Смертельный удар - Злотников Роман Валерьевич. Страница 42

– Если вздумает орать – придушите. Больно, но не насмерть. Мне с ним предстоит долгий разговор. – Он повернулся и, тяжело ступая, двинулся в сторону угловой башни, где располагался кабинет Яга и все помещения, необходимые для его работы.

Грон нашел Сайторна в крепостном лазарете. Тот лежал, укрытый по горло простыней, с искаженным от страдания лицом. Грон присел рядом. Веки Сайторна дрогнули, и он медленно открыл глаза. Какое-то время он изумленно смотрел на Грона, потом разлепил опухшие искусанные губы и прошептал:

– Грон…

Грон молча кивнул. Сайторн сглотнул и зашептал:

– Грон, Яг, он…

Грон жестом остановил его:

– Я знаю.

Сайторн прикрыл глаза и учащенно задышал. А Грон тихо сказал:

– Он мертв.

Сайторн криво улыбнулся, а Грон добавил:

– Он заслонил меня от стрелы убийцы.

Сайторн широко распахнул глаза и уставился на Грона. Грон кивнул, подтверждая, что все, что он сказал, правда, и пояснил:

– После того как ты ему все рассказал, он решил, что жизнь всего этого мира против девяти лет его возможного всевластия и славы – слишком неравноценная замена. – Грон помолчал. – Лет десять – пятнадцать назад эти мысли его бы не остановили. А сегодня… – Он стиснул кулаки. Несколько мгновений стояла тишина, потом Грон негромко произнес: – Я должен спасти этот мир! – И снова замолчал. – Сайторн, после того, что произошло, – глухо проговорил Грон, – ты вправе отказаться…

Но Сайторн перебил его:

– Я помогу тебе, Грон, – он мучительно улыбнулся, – если уж даже Яг…

Грон протянул руку и осторожно провел ладонью по щеке Сайторна. И улыбнулся.

– Тогда постарайся поправиться побыстрее, у нас с тобой не так много времени.

Сайторн снова искривил губы, пытаясь изобразить улыбку:

– У тебя умелые палачи, Грон, но я постараюсь. Надеюсь, лекари у тебя не хуже.

Грон серьезно кивнул и, поднявшись, вышел из лазарета. У дверей его ждал Слуй. Грон с удивлением посмотрел на него и спросил:

– Уже?

– Он жив, – отозвался Слуй. – Он сказал, что они собираются захватить твою семью. – И, заметив, что Грон подался вперед, добавил: – Я отправил гонца, но боюсь, уже поздно. Он сказал, что узнал об этом случайно, еще год назад, когда нес службу в главном храме Магр. Из мельком услышанного обрывка разговора между Вграром, Верховным жрецом Магр, и Хранителем Порядка. Тот торчит у них в храме уже третий год. – Слуй вздохнул. – Они собирались сделать это на исходе месяиа Згур по горгосскому календарю, а, по моим расчетам, он закончился пять дней назад.

Грон стоял, выпрямившись во весь рост, стиснув кулаки и прикрыв глаза. Он резко выдохнул и посмотрел на Слуя суровым взглядом:

– Наверно, ты прав, но… Вдруг произошло чудо? Подождем. А пока… Пошли гонцов к Гагригду, Сиборну, Ливани и Дорну. Я хочу, чтобы они были здесь к исходу месяца, и… получше охраняй пленника.

Слуй усмехнулся уголком рта:

– Не убежит. Нечем. – И, заметив взгляд Грона, пояснил с какой-то тупой яростью в голосе: – Я был нетороплив и начал снизу. Теперь, если бы у него остался мужской отросток, он как раз доставал бы до пола. – Пару секунд он с трудом боролся с охватившей его яростью, потом отдал честь, резко повернулся и отправился выполнять приказание. Грон быстро поднялся в свои апартаменты. Там он раскрыл шкаф, выгреб из него вещи и из самого дальнего угла вытащил свой старый дорожный мешок, который купил на базаре одного из придорожных сел, еще странствуя с Югором. И застыл, едва преодолевая желание бросить все и, вскочив на коня, кинуться в Эллор, потом опомнился и опустился на кровать. Сердце ныло. Грон вздохнул и решил подвести баланс. Виноват ли он в том, что произошло? Вне всякого сомнения. Их захватили из-за него. И для того, чтобы повлиять на него. Мог ли он это предотвратить? Вряд ли. Даже если бы они постоянно находились рядом с ним. А он не мог себе этого позволить. Шла война, которая началась не по его воле и продолжалась вопреки его желанию, и, чтобы только выжить в этой войне, необходимо было отдавать ей любую свободную минуту. Что же ему делать? Грон прикинул несколько вариантов: пойти войной на Горгос? Ибо очень вероятно, что Орден отправит пленников именно туда. Они чувствуют себя там слишком уверенно, чтобы избрать другое место. И в то же время Горгос достаточно близко – можно воспользоваться удобным моментом и выставить требования, быстро предоставив подтверждения того, что пленники живы и имеют товарный вид. Впрочем, быть может, они руководствуются другими соображениями и пленников в Горгосе нет. Он задумался. Нельзя. Корпус пока не готов к такому походу, а уверенности в том, что пленники именно там, нет. Послать людей на разведку? У него еще нет специалистов, способных переиграть Орден в ТАКОЙ игре. Тем более что никто не знает об Ордене в Горгосе столько, сколько узнал он во время этого похода. Вырвать семью из сердца? Он крепко зажмурился. Невозможно! Идти самому? Если руководствоваться только эмоциями, то – да! Немедленно! Сейчас же! Но… Что толку спасти детей, зная, что им отпущено всего девять лет жизни. Он ни в коем случае не должен потерять темп. Грон скрипнул зубами, зажал в кулак свое кровоточащее сердце и, встав с кровати, подошел к столу. Достав бумагу и перо, он сел за стол и, положив перед собой лист бумаги, стиснул голову руками.

Когда вторая смена, поеживаясь и гулко стуча каблуками, возвращалась в караульную, а склянки на маяковой башне пробили два часа, Грон откинулся на спинку кресла и, положив ручку, размял усталые пальцы. Он принял решение. Он знал, как его выполнить. И он никому бы не посоветовал быть сейчас на месте Ордена.

Толла смерила стоящего перед ней ненавидящим взглядом, но тот и бровью не повел.

– А если я прикажу бросить тебя в подземелья дворцовых казарм?

Стоящий перед ней учтиво поклонился:

– Если на то будет ваша воля, моя базиллиса. – И вкрадчиво проворковал: – Но я не думаю, что вы это сделаете. На это был бы способен ваш супруг, он… – Говоривший хотел произнести что-то более энергичное, но сдержался и продолжил более учтиво: – Сейчас далеко. А вы – дочь базиллиуса. И бросить в подземелье патриция, который когда-то так верно служил вам, и вся его вина состоит лишь в том, что родителей не выбирают…

Толла несколько мгновений вглядывалась в его лицо, но не смогла уловить ничего, кроме искреннего смирения. Она отвернулась и некоторое время размышляла, потом вздохнула:

– Хорошо. Я разрешаю вам вернуться в дом вашего отца, но запрещаю покидать город и появляться в храме. Когда вернется мой муж, мы встретимся еще раз.

Посетитель учтиво поклонился:

– Благодарю, моя базиллиса, – и вышел из зала.

Высокая дверь, украшенная резьбой, закрылась за его спиной, и Алкаст не смог сдержать торжествующей улыбки. Эта подстилка Измененного поступила именно так, как они с Хранителем и рассчитывали. Теперь воплощению их планов могло помешать только чудо.

Вечером, когда Толла занималась с детьми, в ее покои ворвался Франк. На его лице было написано крайнее возбуждение, глаза пылали, с губ уже были готовы сорваться резкие слова, но, увидев детей, он сдержался и почти спокойным голосом произнес:

– Ты позволила этому… Алкасту свободно жить в столице?

Толла поднялась с колен и обратилась к Югору:

– Сын, нам с Франком надо поговорить. Помоги няне уложить Лигею.

Югор окинул своего дядю понимающим взглядом. Он знал, что, когда мама начинает говорить таким тоном, с ней может совладать только папа. А Франк при всем его воинском искусстве все-таки папой не был. И, взяв за руку Лигею, сверкавшую любопытными глазами, Югор потянул ее за собой из комнаты. Девочка скорчила разочарованную рожицу, но послушно пошла за братом. Едва за детьми закрылась дверь, Толла повернулась к Франку.

– Я слушаю тебя, брат. Франк слегка умерил пыл:

– Почему ты разрешила Алкасту свободно жить в столице? – Франк замолчал, ожидая ответа. Однако Толла молча смотрела на Франка. Пауза затягивалась, и Франк заговорил: – Разве ты уже забыла, что его отец…