Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence". Страница 143

– «Фауста» я читал. В молодости. Ты хочешь сказать, что, если никто не будет мутить воду, жизнь остановится?

Воронцов усмехнулся:

– В нашем возрасте желание не мутить воду естественно. Революции совершаются молодыми. Причем не только социальные революции. А живем ли мы в лучшем из миров? Нужно ли нам развитие? Только ли вред приносят вихри?

Игнатьев взял пухлую кожаную папку с золотым тиснением «Его Императорскому Величеству». Потряс ею почти перед самым носом Воронцова.

– Нам доложить надо! – Профессор физики сделал ударение на слове «доложить». – А я докладывать не умею! Формул государь император не понимает.

– Я тоже не понимаю, – усмехнулся Воронцов.

– Ты картину понимаешь, – возразил Игнатьев.

– Как человек, сидящий в пещере и наблюдающий за тенями, – ответил Воронцов. – Колебания мод одиннадцатимерной вселенной, отражающиеся на нашей, четырехмерной, анизотропной… Кстати, намедни любопытную книжицу прочел… «Тысяча девятьсот сорок пятый». О том, как ленинцы, победившие в революцию, воевали с немцами. И победили их, и подняли империю на небывалую высоту после страшных поражений… Как физика говорит – есть такой мир? Существует в массе суперпозиций и вероятностей?

– Есть, – ответил Игнатьев. – И где-то близко. Чай, ленинцы. Не кровожадные ацтеки и не дикие питекантропы.

– Не тот ли это мир, откуда к нам завихрения приходят?

Игнатьев пожал плечами.

– Завихрения порождаются в мирах низших порядков и передаются через суперструны. Но что мы можем сказать о мире, который является источником возмущений? Ничего. Может быть, там на площадях служат черные мессы и устраивают человеческие жертвоприношения. Может быть, расстреливают людей в подвалах или сжигают в печах крематориев. В любом случае, книга – всего лишь художественный вымысел автора. Может, совсем не такие люди, как здесь, живут в том мире. И города другие, и страны…

Воронцов подошел к окну, воззрился на холодную улицу. Вьетнамец-старьевщик катил куда-то тележку с пустыми бутылками и железными прутьями. Торговка пирожками расхваливала свой товар на углу – центр города, туристов полно… Городовой болтал с кем-то по мобильному телефону вместо того, чтобы проверить у вьетнамца вид на жительство и лицензии – того гляди, басурманин к стенам древнего Кремля подберется и начнет металлолом собирать.

– Насчет людей – вряд ли, – подумав, ответил Воронцов. – Люди там те же. Я уверен, что, помимо глобальных взаимодействий на уровне суперструн, крепко связывают миры именно люди. Они – как свечи в пустой темноте мироздания. Маяки. Люди сами творят мир вокруг себя. Переплетения вашего одиннадцатимерного сверхконтинуума придают их мыслям, чаяниям и стремлениям материальность. И люди в нашей вселенной могут чувствовать людей из соседней, а они ощущают наши тревоги и надежды. Особенно тесная связь со своими отражениями, своими репликами в других мирах.

Игнатьев хмыкнул.

– И чем же мы с тобой занимаемся там, в мире революционных вихрей?

– Может быть, ты создаешь очередную бомбу. Или ракету… Разрабатываешь компьютер. А я… Наверное, толкаю тележку старьевщика от помойки к помойке. Мирные философы революции не нужны.

– Откуда такое самоуничижение? – удивился Игнатьев.

– Мне иногда снится, – объяснил Воронцов, – что нет у меня дачи в Крыму, собственного дома на Охотном ряду, скоростной яхты на Волге… И живу я в маленькой грязной комнатке общежития в городе Ростове-на-Дону, и постоянно меня оттуда хочет выжить комендант-армянин. Откуда бы такие сны?

– Богатая фантазия, – предположил Игнатьев. – Или, может быть, фильм какой впечатлил.

– Фантазии – то, что отличает нас от машин. Или не отличает, – задумчиво проговорил Воронцов. – А фильмов я таких не смотрел.

Лиза сидела дома и глядела в окно на кладбище – хорошенький вид из будуара молодой девушки! Кладбище пестрело памятниками и разноцветными оградками. Дом отделяло от него широкое распаханное поле.

В фантазиях Лиза представляла себя принцессой в башне высокого замка. Тогда погост вписывался в пейзаж органично… На деле Лиза жила в маленькой комнатке на четвертом этаже пятиэтажного дома на самой окраине. Может быть, поэтому она и записалась в кружок ленинцев – хотелось большого и светлого. Свободы, равенства и братства. Хороших перспектив. Вида на море или на лес, а не на унылое поле с кладбищем. Но откуда у мамы – учительницы начальных классов, и отца-шахтера замок? Хорошо, что хоть комнатка для нее нашлась. Другие подруги ютятся или с сестрами, или с родителями…

Запел голосом Мики телефон. Яцутко звонит. Будет сейчас непристойные предложения делать и извиняться за то, что Оксану целовал. Нужен он сильно, негодяй! Лиза отвернулась к книжной полке. Но и там всё напоминало об Артеме. Фантастическая брошюрка «Сталин – вождь народов». Брошюрка не запрещенная – все-таки свобода слова, гарантированная Конституцией, – но, кажется, включенная в список экстремистских. Еще бы, повесть о том, как Ленин приказал расстрелять царскую семью, но вскоре умер, а скромный секретарь центрального комитета партии Сталин, пришедший на его место, провел коллективизацию в сельском хозяйстве, индустриализацию в промышленности и большой кровью, но успешно завоевал половину Европы.

Вывод на поверхности – если бы царская семья не погибла во время взрыва адской машины террористов в 1918 году, ее всё равно следовало бы ликвидировать. Не искать преемников, а полностью упразднить монархию. Чтобы расширить империю. Чтобы первыми выйти в космос. Первыми создать водородную бомбу и не допустить голода в тридцатые…

Понятно, что наследникам престола – пусть и не кровным родственникам императора Николая – такая мысль не слишком по душе. Революция – зараза. Сколько людей погибло бы, приди к власти красные? Не тридцать, не пятьдесят миллионов – от голода и войн, а все сто… Двести… Перестреляли бы всех, как во Франции во время якобинского террора. Но разве белые не расстреливали людей? Разве не отравили сбежавшего в Финляндию Ленина? Не зарубили ледорубом скрывавшегося в Гималаях Бронштейна-Троцкого? Не расстреляли в годы террора Каменева, Зиновьева, Бухарина, Кирова – героев партии, вождей и простых солдат?

Телефон не унимался. Doom da da di da di, Doom da da di da di… Everybody's gonna love today, Gonna love today, gonna love today.

– Лав лав ми, лав лав ми, – подпела Лиза на третьем звонке и взяла трубку.

– Лиза, я знаю, зачем приехал жандарм, которого ты встретила на станции, – выдохнул Яцутко в трубку. – Они хотят взорвать на «Алмазной» атомную бомбу мощностью в пять килотонн! Он привез ключ.

– Ключ? – изумилась Лиза.

– Пусковой ключ к атомному заряду, что смонтирован на шахте! В черном дипломате. Верные люди доложили.

– Но зачем им взрывать здесь бомбу?

– Капиталисты, – коротко бросил Яцутко. – Разве их поймешь? В погоне за прибылью они не только под землей, но и над городом бомбу взорвут. А вот если бы нам захватить эту бомбу… И ключ!

– Зачем? – вздрогнула Лиза.

– Пригодилась бы… Но это мечты. А предотвратить взрыв мы обязаны! Завтра же выходим на демонстрацию. Всеми силами. Поднимаем всех…

– Взрывать будут под землей? – спросила Лиза.

– Конечно! Но ты представляешь, какой удар по экологии? Будут отравлены воды, воздух, грунт… Их, в Москве, наши беды не колышут. А нам здесь жить!

Лиза вновь взглянула в окно. Взорвется бомба, нет – что изменится? Будут такие же серые поля, такое же мрачное кладбище, угольная пыль на снегу, мрачные, усталые шахтеры. Только невидимая радиация будет убивать надежнее, чем угольная пыль, пробравшаяся в легкие.

– Сейчас жандарм встречается с городским головой, – продолжил Яцутко. – Когда согласуют все детали, он отмашку даст. Присоединит ноутбук из своего чемоданчика к пусковому устройству. Тут нас и тряхнет…А власть имущим всё равно! Что капиталистам, что жандармерии, что государю-императору в Москве, что Шубину…

– Я поняла, – выдохнула Лиза. – Я не дам им взорвать город.