Мерило истины - Злотников Роман Валерьевич. Страница 42

— Меня еще не так гоняли, — добавил Бурыба, — и что? Знаешь, как меня гоняли? Врагу не пожелаешь. Я руки на себя не пытался наложить. Скрепился и терпел. И мужиком стал… который способен родных, близких и страну защитить… Короче, забудем всю эту бодягу, лады? И Сомик сам тоже выступать не будет. Да ведь, Сомидзе?

— Не буду! — не открывая лица, простонал Женя. — Не буду! Не трогайте меня!

— Я тебе зуб даю, никто его больше пальцем не тронет! — пообещал Киса Олегу. — И остальные за мои слова подпишутся. Але, Сомик! Все, ты отдыхаешь до самого дембеля, понял? Тем более… — заметил он, подмигнув Олегу. — Кого рядом с ним обнаружили? Тебя, Гуманоид. И свидетели есть. Может, это ты его… того…

— А Сомик подтвердит, если что! — обрадовавшись такому повороту, воскликнул сержант Бурыба. — Да ведь, Сомидзе?

— Да… — пискнул Женя.

— Ну, вот и порешили, — облегченно вздохнул Гусь. — Что молчишь, Гуманоид?

— О чем здесь говорить? — пожал плечами Олег. — Женя именования «солдат» пока что не достоин, это бессомненно. И вина в том лежит на нем самом и на тех, кто его воспитывал до вступления на срочную армейскую службу…

— Точно! — возликовал Мазур. — Вот сейчас все четко сказал. Молоток, Гуманоид… Хоть, конечно, и сука…

— Да залепи ты! — толкнул его в бок локтем Бурыба. — Сука… это пересмотреть надо. Пацан дело говорит.

— Однако случай попытки самоубиения ни в коем случае таить нельзя, — продолжал Олег.

— Тьфу ты!.. — сплюнул обнадеженный было Бурыба. — Сам же признал: этот чмошник неправ! А за него все огребут!

— А вы правы? — прямо спросил его Олег, и в голосе его звякнула злость. — Если избрали такую методу воспитания, значит, должны нести ответственность и за плоды сей методы.

— Говорят тебе, — ощерился Мазур, — всех так дрючат! А он, что, особенный, чтобы ему послабления делать? Другие и не такое выдерживали.

— И про ответственность — это ты зря, — рассудил уже успокоившийся немного Гусев. — Ответственность на шакалах лежит. Вот они пусть и отвечают.

— Много они наотвечают, — буркнул Бурыба. — Если шум все-таки поднимется, на нас вину пихать будут.

— Не надо! — вдруг заголосил Женя. — Не надо, пожалуйста! Хуже ведь будет!..

Не тратя более слов, Олег вздернул Сомика под мышки, поставив на ноги. Тот качнулся, согнулся и, зажмуренный, вознамерился было снова свалиться. Но Трегрей не дал ему сделать этого. Обхватив Женю поперек туловища, он взвалил его себе на плечо. И двинулся к выходу из щели. Бурыба, Киса и Гусь поспешно отступили с его пути. Мазур попытался преградить Олегу дорогу, но получив крепкий тычок плечом в грудь, шатнулся к стене.

Старший лейтенант Бородин нервно вышагивал по казарменной «взлетке», провожаемый десятками взволнованных взглядов. Пожалуй, только один человек во всей казарме сохранял внешнее спокойствие — рядовой Мансур Разоев. Но если бы кто-нибудь вздумал повнимательнее к Разоеву присмотреться, то увидел бы, что сквозь маску этого спокойствия проступало нечто жутковатое. Уж очень мрачен и угрожающ был устремленный как будто внутрь себя взгляд Мансура.

Само собой, взводный уже был в курсе того, что же так перебаламутило казарму, знал он и том, что пропавшего Сомика уже разыскивают, и потому при появлении несшего бессильно обвисшего Женю Олега и четверых старослужащих он кинулся к ним с единственным вопросом:

— Живой?!!

— Живой, живой, товарищ старший лейтенант! — поспешил уверить Бородулю Гусь. — Не сомневайтесь!

— Все в порядке! — преувеличенно бодрым голосом сообщил и Бурыба.

Трегрей донес Сомика до его койки (на соседних койках молчали, не смотря друг на друга, Двуха и Командор) и уложил парня поверх туго натянутого одеяла.

Затем развернулся к Бородину:

— Разрешите обратиться?

— Обращайся, — разрешил, уже предчувствуя нехорошее Бородин.

— Метода воспитания новобранцев младшими сержантами Бурыбой и Кинжагалиевым, — начал Олег, — довела рядового Сомика до попытки самоубиения. Посему требую у вас, как у старшего по званию, принять меры к тому, чтобы виновные сержанты были примерно наказаны. Но смею надеяться…

— Иванов! — взвыл взводный. — Ты чего несешь вообще? Откуда ты такой свалился на мою голову?..

— Но смею надеяться, — договорил Трегрей, — вы хорошо понимаете: ответственность за случившееся возлежит не столько на сержантах, сколько на вас, их командирах и офицерах. Такое положение продолжаться не может, а не то это приведет к новым бедам. Если сержанты, назначенные вами командирами, не справились со своими обязанностями, следует офицерам заняться воспитанием личного состава.

На этот раз над очередным нелепым выступлением Гуманоида никто уже не смеялся. Кажется, всех присутствующих охватила одна и та же мысль — объем ненормальности, производимой этим парнем, превысил все разумные пределы. И с этим надо было что-то делать.

— Ну-ка, попридержи язык, рядовой! — сморщив лицо, рявкнул Бородин. — Указывает он мне!

— Да темную ему, чтоб не выступал больше! — крикнул кто-то из новобранцев.

— Я предупреждал! — обращаясь не к Гуманоиду, а ко всей казарме, пробасил Дрон. — Будешь выступать, изметелим всем взводом!

— Достал он уже! — взвизгнул Мазур.

— Да ну, пацаны, бросьте! — старательно демонстрируя презрение, высказался и Саня Гусь. — Мараться еще. Не тронь дерьмо, оно и вонять не будет…

Олег не поворачивал головы на эти выкрики. Он смотрел на старшего лейтенанта. И тот, видимо, не найдя, что сказать или сделать, как-то съежился и отступил.

Тогда Олег повернулся и отыскал глазами Мансура. Рядовой Разоев и до этого момента смотрел на Трегрея — не отрываясь.

— Кажется, все имеют, что сказать, — громко, чтобы слышал каждый в казарме, проговорил Олег. — Лишь рядовой Разоев помалкивает.

В казарме стало тише. Лицо Мансура застыло. Он чуть приоткрыл рот, явно не зная, что ответить.

— Почему бы и рядовому Разоеву не подать голоса? — насмешливо и отчетливо продолжал Олег. — Присоединиться к хору остальных? Кто тявкает и блеет, не смея ничего предпринять?

Теперь на Мансура смотрели все. И мешанина криков очень быстро растаяла окончательно.

То, что на него обратили внимание, почему-то совершенно неожиданно преобразило Разоева. Лицо Мансура вдруг страшно исказилось. Он вскочил на ноги. Нагнув голову, как бык, заревев что-то на родном языке, ринулся на Трегрея, на ходу расшвыривая по сторонам с одинаковой легкостью и людей, и койки. Бородин едва успел отпрыгнуть с дороги Мансура…

Когда до Олега оставался один длинный прыжок, Мансур вырвал дужку из подвернувшейся под руку койки с такой силой, что эта койка, подлетев, перевернулась в воздухе. И швырнул дужку в Олега, в следующее мгновение взвившись в последнем броске.

Трегрей, не меняя положения тела, поймал дужку, пустил ее по полу себе за спину. Мансур летел на него, выставив вперед набухшие мускулами ручищи. Голову он все так же держал по-бычьи склоненной — можно было подумать, что он действует вслепую.

Олег вильнул в сторону, но Разоев, видимо, предполагавший такой маневр, дотянулся-таки, ухватил его громадной лапой за плечо, сшиб с ног…

Клубок из двух тел, грохнувшись о пол, покатился, подпрыгивая, по «взлетке». И спустя секунду развалился надвое.

Трегрей встал первым. Мансур бросился на него из низкой стойки, не тратя времени, чтобы подняться на ноги. На этот раз схватить Олега ему не удалось. Трегрей ускользнул, пригнувшись. Мансур вскочил и, разворачиваясь, хлестнул его наотмашь с левой. Олег поднырнул под его руку и, тут же выпрямившись, коротко и сильно саданул кулаком Мансуру снизу в плечевой сустав.

Сустав с отвратительной отчетливостью хрустнул. Разоев остановился, с недоумением скосив глаза на собственную левую руку, повисшую безвольным куском мяса вдоль туловища. И тут же пропустил молниеносную серию ударов в корпус. Три или четыре раза Олег припечатал Мансура в солнечное сплетение — и одного такого удара любому хватило бы, чтобы свалиться наземь и еще долго не подниматься, отчаянно хватая ртом воздух…