Последняя Битва - Злотников Роман Валерьевич. Страница 61

Когда они наконец вывалились на улицу, оказалось, что снаружи уже наступила ночь. Тамор, осознав сей факт, возмутился. Что он и попытался тут же довести до сведения пары аборигенов, неизвестно за каким хреном топтавшихся у входа к таверну.

– Ну ты, чего это тут… – Договорить он не успел. Что-то сильно дернуло его за руку, отчего земля ушла куда-то вниз, в лицо адмиралу уставились звезды, а в следующее мгновение земля завершила хитрый обход и со всей силы ударила ему по затылку…

– …ну как, протрезвел?

Тамор сел и потряс головой. Похоже на то.

– Сколько я провалялся? Грон хмыкнул:

– Да так… пару минут. Тамор вздохнул:

– Вот ведь Щерова мошонка, ты ж выпил больше меня. И как это тебе удается… – Тут взгляд Тамора переместился чуть левее, и адмирал осекся, уставившись на валяющееся рядом неподвижное тело. Грон хмыкнул:

– Ладно, поднимайся, пора идти.

Тамор нахмурился, хлопнул с размаху себя по лбу ладонью, будто вытряхивая из башки винные пары, и рывком вскочил на ноги:

– Они ждали нас? Грон пожал плечами:

– . Кто его знает. Может, нас, а может, просто кого-нибудь с не совсем пустым кошельком. Я же тоже был пьян, вот и не сразу дошло, что одного надо было бы оставить, чтобы потом не мучиться подобными вопросами. – Грон помолчал в раздумье и добавил: – А может, и не надо. Мы с тобой так набрались, что можем только убивать. – Он снова постоял молча, кусая губы. – Ну да ладно, все равно скоро все узнаем, – сказал он тихо и вздохнул.

У Тамора немного отлегло от сердца. Так вздыхать мог только изрядно выпивший человек. Вот только этот изрядно выпивший несколько минут назад добавил в копилку Истарета, местного бога смерти, еще три отнюдь не невинных души, а Тамор во время этого процесса пьяный валялся на спине и даже не подозревал, что происходит в двух шагах от него. Впрочем, это происшествие, кажется, принесло и положительные результаты. Тамор бросил на Грона внимательный взгляд. Да, судя по всему, трехдневный запой кончился и Грон наконец-то пришел в себя. Во всяком случае, та мрачная безысходность, которая все это время заволакивала глаза Командора, теперь спряталась куда-то очень глубоко. Похоже, у этого мира снова появился шанс…

На следующий день Грон надел лучшую одежду, купленную Алкаром в местных лавках (его прежняя пришла в полную негодность), и, взяв с собой пятерых бойцов из тех, что были приданы Тамором в помощь Алкару и уже успели освоиться в Ллире, а также самого Алкара, двинулся к рыночной площади. Когда они свернули на узкую улочку (скорее даже переулок), упиравшуюся в тыльную стену здания городского казначейства, где и находилась резиденция местного сюйлема, то увидели идущую навстречу худую фигуру, затянутая в накидку-балахон, похожую на те, в которые были одеты его бойцы. Грон насторожился. Алкар немного рассказал ему о том, за кого он решил выдать бойцов, дабы избежать излишнего любопытства со стороны местных. Но, когда фигура приблизилась, стало ясно, что это немолодая женщина. Грон слегка расслабился, не, бросив короткий взгляд вдоль улочки, сделал знак прикрывавшим его сзади бойцам замедлить шаг, да и сам чуть приотстал от Кремня, который шел впереди. О том, какую роль играют в племени траммов женщины, Алкару ничего не было известно. А это означало, что старуха могла просто прошмыгнуть мимо, потупя глаза и моля своих богов привести встретившихся мужчин в благодушное расположение духа и не наказывать ее за то, что она попалась им на глаза, но могла и остановиться и разразиться гневными речами по поводу того, что они не пали ниц и не принялись целовать ее следы. Впрочем, он предполагал, что действительность будет где-то посередине. А это в девяти случаях из десяти означало некую проблему, и решать ее было гораздо разумнее в этом почти безлюдном переулочке, чем на переполненной народом рыночной площади.

Старуха, подойдя вплотную, остановилась и, окинув их настороженным взглядом, что-то спросила на незнакомом языке. Кремень недоуменно пожал плечами. Старуха спросила еще раз, гораздо более требовательно. Кремень досадливо поморщился:

– Слушай, женщина, что тебе надо?

Старуха отшатнулась, как будто ее ударили, внезапно выхватила из-под своего платья-балахона нож с тонким, похожим на змеиный клык, лезвием и бросилась на Кремня. Сержант еле успел увернуться. Но старуха, развернувшись, вновь бросилась на него. Сержант отбил удар и, кувыркнувшись, откатился в сторону, на ходу выхватывая свой нож. Если этой сумасшедшей старухе так не терпится на тот свет, что ж, подобную услугу он готов ей оказать. Но тут послышался голос Грона:

– Не убивать! Задержать, обездвижить и заткнуть рот!

Кремень еле успел повернуть лезвие меча, чтобы удар пришелся плашмя, но тут старуха, хищно изогнувшись, всадила жало своего клинка ему в живот. В следующее мгновение на нее обрушились Булыжник с ребятами. Спустя полминуты все было кончено…

Грон протянул руку и помог Кремню подняться с земли, одновременно рассматривая рваную дыру в его балахоне.

– Да-а-а, очень интересный разрезец… – Он повернулся к Булыжнику: – Ну-ка, сержант, подай мне нож этой… бабушки.

Булыжник протянул Командору нож и покосился на Кремня:

– Как ты?

Кремень провел рукой по располосованному балахону и нервно хмыкнул:

– Если б не кольчуга, был бы уже труп. Снова раздался голос Грона:

– Сержант, перекрой переулок, чтоб нам никто не мешал, и освободи-ка ей рот.

Булыжник поспешно кивнул и, отвернувшись от Кремня, знаками распределил задачи, затем присел и осторожно вытащил кляп изо рта старухи. Не успел он убрать руку, как старуха, выпрямившись, словно струна, рванулась вперед, стараясь вцепиться зубами в его горло. Булыжник успел схватить ее за волосы и ударил по лицу тыльной стороной ладони. Удар был чувствителен, и у старухи из носа тут же показались кровавые струйки. Но это ее ничуть не укротило. Она заскрипела зубами и, вывернув голову, уставилась на Грона налитыми кровью глазами. Минуты две они мерили друг друга взглядами, потом старуха начала что-то монотонно читать на своем языке, что-то очень похожее на заклятие или проклятие. Грон несколько мгновений молча слушал ее. и вдруг глаза его удивленно расширились, он упал коленом на землю и нагнулся над старухой. Старческие глаза торжествующе сверкнули, голос еще больше возвысился, но Грон вдруг приблизил губы к ее уху и что-то сказал. Судя по реакции старухи, появление в этом загаженном переулке самого Фанера – отца овец удивило бы ее гораздо меньше. Она вздрогнула, выкатила глаз, разинула рот, выставив на обозрение гниловатые корешки зубов, и тоненько запищала. Грон вновь что-то сказал, причем было видно, что он с трудом подбирает слова когда-то знакомого, но сейчас почти забытого языка. Писк старухи перешел в столь же тонкое верещание, она вдруг дернулась всем телом и, перевернувшись на живот, поползла к Грону, извиваясь будто змея. Бойцы тут же прижали ее к земле, но Грон жестом приказал отпустить, Старуха доползла до Грона и принялась остервенело целовать его ступни. Грон несколько мгновений молча стоял, позволяя ей это делать, затем что-то сердито произнес на ее языке. Старуха замерла, задрав голову и с обожанием глядя на Командора. Грон повернулся к Булыжнику:

– Развязать.

Когда старуха поднялась на ноги, Грон снова что-то сказал на ее языке и махнул рукой. Старуха молча склонила голову и, опустив глаза, быстрым шагом двинулась прочь. Алкар проводил ее взглядом и повернулся к Грону. В его глазах застыло изумление.

– Откуда вы знаете язык траммов, Командор? Грон криво усмехнулся:

– Я и не знаю. Вернее, я знаю одно наречие, которое в моем мире называлось тадхак. На нем изъяснялось одно из самых воинственных племен пустыни – туареги, но эта женщина говорит не на их языке, а на каком-то родственном, может, на танеслемт… не знаю, но мы друг друга поняли, и это стало для нее настоящим шоком… – Он удивленно цокнул языком. – Надо же как бывает. Совершенно случайно повстречать на грязной улице венетского городка злобную старуху и выяснить, что прежний Измененный, они называют его Посланец ветра, был туарегом. И что почти двести тысяч всадников пустыни ждут пришествия нового Измененного, чтобы по его слову пройтись из конца в конец Ооконы. И все это узнать благодаря тому, что когда-то давно мне пришлось выучить полторы тысячи слов на наречии одного отсталого народа…