Хикори-дикори - Кристи Агата. Страница 12
Колин Макнаб опоздал. Он вел себя сдержанно и еще более отчужденно, чем обычно. Когда ужин подходил к концу, но студенты еще не начали расходиться, он встал и смущенно промямлил:
– Я сейчас ухожу, у меня дела. Но я хотел перед уходом сказать… В общем… мы с Селией решили пожениться через год, когда у меня кончится стажировка.
Он стоял, красный от смущения, жалкий, а вокруг раздавались поздравления и насмешливое улюлюканье друзей; наконец страшно сконфуженный, он удалился. Селия же зарделась, но сохраняла спокойствие.
– Ну вот, еще одного хорошего парня окрутили, – вздохнул Лен Бейтсон.
– Я так рада, Селия! – сказала Патрисия. – Надеюсь, ты будешь счастлива.
– Наконец-то на нас снизошла благодать, – сказал Нигель. – Завтра купим кьянти и выпьем за здоровье жениха и невесты. Но почему наша драгоценная Джин так мрачна? Ты что, противница брака?
– Не говори глупостей, Нигель.
– Я всегда считал, что брак гораздо лучше свободной любви. Ты разве со мной не согласна? Особенно для детей. Не очень-то приятно, когда в графе «отец» стоит прочерк.
– Но мать не должна быть слишком молодой, – вмешалась Женевьев. – Так нам говорили на занятиях по физиологии.
– Ну ты даешь! – воскликнул Нигель. – Уж не считаешь ли ты Селию несовершеннолетней? Она вполне зрелая свободная белая женщина.
– Более обидного высказывания не придумаешь! – возмутился мистер Чандра Лал.
– Да нет, мистер Лал, вы неправильно поняли, – сказала Патрисия. – Это просто идиома. Она ничего не значит.
– Я не понимаю, – сказал Акибомбо. – Если выражение ничего не значит, зачем его употреблять?
Внезапно в разговор вмешалась Элизабет Джонстон, в ее голосе звучало легкое раздражение:
– Порой люди говорят вроде бы ничего не значащие фразы, но на самом деле их слова полны скрытого смысла. Нет-нет, я говорю не об этом американизме. Я о другом. – Она обвела взглядом сидящих за столом. – О том, что случилось вчера.
– В чем дело, Бесс? – резко спросила Валери.
– Не надо, – сказала Селия. – Я думаю… я уверена, что завтра все выяснится. Правда-правда. И история с конспектами и с рюкзаком. Все выяснится, если только… человек, который это сделал, признается, как призналась я.
Она говорила искренне, лицо ее пылало, и кое-кто из студентов посмотрел на нее с интересом. Валери произнесла, коротко хохотнув:
– И все мы будем жить долго и счастливо.
После чего студенты встали и направились в гостиную. Каждый хотел услужить Селии и подать ей кофе. Потом включили радио, часть студентов разошлась по своим делам, кто-то пошел заниматься, и в конце концов обитатели дома (вернее, двух домов) на Хикори-роуд отправились спать.
«День выдался страшно долгий и утомительный, – думала миссис Хаббард, блаженно растягиваясь на постели. – Но слава богу, – сказала она себе, – все позади».
Глава 7
Мисс Лемон опаздывала крайне редко, а вернее сказать, не опаздывала никогда. Ни туман, ни буря, ни эпидемии гриппа или дорожные происшествия не могли помешать этой удивительной женщине вовремя прийти на работу. Но в то утро мисс Лемон вместо десяти прибежала, запыхавшись, в пять минут одиннадцатого. Она рассыпалась в извинениях и была какая-то встрепанная.
– Ради бога, простите меня, месье Пуаро, мне, правда, очень неловко. Я как раз собиралась выходить, но тут позвонила сестра.
– Надеюсь, с ней все в порядке?
– Как вам сказать…
Пуаро выжидающе посмотрел на мисс Лемон.
– Она безумно расстроена, просто безумно. Одна из студенток покончила с собой.
Пуаро молча уставился на нее. Потом что-то пробормотал себе под нос.
– Простите, месье Пуаро?
– Как зовут девушку?
– Селия Остин.
– От чего она умерла?
– Говорят, отравилась морфием.
– Может, это несчастный случай?
– Нет-нет, кажется, она оставила записку.
Пуаро тихо сказал:
– Этого я не ожидал. Не этого… Но все равно что-то должно было случиться. – Он поднял глаза на мисс Лемон, застывшую с карандашом в руках и блокнотом наготове. Пуаро вздохнул и покачал головой: – Нет, разберите-ка лучше утреннюю почту. Просмотрите письма и ответьте кому сможете. А я отправлюсь на Хикори-роуд.
Жеронимо впустил Пуаро в дом и, узнав в нем гостя, приходившего два дня назад, заговорщически зашептал, торопливо глотая слова:
– А, это вы, синьор… У нас беда… большая беда. Маленькая синьорина… ее нашли утром в постели мертвую. Сначала приходил доктор. Он качал головой. Теперь пришел инспектор полиции. Он наверху с синьора и падрона. Почему бедняжка решила убить себя? Вчера вечером было так весело, была помолвка.
– Помолвка?
– Да. С мистер Колин, вы знаете, такой большой, темный, всегда курит трубка.
– Понятно.
Жеронимо открыл дверь в гостиную и, впустив туда Пуаро, сказал еще более таинственно:
– Вы будете здесь, хорошо? Когда полиция уходит, я скажу синьора, что вы здесь. Ладно?
Пуаро кивнул, и Жеронимо ушел. Оставшись один, Пуаро, который не отличался особой щепетильностью, как можно тщательнее осмотрел комнату и начал рыться на полках, где хранились личные вещи студентов. Но ничего интересного не обнаружил.
Наверху миссис Хаббард беседовала с инспектором Шарпом, который задавал ей вопросы тихим, извиняющимся голосом. Инспектор, вальяжный мужчина, на первый взгляд казался воплощением кротости.
– Я понимаю, что вы огорчены и нервничаете, – утешающе сказал он. – Но как вам, наверное, уже сообщил доктор Коулз, мы производим дознание и поэтому хотим, так сказать, воссоздать верную картину событий. В последнее время девушка была расстроенной и подавленной, да?
– Да.
– Из-за несчастной любви?
– Не совсем, – замялась миссис Хаббард.
– Будет лучше, если вы мне все расскажете, – убеждающе произнес инспектор Шарп. – Повторяю: мы хотим воссоздать реальный ход событий. У нее были основания, хоть какие-нибудь, чтобы покончить с собой? Может, она была беременна?
– Нет-нет, ничего подобного. А замялась я потому, что девочка тут натворила глупостей, и я думала, что, может, не стоит теперь ворошить старое.
Инспектор Шарп кашлянул.
– Обещаю, что мы будем очень тактичны. Коронер наш – человек опытный. Но мы должны знать, что случилось.
– Да, конечно, вы правы. Дело в том, что месяца три назад… может, чуть больше, в доме стали пропадать вещи… мелочь… ничего особенного.
– То есть безделушки, украшения, нейлоновые чулки? А деньги?
– Нет, деньги, насколько мне известно, не пропадали.
– И виноватой оказалась эта девушка?
– Да.
– Вы поймали ее с поличным?
– Не совсем. За день до ее… смерти к нам приходил на ужин один мой друг, месье Эркюль Пуаро, не знаю, слышали вы о нем или нет…
Инспектор Шарп оторвался от записной книжки. Глаза его расширились. Имя Пуаро ему о многом говорило.
– Месье Пуаро? – переспросил он. – Неужели? Интересно, очень интересно.
– Он прочитал после ужина краткую лекцию, а потом зашла речь о кражах. И тогда он во всеуслышание посоветовал мне обратиться в полицию.
– Прямо так и сказал?
– А вскоре Селия пришла и во всем созналась. Она была очень расстроена.
– На нее хотели подать в суд?
– Нет. Она собиралась возместить убытки, и ребята ее простили.
– Она что, бедствовала?
– Нет. Она работала фармацевтом в больнице Святой Екатерины, неплохо зарабатывала и, по-моему, даже имела кое-какие сбережения. Она жила лучше большинства студентов.
– Значит, воровать ей было незачем, и все же она воровала? – переспросил инспектор, продолжая записывать.
– Очевидно, она была клептоманкой, – ответила миссис Хаббард.
– Ну да, так принято говорить. Но на деле выходит, что люди эти все равно воры, хотя воруют просто так, из любви к искусству.
– Вы к ней, по-моему, несправедливы. Понимаете, тут замешан один молодой человек.