конечно же, это я уж слишком… она и так много для меня сделала.
– Ты имеешь в виду миссис Уэлман? Чепуха! По-моему, она просто обязана тебе в этом помочь. Она дала тебе шикарное образование, но от него мало толку. А ты не хочешь стать учительницей?
– Я не слишком умна для этого.
– Ум уму рознь. Послушайся моего совета, Мэри, потерпи еще немного. По-моему, миссис Уэлман обязана тебе помочь встать на ноги. И, я не сомневаюсь, она собирается это сделать. Но она так тебя любит, что не хочет с тобой расставаться.
– Ох! – У Мэри на мгновение перехватило дыхание. – Вы действительно так думаете?
– Ни капельки не сомневаюсь! Ну сама посуди: несчастная старая леди, наполовину парализованная, а значит, почти беспомощная. Заперта в четырех стенах. И ей, конечно, приятно видеть рядом такое молодое, пригожее существо, как ты. Ты замечательно умеешь обращаться с больными.
– Если вы и вправду считаете, что она… ценит меня, – тихо проговорила Мэри, – это меня успокаивает… Милая миссис Уэлман! Я очень ее люблю, очень! Она всегда так хорошо ко мне относилась. Я готова сделать для нее все, что угодно!
– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, – это оставаться при ней и не морочить себе голову заботами о будущем, – сухо сказала сестра Хопкинс. – Это долго не протянется.
– Вы имеете в виду… – Глаза Мэри округлились от испуга.
Районная сестра кивнула.
– Она держится замечательно, но хватит ее ненадолго. Будет второй удар, затем третий. Уж я-то знаю, как это бывает. Потерпи, душенька. Если ты скрасишь последние дни старой леди, то тем самым сделаешь благое дело. А все остальное еще успеется.
– Вы очень добры, – промолвила Мэри.
– Вон твой папаша решил выбраться на улицу, и наверняка не для того, чтобы мирно побалагурить, – проворчала сестра Хопкинс, когда они приблизились к массивным чугунным воротам.
Сгорбленный старик, прихрамывая, спускался по ступенькам с крыльца сторожки.
– Доброе утро, мистер Джерард, – весело поздоровалась сестра Хопкинс.
– А-а! – раздраженно проскрипел Эфраим Джерард.
– Прекрасная погода, – сказала сестра Хопкинс.
– Для вас может быть. А по мне, так ничего прекрасного, – проворчал старый Джерард. – Разыгралось мое люмбаго [7].
– Видимо, это из-за дождей на прошлой неделе. А сейчас сухо и тепло, и скоро боль у вас как рукой снимет, – пообещала сестра Хопкинс. Ее профессионально-бодрый тон лишь сильнее озлобил старика.
– Сестры… сестры, все вы на один лад, – огрызнулся он. – Люди страдают, а вы веселитесь да радуетесь. Вам на них наплевать. И Мэри вот тоже знай талдычит: буду, мол, медсестрой. Не могла выбрать что-нибудь получше! Все-таки и по-немецки, и по-французски болтает, и на пианино играет, да и в школе своей шикарной всяким штукам научилась, и за границей…
– Меня бы вполне устроило быть больничной сестрой, – резко перебила его Мэри.
– Ага, а еще лучше вообще ничего не делать, верно? Изображать из себя этакую леди-белоручку! Да ты попросту лентяйка, дорогая моя доченька!
– Это неправда, папа! – выкрикнула Мэри, и на глазах у нее выступили слезы. – Как ты можешь так говорить!
Сестра Хопкинс вмешалась в разговор, попытавшись несколько неловкой шуткой разрядить атмосферу:
– Теперь я вижу, что вам и впрямь с утра неможется, небось вы и сами не верите в то, что говорите! Мэри – хорошая девушка и хорошая дочь.
Джерард посмотрел на дочь с почти откровенной враждебностью.
– Какая она мне теперь дочь – со своим французским языком и жеманными разговорами. Тьфу!
Он повернулся и заковылял обратно в сторожку.
В глазах Мэри все еще стояли слезы.
– Вы видите, сестрица, как мне с ним трудно? Он никогда по-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Маме всегда приходилось за меня заступаться.
– Ну-ну, не расстраивайся, – ласково сказала сестра Хопкинс. – Тяготы посланы нам, дабы испытать нас. О боже, мне нужно поспешить. У меня сегодня обход.
Глядя вслед быстро удаляющейся фигуре, Мэри с горечью думала, что по-настоящему добрых людей не бывает и ей не от кого ждать помощи. Сестра Хопкинс, при всем ее сочувствии, отделалась несколькими прописными истинами, преподнеся их как откровение.
«Что же мне делать?» – в отчаянии думала Мэри.
Глава 2
Миссис Уэлман лежала на высоко взбитых подушках. Дыхание ее было чуть затруднено, и она не спала. Ее глаза, все еще темно-синие, как у племянницы Элинор, были устремлены в потолок. Это была крупная, грузная женщина с красивым орлиным профилем. Гордость и твердость отражались на ее лице.
Ее взгляд заскользил по комнате и остановился на хрупкой фигурке у окна. В синих глазах мелькнула нежность и легкая тревога. Наконец она позвала:
– Мэри…
Девушка живо обернулась.
– О, вы проснулись, миссис Уэлман.
– Да, я давно уже не сплю…
– Ах, миссис Уэлман, я не знала. Я бы…
– Ничего, все хорошо, – успокоила ее старая леди. – Я думала… много о чем думала…
– И о чем же, миссис Уэлман?
Участливый взгляд и искренний интерес, звучавший в голосе девушки, смягчили выражение тревоги на старом, изнуренном болезнью лице. Лора Уэлман ласково сказала:
– Я очень тебя люблю, дорогая. Ты очень добра ко мне.
– Ах, миссис Уэлман, это вы так добры ко мне. Не знаю, что бы я делала, не будь вас! Вы дали мне буквально все.
– Не знаю… не знаю… я не уверена, что… – Больная беспокойно зашевелилась, ее правая рука дернулась, левая оставалась неподвижной и безжизненной. – Стараешься сделать как лучше, но так трудно разобраться, что же на самом деле лучше, что правильнее. Я всегда была слишком самоуверенна…
– О нет, – возразила Мэри Джерард. – Я убеждена, что вы всегда точно знаете, как лучше и правильнее поступить.
Но Лора Уэлман лишь покачала головой.
– Нет-нет. И это не дает мне покоя. У меня всегда был неискоренимый недостаток, Мэри: гордость. Гордость может обернуться злом. А она у нашей семьи в крови. У Элинор тоже.
6
Норлендское училище – медицинское училище в городке Саммер-Хилл (графство Кент).
7
Люмбаго (прострел) – стреляющие боли в поясничной области при заболевании мышц или нервов.