Смерть на Ниле (др. перевод) - Кристи Агата. Страница 12

Пеннингтон забрал бумагу и положил перед ней следующую.

Фантора встал и направился в их сторону. Он нагнулся к окну, будто что-то на берегу его очень заинтересовало.

– Тут речь идет о перевозках, – сказал Пеннингтон, – можешь не читать.

Но Линнет просмотрела и эту бумагу. Пеннингтон достал третью. И снова она принялась внимательно изучать ее.

– Здесь все чрезвычайно просто, – сказал Эндрью.

– Формальности.

Симон вовсю зевал.

– Моя девочка, не станешь же ты читать всю эту книгу? Ты так до обеда не кончишь.

– Я никогда не подписываю, не прочитав, – сказала Линнет, – так учил отец. Он говорил, что можно пропустить ошибку.

Пеннингтон неискренне засмеялся.

– Линнет, ты истинно деловая женщина.

– Она вникает в дела по-настоящему. Я бы не стал, – засмеялся Симон.

– В жизни не читал ни одного юридического документа. Я всегда подписываю, где мне скажут, и делу конец.

– Как можно быть таким невеждой, – сказала Линнет недовольно.

– А я в делах ничего не смыслю, – весело объявил Симон.

– У меня нет деловой жизни. И никогда не было. Мне говорят подпиши – я и подписываю. Так гораздо проще.

Эндрью Пеннингтон задумчиво рассматривал его.

– И вы не боитесь попасть впросак, Дойль? – спросил он сухо, покусывая губы.

– Чепуха, – отвечал Симон, – я не верю, что кругом обманщики. Понимаете, я парень доверчивый. И никто меня не надувает. Пока что не надувал.

Вдруг ко всеобщему удивлению, молчавший мистер Фактора обратился к Линнет:

– Надеюсь, меня простят за вмешательство, но позвольте мне выразить вам восхищение вашей деловой смекалкой, мадам. По роду моей профессии я – юрист. Видите ли, мне приходилось не раз убеждаться, насколько мало женщины смыслят в делах. Вы же отказываетесь подписать документ, не прочитав его предварительно, – это достойно восхищения. Я восхищаюсь вами, мадам.

– Он поклонился и вновь принялся созерцать Нил.

Казалось, этот неожиданный выпад привел Пеннингтона в замешательство.

Симон не знал – рассердиться или рассмеяться. У Фактора пылали уши.

– Давайте дальше, – сказала Линнет, улыбаясь молодому человеку и Пеннингтону.

Но тот совсем расстроился.

– Знаешь, в другой раз, – сказал он обиженно.

– Если ты собираешься читать каждую бумагу, мы просидим здесь до обеда. Не стоит, так ты не увидишь окрестностей. Да и первые две были самыми срочными. Займемся делами в другой раз.

– Да, здесь ужасно жарко, – согласилась Линнет.

– Пошли на палубу.

Все трое вышли через вертящуюся дверь. Пуаро оглянулся. Он задумчиво разглядывал спину мистера Фантора, затем посмотрел на Фергюсона, который откинулся на стуле и тихо посвистывал. И наконец на мисс Ван Скулер, которая сидела очень прямо в своем углу. Мисс Ван Скулер разглядывала Фергюсона.

Вертящаяся дверь с бортовой стороны повернулась, и Корнелия Робсон торопливо направилась к мисс Ван Скулер.

– Как вас долго не было, – старая дама тотчас же принялась ее отчитывать.

– Где вы пропадали?

– Простите, кузина Мэри. Но шерсти я не нашла на том месте, где вы сказали. Она была совсем в другом чемодане.

Мистер Фергюсон вздохнул, подобрал ноги и воскликнул, взывая ко всему человечеству:

– О, с каким удовольствием я удушил бы эту старую каргу!

– Вы не симпатизируете людям такого рода? – с интересом спросил Пуаро.

– Не симпатизирую? Это не то слово! Она же за всю жизнь не принесла никакой пользы. Никогда пальцем не пошевелила. Всю жизнь жила за счет других. Она – паразит, да к тому же мерзкий, отвратительный паразит. На этом пароходе есть множество лиц, без которых человечество могло бы преспокойно обойтись.

– В самом деле?

– Конечно. Хотя бы эта девица, которая подписывала деловые документы. Она одна из самых богатых людей в Англии, так мне сказали. А сама за всю жизнь не ударила палец о палеи.

– Кто сказал вам, что она одна из самых богатых людей в Англии.

Фергюсон настороженно взглянул на него.

– Человек, с которым вы и говорить бы не стали. Человек, который трудится и не стыдится этого. Он не принадлежит к вашим разряженным снобам.

Он неприязненно поглядывал на яркую рубашку и галстук бабочкой.

– Я работаю, – сказал Пуаро в ответ на этот взгляд, – у меня работа умственная, и я не стыжусь этого.

– Чем вы зарабатываете на пропитание? Бьюсь об заклад, ничем. Вероятно, вы именуете себя мелким буржуа.

– Нет, я не мелкий буржуа. Я – человек, принадлежащий к высшей категории! – заявил Пуаро не без гордости.

– Кто же вы такой?

– Я детектив, – сказал Пуаро скромно, но так, как если бы он сказал: я король.

– Вот так раз, – молодой человек казался всерьез озадаченным.

– Так значит эта птичка действительно опасается, что ее вот-вот подстрелят? Вот как эта красотка дрожит за свою дорогую шкуру!

– Я не имею ни малейшего отношения ни к мадам Дойль, ни к ее мужу, – ответил Пуаро надменно, – я здесь отдыхаю.

– И как вам нравится отдыхать, а?

– А вам? Разве вы не проводите здесь каникулы?

– Каникулы?

– Фергюсон презрительно фыркнул и добавил загадочно:

– Я изучаю обстановку.

– Чрезвычайно интересно, – проговорил Пуаро и вышел на палубу.

Здесь он почти столкнулся с яркой брюнеткой в скромном черном платье, которая испуганно повернулась к нему. Очевидно, она была латиноамериканка. Она разговаривала с грузным высоким парнем в морской форме. «Один из механиков экипажа», – подумал Пуаро. Почему-то оба были насторожены или испуганы.

«О чем они могли говорить и что их напугало?» – подумал Пуаро.

Он прошел вдоль кормы и пошел по бортовой палубе. Дверь одной из кают распахнулась, и миссис Оттерборн в атласном алом халате упала ему на руки.

– Ах, простите, – извинилась она, – мне ужасно стыдно, дорогой мсье Пуаро. Извините, простите меня. Качка, понимаете, качка, все дело в ней. Я не выношу воды. Ах, когда же остановится этот проклятый пароход!

– Она вцепилась в его рукав.

– Качает, меня не держат ноги… Мне всегда плохо в море. И я все время совсем одна. Ах, эта дрянная девчонка, ни жалости, ни сочувствия; она не понимает свою бедную мать. А я столько для нее сделала.

– Миссис Оттерборн начала всхлипывать.

– Я надрываюсь ради нее, как рабыня, до изнеможения, до изнеможения! Я могла бы стать великой писательницей, да, могла бы! Но я всем пожертвовала ради нее, всем – ради нее! И никакой благодарности. Но я расскажу им, сию же минуту расскажу – пусть все знают, как она бросила меня, какая она жестокая, затащила меня сюда и я умираю от скуки… Я расскажу…

Она рванулась вперед. Пуаро мягко остановил ее.

– Я найду вашу дочь и пошлю к вам, мадам. Ступайте обратно в свою каюту. Так лучше, поверьте.

– Нет. Я хочу всем рассказать, всем, всем на корабле.

– Не рискуйте мадам, это опасно, море волнуется. Вас может снести за борт.

Миссис Оттерборн посмотрела на него недоверчиво.

– Правда, мне грозит опасность?

– Да, конечно.

Его хитрость удалась. Она покачнулась, споткнулась и вернулась в каюту.

Пуаро постоял немного, поглаживая усы, и отправился разыскивать Розали. Она сидела на палубе, беседуя с Тимом и миссис Аллертон.

– Вас зовет ваша мать, мадемуазель.

Только что она весело, беззаботно смеялась, и сразу лицо ее помрачнело. Она подозрительно взглянула на него и торопливо пошла по палубе.

– Не могу разгадать этого ребенка, – сказала миссис Аллертон.

– Она так быстро меняется. Сегодня – приветлива, завтра – вдруг начинает грубить.

– У нее плохой характер и дурное воспитание, – ответил Тим.

Она покачала головой.

– Нет. Дело не в этом. По-моему, она очень несчастна.

– Возможно, – жестко и отрывисто проговорил Тим, – но у каждого из нас свои неурядицы.

Раздался удар гонга.

– Обед! – обрадовалась миссис Аллертон.

– Я умираю от голода.

В этот же день вечером Пуаро заметил, что миссис Аллертон беседует с мисс Ван Скулер. Когда он проходил мимо, миссис Аллертон весело ему подмигнула. Она говорила: