Пощады не будет - Злотников Роман Валерьевич. Страница 49
– Ваша милость, он пришел! – продолжал орать слуга. – Спаси нас Владетель!
– Да кто пришел, свиная морда?! – хватаясь за раскалывающуюся голову, рявкнул граф. – Говори толком!
– Коннетабль, ваша милость, с войском!
– Какой коннетабль, с каким войском? – Граф резко сел на кровати. – Что ты несешь?
– Его милость принц-консорт, господин Грон, – пояснил слуга, чуть убавив децибелы, – вместе с войском. От леса идут, ровнехонько так, флаги развеваются, барабаны бьют, страсть-то какая…
– Ты что, вчера моченого челуха пережрал, дурень?! – возмутился граф Авенлеба. – Какой принц-консорт? Он нос боится показать из Агбер-порта. А королевская армия за семь дневных переходов отсюда.
– Уж не знаю, кто там в Агбер-порте, а знамя коннетабля, что с агберским крылатым львом и золотой полосой у древка, прямо в центре и развевается, ваша милость. Я его еще с той генобской кампании помню, ваша милость, под ним тогда герцог Тосколла ходил.
Граф Авенлеба, как был в исподней рубахе, панталонах и босиком, вылетел из шатра. И застал снаружи герцога Аржени, графа Гамеля и еще с десяток не менее именитых господ в точно таком же виде. Они зачарованно пялились на королевскую армию Агбера, прямо на ходу четко разворачивающуюся в боевой порядок. И в центре ее действительно реяло знамя коннетабля Агбера.
– Это… этого не может быть, – испуганно прошептал граф Авенлеба.
– Что ж, господа, мышь сама бежит в мышеловку, – послышался слева от него скрипучий голос герцога Аржени, и граф Авенлеба ошалело оглянулся.
Герцог стоял в горделивой позе, и, учитывая, что он был одет немногим более полно, чем граф Авенлеба, это выглядело скорее комично. Граф перевел взгляд на лагерь генобцев, переполненный бестолково мечущимися людьми, оглашающими окрестности криками и руганью, которые заглушало ржание испуганных лошадей… а затем снова поднял его на немыслимо ровные линии приближающегося войска и зло скривился. Ну неужели этот надутый индюк не видит?!.
– Значит, мы покончим с ним прямо здесь! – продолжил герцог Аржени. – Что ж, тем лучше, не придется гоняться за ним по всему Агберу. К оружию, господа! – И, резко развернувшись, герцог Аржени двинулся в свой шатер, гордо вскинув подбородок.
А граф Авенлеба внезапно осознал, что это – все, конец, и что он сам – идиот, поддавшийся на совершенно глупую уловку. И что достойнее и правильнее было умереть тогда, на том поле боя, потому что сегодня он непременно умрет здесь. Но там он умер бы героем, а здесь… И еще он понял, что, несмотря ни на что, ему очень хочется жить…
Агберцы ударили по еще только начавшей приходить в себя и выстраивать хоть какой-то боевой порядок армии как океанский прилив. Попавшие под первый удар шесть пехотных полков, в которых все-таки соблюдался чуть более строгий порядок, чем в отрядах дворянской вольницы, почему они и успели начать строиться, истаяли, будто лужицы на солнце. Герцог Амели, надеявшийся, что эти несчастные полки сумеют хоть немного задержать атаку, дав ему время собрать и выстроить остальные войска, злобно выругался, глядя, как агберская пехота прошла сквозь стоявшие еще неровными шеренгами, но уже довольно плотной толпой полки, почти не замедлив шага. Как горячий нож сквозь масло. Но долго ругаться ему не дали. Потому что агберцы ударили в центр лагеря, разрезав объединенную армию на две почти равные части. Так что герцог неожиданно для себя оказался в стороне от своих основных сил, причем как раз в той половине, большую часть которой составляли агберцы-мятежники. Поэтому, что там творилось с основной и самой боеспособной частью его армии, оказавшейся отрезанной от высшего командования, он даже не представлял, пытаясь хоть как-то организовать сопротивление здесь.
Но его усилия вскоре окончательно пошли прахом. Потому что подтвердилась старая истина: предавший один раз на второе предательство идет с куда большей легкостью. Королевская армия Агбера, разрезав противостоящие ей войска, развернула фронт и ударила по расходящимся направлениям, перемалывая разодранную объединенную армию, будто мельничные жернова отборную пшеницу. Агберцы-мятежники, поначалу бросившиеся в битву с какой-то истеричностью, наткнувшись на ледяное спокойствие и каменную стойкость королевских полков, безжалостно встретивших бывших соотечественников густыми арбалетными залпами и сплошной стеной пик, внезапно дрогнули, а затем истошно заорали: «Да здравствует королева!» – и ударили в тыл и фланг своим недавним союзникам, окончательно похоронив всякое подобие боевого порядка. Хотя это не принесло им спасения. Уже много позже герцогу рассказывали, что, когда этот клич услышал один из командиров полков, некто капитан (!) Дежеус, он громко заявил: «Поздно опомнились. Убивать всех!» Так что второе предательство оказалось вознагражденным куда как меньше, чем первое. Им предатели не смогли сохранить даже собственные жизни.
И все же спустя некоторое время на какой-то странный, едва уловимый миг сражение словно замерло, заледенело, будто раздумывая, к какой стороне склониться. Возможно, это была иллюзия, вызванная тем, что часть генобцев, отрезанная от своего полководца, все-таки сумели выстроить линию, а агберцы в этот момент чуть ослабили давление, перестраивая боевые порядки и готовясь к еще более мощной атаке, но нечто такое внезапно повисло в воздухе наполненном вроде как заглушающими все яростными криками, лязгом железа, воплями и стонами раненых, визгом умирающих, лошадиным ржанием, хрипами и еще сотнями разных звуков. Герцог Амели, вокруг которого яростно рубились и умирали сотни его воинов, защищая своего оказавшегося столь незадачливым полководца, замер, уловив эту тревожную ноту, и взмолился: «Ну же! Ну!!» Однако в следующее мгновение ворота осаждаемого им города распахнулись, и в спину генобцам ударили части гарнизона, окончательно захлопнув мышеловку и похоронив всякую надежду не только на победу, но хотя бы на организованное отступление. И эта едва уловимая нота, давшая герцогу призрачную надежду, резко оборвалась, окончательно утонув в какофонии уже даже не боя, а избиения. Избиения, подобного тому, каковое он сам еще не так давно устроил агберскому дворянскому ополчению. Но на этот раз его некому было остановить. Некому… и эта новая мысль внезапно овладела герцогом Амели, сделав его едва ли не одержимым.
– Стой! Остановись! – заорал он. – Бросить оружие, немедленно! Я приказываю! Именем короля Геноба! Немедленно!
Окружавшие его солдаты начали изумленно оглядываться. Их командир, их герцог… просто не мог отдать такого приказа. Это было немыслимо, немыслимо! Но герцог был неумолим. Он обернулся к воинам своего конвоя и сердито приказал:
– Поднимите меня, быстро!
Латники торопливо скрестили пики и подняли своего командующего на вытянутых руках.
– Я, герцог Амели, немедленно приказываю всем, кто меня слышит, сложить оружие! Немедленно!
И яростное сопротивление генобцев, уже понявших, что они проиграли, но с отчаянием обреченных решивших подороже продать свои жизни, внезапно резко упало. Дворяне, в этот последний миг отбросившие всю свою наносную кичливость, весь пафосный снобизм, буквально сочившийся из них во времена, ранее казавшиеся им снулыми и скучными, но теперь представавшие перед затухающими взорами умирающих как самые счастливые, вспомнившие о долге и о том, чем жили поколения их славных предков – о службе и доблести, верности и чести, начали опускать оружие, растерянно вертя головами. Как, герцог, их герцог, говорит такое?
– Остановитесь! – продолжал кричать герцог. – Опустите оружие! Я приказываю вам!
Наконец схватка на этом фланге затихла. Герцог быстро спрыгнул со скрещенных пик и, протолкавшись между смешавшихся рядов, выскочил перед также остановившимися агберцами.
– Я – герцог Амели, командующий этой армией. Я требую немедленно сопроводить меня к его высочеству!
Несколько мгновений ничего не происходило, но затем откуда-то с тыла прозвучала резкая команда, и весь агберский строй слитно раскололся на две половины. Левая половина сделала шаг налево, а правая направо. И все это произошло столь четко и… привычно, что герцог Амели почувствовал, как у него между лопаток повеяло холодком. И он, идиот, еще надеялся справиться с такой армией?.. В конце образовавшегося прохода возник командир на коне.