Последняя Битва - Злотников Роман Валерьевич. Страница 66
Эсмерея молча поднялась с земли. Что ж, ей надо быть благодарной хотя бы за то, что Сбагр не разбудил ее пинком. Впрочем, он явно был умнее центора и понимал, что, когда они доберутся до Скалы, все еще может перемениться…
Не успела она сунуть в рот первую ложку уже остывшей похлебки, как с той стороны, куда ушел Гнугр, донесся крик. Сбагр вскочил на ноги, и в тот же миг над поляной, где они расположились на ночной отдых, разнесся рев центора:
– К оружию! В каре, в каре!
Горгосцы забегали, лязгая латами, грохоча щитами и торопливо выстраивая защитный строй, а Эсмерея неотрывно смотрела на высокую мощную фигуру, нарисовавшуюся рядом с высоким кедром. Измененный стоял в расслабленной позе, сложив руки на груди и привалившись к кедру плечом, и смотрел на всю эту суету. Эсмерея несколько мгновений напряженно всматривалась в этого человека, потом отложила ложку и, поднявшись на ноги, направилась к нему.
Она остановилась в двух шагах от Грона и впилась глазами в его лицо. Они молча смотрели друг на друга, – потом Посвященная разлепила губы и хрипло произнесла:
– Ты?!
Грон медленно кивнул. Эсмерея оторвала глаза от Грона, обвела взглядом окружающие склоны и снова повернулась к Командору:
– Что это значит? Грон пожал плечами:
– Я сдаюсь.
В глазах Эсмереи промелькнуло изумление.
– Что ты задумал? Грон усмехнулся:
– Ты же не настолько наивна, чтобы ожидать от меня, что я расскажу тебе это? Тебе достаточно знать, что мы не враги и ты появишься у подножия Скалы с пленником, привести которого обещала. – Он сделал паузу, давая ей время вдуматься в смысл его слов, и заключил: – Я думаю, ты представляешь, ЧТО тебя ожидает, если ты вернешься в Скалу БЕЗ меня.
У Эсмереи перед глазами мелькнуло перекошенное лицо Гнерга и полные зависти и злобы глаза Наблюдателей Кира и Ллира… Она облизала сухие губы и медленно кивнула:
– Что ж, если это не засада… Грон мотнул головой:
– Не бойся, до самого подножия Скалы на вас никто не нападет. Даже горцы или разбойники.
Эсмерея смерила Грона настороженным взглядом и вдруг, повинуясь какому-то странному душевному порыву, произнесла:
– Ты идешь на верную смерть. Твои люди не смогут проникнуть в Скалу. Грон снова пожал плечами:
– Это моя жизнь и моя смерть, и я сам решаю, как ей распорядиться…
Когда они подошли к выстроившимся ровным четырехугольником горгосцам, вперед выступил центор. Окинув Грона ненавидящим взглядом, он повернулся к Эсмерее:
– Зачем ты его привела?
Посвященная замерла, но Грон лишь усмехнулся и покачал головой:
– Похоже, ты что-то не понял, центор. – Видя, что до горгосца никак не доходит то, что случилось, Грон пояснил: – Она для тебя снова – Госпожа. – Последнее слово он выделил особо уважительной интонацией.
Центор набычился:
– Чего-о?
Грон, покачав головой, повернулся к Эсмерее:
– Жаль, но он слишком туп.
Та молча кивнула и, сделав шаг вперед, неожиданно полоснула по горлу центора остро отточенным лезвием своего стилета. Центор отшатнулся, но было уже поздно. Он вскинул руку к разрезу, поднес свои залитые кровью пальцы к носу и тупо уставился на них взглядом. Горгосцы ошеломленно смотрели на своего командира. Центор вскинул голову, его лицо перекосилось, он взревел и ударил Эсмерею мечом… вернее, хотел взреветь и ударить, но вместо рева из располосованной глотки вылетел лишь приглушенный сип, а рука так и не смогла закончить замах, выронив внезапно потяжелевший меч. Горгосцы качнулись вперед, верный Сбагр гневно зарычал, но его перебил спокойный голос Грона:
– Не стоит в очередной раз проверять меткость моих арбалетчиков. – Эти слова всех отрезвили, а Грон продолжал: – Ваш центор сам выбрал свою судьбу. У него до последнего мгновения был шанс ее изменить, но он этого не сделал. С вами все может быть по-другому.
Горгосцы некоторое время напряженно размышляли над словами Грона, затем Сбагр глухо спросил:
– Твои люди не будут нас убивать? Грон отрицательно качнул головой:
– Нет. Я это запретил. Впрочем, я могу представить несколько вариантов, при которых они осмелятся ослушаться моего приказа. Так что будьте… внимательны.
Сбагр несколько мгновений буравил Грона сузившимся глазами, потом коротко кивнул и приказал:
– Отбой. Разойдись. – Демонстративно игнорируя Грона, он повернулся к Эсмерее и с коротким поклоном спросил: – Когда выходим, Госпожа?
Эсмерея посмотрела долгим взглядом на Измененного и произнесла:
– Немедленно, Сбагр, немедленно.
7
Грон немного успокоился, лишь когда они сошли наконец с черного круга шириной примерно в две сотни шагов, опоясывающего эту одинокую скалу. На круге этом не было ни песчинки, он сиял глубокой матовой чернотой, а песок рядышком с ним был несколько темнее, чем везде в пустыне. Эсмерея объяснила ему, что это пепел от сгоревших обитателей пустыни, всяких там сусликов, тушканчиков, змей, ненароком заползших на круг и испепеленных им. Этот пепел копился веками, тысячелетиями, так что теперь он впитался в песок, заставив его изменить свой цвет на грязно-серый. Поэтому всю дорогу пока они шли через круг, Грон ждал, что вот сейчас полыхнет и от их отряда останутся только кучки черного пепла, которые ветер вновь сметет на песок, и тот еще больше изменит цвет. Ведь это было бы самое простое решение.
Конечно, он сотню раз просчитал, что и как думает Хранитель и как он должен поступить в той или иной ситуации. Но все эти расчеты базировались исключительно на субъективных оценках личности Хранителя, которые Грон узнал из обстоятельных протоколов Слуя, от старухи траммки и от самой Эсмереи. А субъективные оценки очень приблизительны. Так что строить планы на их основе – дело очень рискованное. Но у Грона не было другого выхода…
Эсмерея стояла рядом с Гроном, вцепившись в его широкую ладонь. О боги, как она хотела оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Последняя четверть была временем сплошного счастья. Грон… Он был чудом, да что там говорить о ней, если даже ее горгосцы, люди изначально питавшие к Грону лютую ненависть, поддались его внутренней силе и вот уже пять дней бросались исполнять любое его поручение с таким жаром и рвением, с какими свора собак бросается на обессилевшего волка. Эсмерея вспомнила, как она удивилась, впервые услышав, как Сбагр преданно проревел: “Мы готовы к выступлению, Командор!” – В тот момент она поняла, что окончательно потеряла своих горгосцев, но, к ее удивлению, это ее почти не взволновало. Потому что к тому моменту рядом с ней был МУЖЧИНА. О Творец, она впервые почувствовала, как это… изумительно, когда рядом с тобой не самец, а именно мужчина, человек, который оказался рядом не потому, что его сжигает похоть, или страх, или жадность, или стремление к выгоде, а ради того, чтобы защитить тебя от всех бед и угроз этого мира, подставить свою грудь под стрелы, летящие в тебя, оградить тебя от опасности кольцом своих рук… да только этот мужчина не принадлежал ей одной. Нет, дело было не в том что где-то там, далеко, у него была жена и дети, в конце концов, они были далеко, а он здесь, рядом с ней. Нет, дело было совершенно не в этом. Дело было в том, что он подставлял свою широкую грудь под все беды и тревоги целого мира…
Все началось на второй день. Вернее, все ЭТО началось гораздо раньше, с того самого взгляда на арене Кира. Но то чувство, которое она испытывала к Изме… к Грону, можно было назвать азартом охотницы и похотью. Еще никогда ей не попадался такой сильный самец, и ей очень хотелось почувствовать его силу, посмотреть, насколько она соответствует тому, что о нем говорили, сломать его, подчинить себе, еще раз доказать всем и в первую очередь себе самой, что нет в Ооконе самца, которого она не смогла бы подчинить…
Первую ночь он провел снаружи. Полночи она ворочалась на импровизированном ложе из пучков травы, кипы солдатских плащей и двух женских накидок, с трудом удерживаясь, чтобы не послать за Измененным, и втайне надеясь, что он придет сам, хотя было понятно, что это абсолютно невозможно.