Четвертый человек - Кристи Агата. Страница 3
– Ради бога, извините меня, джентльмены, – сказал он на безупречном английском языке, выдававшем, однако, в нем иностранца.
Он сел поудобнее, опустил воротник пальто и сдвинул шляпу на затылок, открыв бледное лицо с небольшими черными усиками.
– Да, еще раз прошу прощения, господа, – повторил он, отвесив насмешливый поклон. – Итак, вы утверждаете, что наука так и не сказала своего последнего слова?
– А вы что, что-то знаете о предмете нашего разговора? – осторожно осведомился доктор Кларк.
– Об этом деле? Нет, но я знаю девушку, о которой вы только что говорили.
– Фелицию Болт?
– Да, а также Аннет Равель. О ней вы, конечно, не слыхали? А ведь судьба одной тесно переплетена с судьбой другой. Смею утверждать, что вы ничего не знаете о Фелиции Болт, если вам неизвестна история Аннет Равель. – Он вытащил из кармана часы и взглянул на них. – До следующей остановки еще полчаса. Вполне хватит, чтобы рассказать вам о том, что мне известно, если вас это интересует.
– Конечно, мы с удовольствием вас послушаем, молодой человек, – с достоинством произнес доктор.
– С превеликим удовольствием и огромным интересом, – подхватил каноник.
Сэр Джордж лишь удобнее устроился на своем сиденье, весь внимание.
– Меня зовут Рауль Летардо, – начал свой рассказ странный незнакомец. – Вы только что говорили об одной английской леди, мисс Слейтер, которая занималась благотворительностью. Я родился в рыбацкой деревушке в Бретани, и, когда мои родители погибли в железнодорожной катастрофе, мисс Слейтер пришла мне на выручку и спасла от французского эквивалента вашего работного дома, так прекрасно описанного Чарльзом Диккенсом. На попечении этой доброй женщины находилось около двадцати круглых сирот, мальчиков и девочек. Среди них были Фелиция Болт и Аннет Равель. Если я вам не объясню, что собой представляла последняя, то, боюсь, вы ничего не поймете. Аннет была дочерью одной, как мы их иногда называем, «птички певчей», которая, однако, была танцовщицей. Брошенная любовником, она вскоре умерла от туберкулеза, и малышка осталась совсем одна. Когда я ее впервые увидел, ей было лет одиннадцать. Это было живое, полное огня и задора, непоседливое создание с насмешливо-кокетливым взглядом. Больше всего на свете она любила танцевать и… подчинять себе своих сверстников. Я сразу же стал ее рабом. «Рауль, сделай то, Рауль, принеси это», – и я покорялся этому маленькому чертенку. Уже тогда я обожал ее, и она прекрасно знала это.
Мы вместе бегали на берег моря, все трое, так как Фелиция неизменно привязывалась к нам. Там Аннет сбрасывала башмачки, стягивала простые, грубые чулки и танцевала на песке. Вволю набесившись, мы садились на берегу, и она рассказывала о том, какой она однажды станет.
– Вот увидите, я стану знаменитой танцовщицей. Самой, самой известной. У меня будут сотни, нет, тысячи прекрасных шелковых чулок. Я буду жить в изысканном доме с прислугой. Все мои любовники будут красивые и молодые, не говоря уже о том, что они будут сказочно богаты. А зимой я танцевать не буду. Я буду уезжать на юг, к солнцу, к теплу. Там прекрасные виллы с апельсиновыми деревьями. Я куплю себе одну из них. Буду валяться на солнышке на розовых шелковых подушках и есть апельсины. Не хмурься, Рауль. Я никогда не забуду тебя, дурачок, какой бы знаменитой и богатой я ни стала. Я буду защищать тебя и следить за твоей успешной карьерой. А Фелиция будет моей служанкой… Хотя нет, у нее руки-крюки. Только посмотрите, какие они большие и грубые…
Слыша такие слова, Фелиция всегда страшно сердилась, а Аннет продолжала дразнить ее:
– Наша Фелиция – истинная леди, такая элегантная, такая утонченная. Она – принцесса на маскараде, переодетая Золушкой. Ха-ха-ха!
– Мои отец и мать были женаты. Не то что твои, – злобно огрызалась Фелиция.
– Совершенно верно, и твой любящий папочка придушил свою жену. Это, наверное, очень забавно – быть дочерью убийцы.
– А твой бросил свою возлюбленную гнить на больничной койке, – парировала Фелиция.
– Ну конечно… – Тут Аннет задумывалась. – Бедная мамочка… Человек должен быть сильным и здоровым.
– А я сильна и вынослива, как лошадь, – хвасталась Фелиция.
И в самом деле, такой она и была. Она была вдвое сильнее любой другой девочки нашего приюта и никогда не болела. Но она была глупа как пробка. Я часто спрашивал себя, почему она повсюду бродила за Аннет как привязанная, как… послушная собачонка. Иногда я был совершенно убежден в том, что она люто ненавидела Аннет, которая была необъяснимо злой по отношению к ней. Она постоянно высмеивала медлительность и лень Фелиции, выставляла ее круглой дурой перед другими. Я замечал, каким белым от гнева становилось лицо бедной девушки, и в такие минуты я всерьез опасался, что она схватит Аннет за горло своими железными пальцами и… И хотя Фелиции, с ее тяжело ворочавшимися мозгами, редко удавалось парировать едкие и колкие выпады Аннет, со временем она нащупала слабое место в броне своей мучительницы и не преминула им воспользоваться. Интуитивно она узнала то, что я давно знал, а именно, что Аннет страшно завидует ее физической силе и лошадиному здоровью. В критические моменты она называла Аннет «хилячкой» и демонстрировала свои физические данные. Однажды Аннет прибежала ко мне в крайнем возбуждении.
– Рауль, – сказала она, – сегодня мы посмеемся над этой глупой коровой.
– Что ты еще задумала?
– Приходи вечером на детскую площадку, и сам увидишь…
Оказалось, что в руки Аннет попала одна популярная книжка. Большую ее часть она, конечно, не поняла, но ухватила самую суть техники гипноза.
– Там пишут, надо взять блестящий предмет, – взахлеб рассказывала она. – Латунная бобышка с моей кровати прекрасно подходит. Вчера вечером я заставила Фелицию смотреть на нее не отрываясь. И потом я начала вращать эту штуку. О, Рауль, я так испугалась! Взгляд Фелиции затуманился и поплыл. «Фелиция, ты будешь делать то, что я прикажу», – сказала я, и она послушно ответила: «Да, я всегда буду делать то, что ты мне прикажешь». Тогда я сказала: «Завтра ты принесешь из комнаты восковую свечу… ровно в двенадцать часов. Принесешь свечу на детскую площадку и… начнешь ее есть. А если кто-нибудь спросит, что такое вкусное ты ешь, ответишь, что это – самое вкусное печенье в мире». И, ты только подумай, Рауль, она покорно согласилась.
– Она никогда не выполнит своего обещания! – воскликнул я.
– Но так написано в книге, – возразила Аннет. – Я и сама не верю этому, но если в книге написана правда, то представь себе, какая будет потеха.
Ее идея захватила меня. Мы позвали остальных ребят собраться на следующий день на детской площадке к двенадцати часам, и точно в это время, когда все с любопытством ждали, что же произойдет, из дома вышла Фелиция с огарком свечи в руке. Вы не поверите, мсье, но она начала с упоением грызть свечку. Все были в экстазе! Время от времени кто-либо из детей подбегал к ней и спрашивал, что она ест. И она торжественно отвечала: «Это самое вкусное печенье в мире», и все мы покатывались со смеху. Наконец наш хохот пробудил Фелицию от наваждения. Она медленно вышла из состояния транса и удивленно посмотрела сначала на нас, потом на огарок свечи в своих руках. Она провела рукой по лицу и спросила:
– Что это я здесь делала?
– Ела свечу, – сквозь смех ответили мы ей.
– Это я заставила тебя делать это. Это я, я, я! – кричала Аннет, танцуя вокруг ошеломленной Фелиции.
Та с ненавистью посмотрела на нее и сделала несколько шагов вперед.
– Так это ты выставила меня на посмешище? – угрожающе произнесла она. – Ну, я это тебе припомню. Я убью тебя, мерзавка.
Она проговорила это зловещим спокойным тоном, от которого даже у меня по спине пробежали мурашки, а испуганная Аннет бросилась в толпу ребят и спряталась у меня за спиной.
– Спаси меня, Рауль! Я ее боюсь, – заверещала она. – Это была только шутка, Фелиция, только шутка.
– Мне не нравятся подобные шутки, – произнесла Фелиция. – Ты поняла? Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех.