Русские сказки - Злотников Роман Валерьевич. Страница 42

— Я купил эти банки.

Айвен, не открывая рта, изобразил легкий поклон, как бы отдавая должное оперативности Темплтона. Тот еще некоторое время посидел молча, то ли ожидая, не скажет ли чего Круифф, то ли собираясь с духом, и наконец глухо заговорил:

— Возможно, все, что вы мне наговорили, всего лишь глупая шутка, но вы меня убедили. Я заявляю, что заранее согласен на все ваши условия, но вы, со своей стороны, должны принять мое. — Темплтон умолк, устремив на Круиффа испытующий взгляд, но лицо американца было непроницаемо. Губы виконта скривились в нервной улыбке: — Я хочу стать одним из вас.

Круифф немного подождал, не будет ли продолжения, потом медленно покачал головой:

— Прошу прощения, кэр Темплтон, но это невозможно.

Виконт открыл было рот, собираясь, очевидно, возразить, но Круифф не дал ему говорить.

— Да это вам и не нужно, — сказал он, снисходительно улыбаясь, — вы не совсем представляете функции и задачи моей организации. Вернее, моей БЫВШЕЙ организации, — уточнил он.

Виконт удивленно воззрился на него:

— То есть как бывшей? Круифф развел руками:

— Вот так. С того самого момента, как я начал АКТИВНО вмешиваться в текущие события, я уже не принадлежу к членам этой организации. У меня есть задача, есть знание некоторых технологий, неизвестных, скажем так широким слоям, есть товарищи, которые работают вместе со мной. И как только я выполню свою задачу — я буду волен жить дальше так, как мне будет угодно. Я могу стать заводчиком, банкиром, нефтяным магнатом; могу активно заняться политикой или, наоборот, заработав небольшой капитал, купить домик в деревне и доживать свои дни на лоне природы в тишине и покое. Единственное, что навсегда останется для меня недоступным, — это мое прежнее членство в моей бывшей организации.

— Но почему? Круифф усмехнулся:

— Потому что таковы наши законы. Мы не стремимся к власти, просто потому, что она неэффективна. Как ни привлекательно на первый взгляд выглядит идея о мировом господстве, да еще осуществляемом людьми, которые вроде бы действительно знают, ЧТО и КАК следует делать, весь наш опыт свидетельствует о том, что на практике все получается гнусно и убого. Уж можете мне поверить, за долгую историю существования нашей организации среди нас бывали и такие, кому удалось достигнуть достаточно большой власти, чтобы иметь возможность попытаться воздействовать напрямую. — Он хитро улыбнулся, заметив на лице виконта отблески изумленного понимания. — Не будем уточнять, КТО из известных всему миру людей был нашим представителем, а кто нет, но вы можете вспомнить хоть одну попытку, которую можно было бы назвать удачной? — Он замолчал.

Темплтон некоторое время напряженно о чем-то размышлял, потом поднял глаза на Айвена.

— И в чем же заключается цель вашей организации? Круифф развел руками, словно извиняясь: Всего лишь минимизация потерь.

— То есть?

Круифф снова усмехнулся:

— Понимаете, мы не можем вести человечество прямой дорогой к светлому будущему. Просто потому, что не знаем, каким оно должно быть. Но, можете мне поверить, развитие цивилизации подчиняется не менее стройным законам, чем, скажем, физические. Так что, как только в истории человечества намечается очередной глобальный перелом, мы прилагаем все усилия, чтобы минимизировать потери. Всякие — финансовые, экономические, человеческие. — Он снова замолчал.

На лице виконта появилось разочарованное выражение. Он представлял себе функции тайных владык мира несколько иначе. И Круифф решил немного поправить впечатление, дабы разочарование виконта не особо помешало их дальнейшей деятельности:

— Поверьте, кэр Темплтон, только подобное вмешательство может быть хоть сколько-нибудь эффективным в глобальном масштабе.

Виконт задумчиво покачал головой:

— А вы не рассматривали такой вариант — я сочту, что вы недостаточно откровенны, и захочу побеседовать с вами более… подробно?

Круифф рассмеялся:

— Знаете, я не могу полностью предположить реакцию и нашей организации, но из того, что мне известно из нашей истории… У нас были случаи, когда целые группы погибали, не успев справиться со своей задачей. Могу вам доложить, что все это кончалось для человечества более чем печально. Но все же не настолько печально, как для виновников их гибели. Дело даже не в том, что они были уничтожены. Было уничтожено все, что имело к ним хоть какое-то отношение. Государства, поместья, фабрики, дети, внуки, другие родственники, даже однофамильцы, если возникало предположение, что они имеют к ним хоть какое-то отношение. — Он сделал паузу и закончил невинным тоном: — Впрочем, я не исключаю, что это всего лишь выдумки, которые должны были продемонстрировать молодым членам организации, что их возможная гибель будет, как минимум, отомщена. — он тряхнул головой, — нам называли некоторые вполне исторически достоверные имена.

Виконт, помолчав несколько мгновений, устало потер лицо ладонью и спросил:

— Ваше прежнее предложение остается в силе? Круифф утвердительно склонил голову.

— В таком случае, завтра я жду вас у себя для более конкретного обсуждения наших действий. — Виконт поднялся, взял шляпу и вышел из номера.

* * *

— Позвольте-ка мне, профессор.

Пантюше оторвал взгляд от неестественно вывернутой руки ротмистра и поверх пенсне, съехавшего на самый кончик носа, удивленно воззрился на князя. Тот спокойно выдержал его взгляд. Профессор поднялся с корточек и поправил пенсне.

— Вы хотите сказать, что недурственно разбираетесь еще и в медицине, ваше сиятельство? Князь усмехнулся:

— Не во всякой, дорогой профессор. Но данный случай как раз по части военно-полевой медицины, а в этой области я кое-что понимаю, можете мне поверить. Пантюше попятился и сделал приглашающий жест:

— Нуте-с, пожалуйте.

Князь кивнул и склонился над ротмистром, у которого от боли все лицо было покрыто мелкими бисеринками пота. Пантюше изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид, но чувствовалось по всему, что он настроен воинственно. Князь молча ощупал вывернутую руку, заставив ротмистра несколько раз болезненно сморщиться, а один раз даже глухо ругнуться, потом удовлетворенно кивнул и резко надавил на какую-то точку в основании плеча. Ромистр взвыл, но тут же осекся тряхнул головой и, шумно выдохнув, произнес:

— Не болит…

Князь хмыкнул и, захватив плечо обеими руками, резко дернул и повернул. Раздался противный хруст. Все вздрогнули, но ротмистр не издал ни звука, только недоуменно уставился на свое плечо. Князь ощупал локоть и снова как-то по-особенному дернул руку раз и потом другой. Снова хрустнуло, но ротмистр по-прежнему молчал, как будто эти на посторонний взгляд просто изуверские действия не причиняли ему никакой боли. Князь быстро пробежался ловкими пальцами по всей длине руки, принявшей уже более или менее нормальный вид, и, еще раз удовлетворенно кивнув, поднялся на ноги, и обратился к профессору:

— Теперь надо туго забинтовать. — Он повернулся к ротмистру: — Минут через десять заболит, и сильно. Но тут уж ничего не попишешь, придется терпеть.

Они покинули личный эшелон Председателя вчера поздним вечером. Срок их пребывания в составе этого во всех отношениях элитного объединения составил всего четыре дня. За это время они успели получить по комплекту кожаной одежды, состоявшей из блестящей черной куртки лакового хрома, таких же галифе и фуражки-картуза с длинным козырьком. Только на князя не нашлось нужного размера, и он остался в своей генеральской шинели.

В первое же утро в вагон, где они разместились, ввалился дюжий марьят. Соратник Птоцкий питал слабость к иноземцам, и большая часть его автобронеотряда была укомплектована представителями марьятского, кайчеоского и иного зарубежного пролетариата. Впрочем, ходили упорные слухи, что довольно существенная часть его бойцов к пролетариату не имеет ни малейшего отношения. Марьят окинул их высокомерным взглядом, скривился и рявкнул: