Арвендейл - Злотников Роман Валерьевич. Страница 29

Когда через полчаса Трой бесшумно опустился на свой расстеленный плащ, Гмалин приподнял голову и чуть скривил губы в едва заметной усмешке. Трой невозмутимо завернулся в плащ и перевернулся на бок.

Утро прошло довольно мирно. Гаг, два первых дня поутру напряженно ожидавший результатов своих диверсий, а потом до вечера срывавший свою досаду на трех робеющих вчерашних крестьянах, на этот раз уже с утра был сумрачен и зол. Три крестьянских парня оказались в сотне Даргола вообще-то случайно. Двое из них были из одной деревни, а третий из соседней. Орочий набег только слегка задел их края, однако две их деревеньки оказались как раз в той части, которую он задел. И эти трое остались в живых как раз потому, что двое собрались перехватить и хорошенько отмутузить третьего, косившего сено на дальней делянке, потому как он ухлестывал за невестой одного из них. Ирония судьбы… теперь эти трое держались друг за друга так, как не всякие родичи держатся. В сотню они попали потому, что Даргол наткнулся на них именно в тот момент, когда ему остро были нужны проводники. Так что в наемники они попали как кур в ощип и до сих пор сильно робели перед всяким «господином». А Гаг в их глазах был несомненно из ЭТИХ. Они еще не прониклись обычаем наемников делить тех, кто рядом, не по происхождению, а по доблести и умению. Впрочем, возможно, виноват в этом был как раз Гаг, который совсем зашугал недалеких крестьянских пареньков. А ввязываться во внутренние дрязги среди наемников также было не принято. Коль взял в руки меч и пошел в наемники — сумей сам за себя постоять. Вот если бы Гаг был из другой сотни… Впрочем, «господские» замашки Гага уже вызывали в сотне глухой ропот, так что ему явно оставалось недолго тешиться…

Первой почувствовала неладное лошадь Гага. Когда он положил ей на спину попону, она всхрапнула и сердито переступила ногами. Но Гаг был не в том состоянии духа, чтобы обращать внимание на чье-либо недовольство. Поэтому он зло дернул лошадь за удила, едва не порвав ей губы, и рявкнул:

— А ну стоять, курва!

Похоже, боль от рывка оказалась гораздо более чувствительной, чем боль от колючки, поэтому лошадь слегка успокоилась, лишь нервно переступила копытами. Следующим на попону опустилось тяжелое седло. Под его тяжестью колючка сильнее впилась в спину лошади. Лошадь заржала и подбросила круп, пытаясь освободиться от непонятного неудобства. Гаг рассвирепел.

— Ах ты тварь!

В следующее мгновение его кулак, затянутый в толстую кожаную перчатку, врезался в морду лошади, потом еще раз, еще… очередного раза лошадь не выдержала. Всхрапнув, она поднялась на дыбы и, резко мотнув головой, отбросила своего хозяина на десяток шагов в сторону, а затем, подкидывая зад, скачками понеслась к дороге.

— Стой!

Надо отдать ему должное, на ноги Гаг вскочил быстро.

— Стой, тварь! Стой, убью!.. На живодерню!!

Гаг бросился вдогонку. Вся сотня, с явным неодобрением наблюдавшая за гадкой экзекуцией Гага над верным боевым товарищем, каковым всякий наемник считает своего коня, принялась, хохоча и улюлюкая, орать ему вслед. Первые сто шагов Гаг пробежал довольно ходко, немного сократив дистанцию между собой и подпрыгивающей, будто кузнечик, лошадью, а затем резко замедлился. Пробежав еще десяток шагов, он сам начал скакать и подпрыгивать, словно пародируя свою взбесившуюся лошадку. Еще через несколько шагов он рухнул на траву и, подвывая и поскуливая, принялся стаскивать с ног сапоги. Освободившись от них, Гаг, все так же подвывая и поскуливая, на полусогнутых поковылял к ручью, из которого вечером брали воду для котлов.

В лагере он появился, когда остальные уже закончили завтрак и, затоптав костры, вьючили запасных лошадей. Ведя в поводу лошадь, он молча подошел к Трою и, ни слова не говоря, врезал ему по почкам… вернее, попытался. Трой, до того момента спокойно затягивавший подпругу на своей лошади, слегка качнулся вправо, отчего кулак Гага пролетел мимо и врубился в брюхо Троева коня. Тот обидчиво фыркнул и, не долго думая, куснул зубами обидчика в плечо. Гаг взвыл, выпустил уздечку своей лошади и, стиснув кулаки, бросился на Троя.

— Гаг…

Этот голос мог остановить любого наемника сотни вернее, чем каменная стена или скала.

— Да, господин сотник!

— В чем дело?

Гаг, задыхаясь от ярости, ткнул пальцем в сторону Троя.

— Он… он… он подложил колючку мне в попону… и — и — и насыпал толченого арьяка мне в сапоги.

Сотник понимающе кивнул.

— Да уж… арьяк в сапогах — это не слишком приятно. — Подождав, пока утихнет хохот наемников, вызванный этим его замечанием, сотник спросил: — А почему ты так уверен, что это он?

Гаг, красный, как вареный рак, выпятил губы, наверное собираясь привести некий веский аргумент, который снимет всякие сомнения, но даже его кипящие мозги осознали, что, если назвать сотнику ИСТИННУЮ причину его уверенности, в глазах и сотника, и остальных наемников она никак не сможет послужить оправданием его попытки затеять драку.

А к дракам в своем отряде Даргол относился ОЧЕНЬ неодобрительно. Ну а иное, удобоваримое объяснение как-то в голову не приходило. Поэтому молчание Гага несколько затянулось.

— Ну так я жду, Гаг, ответь мне, на чем основывается твоя уверенность в том, что это Трой? Я могу назвать тебе еще несколько человек, которых ты достал не меньше, а пожалуй, и гораздо больше, чем Троя. Почему же ты считаешь, что это он?

Похоже, предположение, что какие-то крестьяне посмеют выставить его посмешищем перед всей сотней, показалось ему настолько смешным, что Гаг не выдержал и саркастически расхохотался.

— Эти чернозадые? Да у моей лошади больше мозгов, чем у любого из них.

Это было уже слишком. Ты можешь любить или не любить своего соратника по отряду, но ПРЕЗИРАТЬ его ты не смеешь. Презрение ранит больнее, чем даже ненависть. У презираемого намного скорее возникнет желание не только НЕ ОТБИТЬ удар, направленный в твою спину, которую он прикрывает, а и пырнуть самому. А это значит, что он потенциально уже не в отряде, а ПРОТИВ него. Поэтому после этих слов Гага над лагерем повисла напряженная тишина. Гаг понял, что ляпнул что-то не то. Презрительная ухмылка тут же сползла с его лица, и он уставился на сотника взглядом побитой дворовой собаки.

Даргол молчал долго, рассматривая стоящего перед ним Гага, который под его взглядом все больше и больше съеживался, на глазах теряя не только кураж, но и, как всем казалось, рост и вес. Затем сотник тяжело вздохнул, неодобрительно качнул головой и мрачно произнес:

— У тебя есть время до того, как все закончат вьючить заводных, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть из лагеря. Если после этого срока кто-то из дозорных увидит тебя на дистанции прямой видимости, я приказываю им не пожалеть стрелы и… навсегда вычеркнуть бывшего наемника Гага из числа живых. — Сотник повернулся и пошел к своим лошадям. Толпа стала расходиться по своим делам. В жизни этих людей больше не существовало такого одушевленного существа, как Гаг, даже если физически он все еще пребывал от них на расстоянии в десяток шагов. А какой смысл пялиться на пустое место?..

Лиддит галопом пролетела еще две сотни шагов, а затем перешла на рысь. Злость немного поутихла, и она поняла, что не стоит так уж напрягать людей, единственной задачей которых является ее охрана. Каково им будет, если охраняемая персона рванет от них во все лопатки? Старый Крамар учил ее: «Солдат — человек подневольный. Он по чужому слову не токмо жить, но и умирать должен. Потому на солдате зло свое или обиду срывать грех». Но первым, скорее всего, до нее доберется Левкад, этот вонючий выкормыш мажордома, всю дорогу трепавший ей нервы, поучая, как «должно» поступать принцессе и как «не должно». А его-то Лиддит видеть совершенно не хотелось. Да и вообще, вся эта затея с ее поездкой на юг, ради которой ей пришлось выдержать настоящий бой с отцом, сейчас казалась ей верхом глупости и сплошным разочарованием. Орками здесь и не пахло, к тому моменту, когда она наконец добралась до ставки командующего, графа Замельгона, уже более двух недель в округе не встречалось ни единого орка. И никто не мог внятно сказать, куда они исчезли, несмотря на все усилия старших магов Восточной башни гильдии. А от того, что осталось после них, девушку просто выворачивало. Разве о том она мечтала, когда требовала от отца отправить ее сюда? Лиддит сердито тряхнула головой и вновь дала шенкеля Алэрос. Та снова сердито всхрапнула, но послушно прибавила ходу. Ладно, ничего не случится, если она немного проветрится…