Роза и тис - Кристи Агата. Страница 26

Через полчаса после его ухода ко мне ворвался Гэбриэл. Он был вне себя от ярости. Карслейк сделал ему тактичное внушение, приведшее к обычному результату всех своевременных тактичных замечаний.

– Карслейк – старая баба, набитая грязными сплетнями! – кипятился Гэбриэл. – Знаете, что он имел наглость мне сказать?!

– Да, мне уже все известно. Между прочим, в это время я обычно отдыхаю. И не принимаю посетителей.

– Ерунда! Отдых вам ни к чему, вы и так постоянно отдыхаете. Вы обязаны меня выслушать! Должен же я, черт побери, выпустить пар! К тому же, как я вам уже говорил, это единственное, на что вы годитесь, так что извольте быть любезным и терпеть, когда людям захочется услышать звук собственного голоса!

– Я хорошо помню, как мило вы мне сказали об этом.

– Сказал, потому что хотел задеть за живое.

– Я так и понял.

– Может, это прозвучало несколько грубо, но, в конце концов, нельзя же быть таким тонкокожим и чувствительным!

– Собственно говоря, ваши слова заставили меня встряхнуться. Я был окутан таким вниманием, предупредительностью и тактичной заботой, что выслушать неприкрытую правду стало просто облегчением!

– Теперь вы говорите дело! – заявил Гэбриэл и вернулся к собственным чувствам и резонам.

– Я что, не могу в общественном месте предложить бедной женщине чашку кофе без того, чтобы меня не заподозрили в безнравственности?! – бушевал он. – Почему я должен считаться с тем, что подумают люди, у которых вместо мозгов сточная канава?

– Гм! Вы ведь хотите стать членом парламента, не так ли? – спросил я.

– Я им буду!

– Точка зрения Карслейка такова, что вы им не станете, если будете и дальше публично демонстрировать свои дружеские отношения с миссис Барт.

– Какие все-таки люди свиньи! – воскликнул Гэбриэл.

– О, да-да!

– Как будто политика не самое грязное дело на свете!

– Опять-таки не могу не согласиться!

– Перестаньте ухмыляться, Норрис! Черт побери, сегодня вы меня раздражаете! И если вы думаете, будто между мной и миссис Барт есть что-нибудь недозволенное, вы ошибаетесь! Мне ее просто жаль – вот и все! Я ни разу не сказал ей ничего такого, что не могли бы при желании слышать и ее муж, и все члены Наблюдательного комитета [12]

Сент-Лу. О Господи! Подумать только, как приходится себя сдерживать во всем, что касается женщин! А я люблю женщин!

Гэбриэл был глубоко уязвлен, хотя ситуация имела комическую сторону.

– Эта женщина ужасно несчастна, – продолжал он совершенно серьезно. Вы не знаете, даже представить себе не можете, что ей приходится терпеть. Какая она мужественная и преданная. Она даже не жалуется. Говорит, что, наверное, и сама каким-то образом частично виновата. Хотел бы я добраться до этого Барта. Он же настоящая скотина! Я бы его так отделал, что и родная мать не узнала!

– Ради всего святого! – Я в самом деле встревожился. – Где ваше благоразумие, Гэбриэл?! Публичная ссора с Бартом сведет на нет ваши шансы победить на выборах.

Гэбриэл засмеялся.

– Кто знает? Может, оно стоит того! Я вам скажу... – Он вдруг запнулся.

Я повернул голову, пытаясь понять, что прервало этот словесный поток. Из сада в дом вошла Изабелла. Она поздоровалась с нами обоими и сказала, что Тереза попросила ее помочь подготовить Длинный Амбар к вечеру.

– Надеюсь, мисс Чартерно, вы почтите нас своим присутствием? произнес Гэбриэл, совершенно не идущим ему, льстивым, нарочито оживленным тоном: присутствие Изабеллы неизменно действовало на него наихудшим образом.

– Да. Мы всегда приходим на такие вечера, – спокойно ответила Изабелла и отправилась на поиски Терезы. Как только она вышла, Гэбриэл взорвался:

– Какая любезность со стороны принцессы! Какая снисходительность! Как мило, что она готова пообщаться с простыми людьми! Уверяю вас, Норрис, что Милли Барт стоит дюжины таких чопорных девиц, как эта Изабелла Чартерис. Изабелла Чартерно! Да кто она такая, в конце концов?!

Кто такая Изабелла, кажется, и так было ясно, однако Гэбриэл с видимым удовольствием продолжал развивать эту тему:

– Бедна как церковная мышь. Живет в ветхом, полуразрушенном старом замке и считает себя выше всех! Слоняется там без всякого дела и надеется, что вернется домой драгоценный принц и женится на ней. Да она его никогда не видела! Какие чувства могут быть у нее к этому принцу?

Но она готова выйти за него замуж. Тьфу! Меня тошнит от таких девиц. Правда, тошнит! Изнеженные, избалованные пикинесы – вот кто они такие! Она мечтает стать леди Сент-Лу? С этим все, кончено! Смешно! Глупая шутка из мюзик-холла.

– Послушайте, Гэбриэл! – сказал я. – Вы, безусловно, не в том лагере. Это была бы великолепная речь в лагере лейбориста Уилбрэхема. Почему бы вам не сменить место?

– Для такой девицы, как эта, – продолжал, тяжело дыша и ничего не слыша, Гэбриэл, – Милли Барт – всего-навсего жена простого коновала. К ней можно быть снисходительной, пригласить на празднество, устраиваемое в политических целях (вроде этого), или на обед для активистов. Но уж конечно ее не позовут в замок на чашку чаю... О нет! Для этого она недостаточно хороша! Уверяю вас, Норрис, Милли Барт стоит полдюжины таких, как Изабелла-Зазнайка-Чартерис!

Я зажмурил глаза.

– Не могли бы вы уйти, Гэбриэл? – сказал я. – Что бы вы ни говорили, я все еще не очень здоровый человек и настаиваю на том, что мне нужен отдых. Я нахожу вас крайне утомительным...

Глава 15

У каждого нашлось что сказать по поводу Гэбриэла и Милли Барт, и каждый раньше или позже сообщил об этом мне. В лихорадочной активности подготовки праздничного вечера моя гостиная превратилась в некое подобие кулуаров. Люди приходили выпить чашку чаю или рюмку хереса. Тереза, разумеется, могла бы не пускать посетителей, но, к счастью, она этого не делала, чем я был очень доволен, так как меня крайне заинтересовала быстро нараставшая волна слухов, злобы и скрытой ревности.

Конечно, между Милли Барт и Джоном Гэбриэлом ничего предосудительного не было. Романтическое преклонение со стороны Милли и дружеское отношение и жалость со стороны Гэбриэла – не больше.

Но все-таки я вынужден был признать, что эти отношения в дальнейшем могли получить и то развитие, которое приписывала им злобная молва. Формально невиновная Милли Барт уже почти влюбилась в Гэбриэла, хотя, возможно, сама еще этого не сознавала, а Джон Гэбриэл был существом чувственным, и рыцарское благородство в любой момент могло трансформироваться в нем в страсть.

Вообще мне казалось, что, не будь выборов, их дружеские отношения уже давно бы превратились в любовную связь. Такой человек, как Гэбриэл, по-моему, нуждается в том, чтобы его не только любили, но и неизменно восхищались. Его желчная, всегда раздраженная натура могла бы на время умиротвориться, если бы у него было кого любить, лелеять и защищать, – а Милли Барт была именно такой женщиной, которую нужно и любить, и защищать.

Не без цинизма я подумал, что это было бы одним из лучших вариантов адюльтера, – ибо в его основе лежало бы не плотское влечение, а любовь, жалость, доброта и благодарность. Однако это все равно был бы адюльтер, и большая часть электората в Сент-Лу не стала бы учитывать никаких смягчающих обстоятельств и, следовательно, отдала бы свои голоса сушеному педанту Уилбрэхему, с его безукоризненной частной жизнью, или вообще осталась бы дома и воздержалась от голосования. Честно или не очень, но на этих выборах Гэбриэл собирался опереться лишь на свои личные качества, личное обаяние, так что зарегистрированные избиратели отдали бы голоса за Джона Гэбриэла как носителя этих качеств, а не как за сторонника Уинстона Черчилля. Между тем Джон Гэбриэл ходил по тонкому льду.

– Мне, вероятно, не следовало бы упоминать об этом, – тяжело дыша после быстрой ходьбы, сказала леди Трессилиан. Расстегнув легкое пальто из серой фланели, она села рядом со мной и с удовольствием принялась пить чай из старинной чашки – этот сервиз принадлежал когда-то бывшей хозяйке Полнорт-хауса, мисс Треджеллис. – Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь, леди Трессилиан с заговорщицким видом понизила голос, – о миссис Барт... и нашем кандидате.