Таймлайн (эпилог) (СИ по просьбам читателей) - Злотников Роман Валерьевич. Страница 6
Но и этого оказалось мало. Царь повелел построить себе дворцы не только в столицах, но и в городе своего детства — Усть-Двинске, где его отец любил проводить лето еще с тех времен, как был наместником Прибалтики, а также на Урале и на озере Байкал, где был распланирован огромный парк, вокруг которого как грибы стали появляться и другие дворцы. Кроме того, дворцовые комплексы были по-строены в столице Присунгарья Даниилграде, названном так в честь сына Федора Великого, ныне покойного царевича Даниила, который долгое время являлся наместником Приамурья и Присунгарья и сделал очень много для развития края, и в Царьграде Дальнем. К этому заложенному на берегу Ниппонского моря новому городу и базе флота активно прокладывали дорогу, хотя до Урала и Байкала царский двор добрался всего лишь два раза, во время предпринятого в 1718–1719 годах большого путешествия, сначала на пути туда, а затем — обратно. А до Даниилграда и Царьграда Дальнего, ставшего конечной целью всего большого путешествия, и вообще. один раз. Но граф Салуццо чутко держал руку на пульсе, прилагая огромные усилия и щедро тратя гигантские средства для сохранения благоволения к себе царственной особы.
В эти десятилетия в стране резко возросло потребление предметов роскоши. Из Европы караваны кораблей везли дорогие и роскошные вещи — гобелены, посуду, мебель, картины, статуи и так далее. От практики времен деда нынешнего царя, когда завозились не предметы, а мастера и технологии, практически отказались. Впрочем, на темпах развития российской промышленности это отразилось не слишком сильно, ибо бушевавшая в Европе Война за испанское наследство настоятельно требовала ружей, кораблей, пушек, а также тушенки, хлеба, сукна и так далее. Так что поставки шли встречным потоком — в Европу рекой текло все, что было необходимо для войны, а назад — предметы роскоши. В общем, финансы страны оставалась в достаточно сбалансированном состоянии. Среди знати по примеру царя стали модными путешествия в Европу. И не на учебу или еще по какому делу, как ранее, а так — поблистать и развлечься. В городах один за другим стали открываться театры, цирки, широко распространились балы и иные увеселения. От времен царя Федора Великого, когда в Москве проводился один бал в месяц, а в царевых и губернских городах и того реже, не осталось даже воспоминаний.
Но все это создавалось на деньги, выкачивающиеся из населения страны за счет резкого повышения прямых, а особенно косвенных налогов. Крестьянство, на которое пришелся основной удар, стонало. Вновь возобновились уже почти забытые попытки похолопить православных. Вследствие этого резко возросло число крестьянских бунтов, для подавления которых необходимо было привлекать армию. Но армия также в значительной части формировалась из крестьян и посадских, среди которых к тому же достаточно большой была доля солдат, распущенных на жилое. Поэтому в 1711 году был изменен порядок формирования армии. От прежнего чередования служебного и жилого такта отказались, перейдя к постоянному найму. Это почти уничтожило обученные резервы, но уже почти восьмидесятимиллионная страна могла себе позволить содержать почти трехсотпятидесятитысячную регулярную армию. А с учетом казаков и контингентов вассальных кочевников и кавказских горцев, также широко привлекавшихся в армию на время военных действий, общая численность всех вооруженных сил составила почти полмиллиона человек. Но флот в этой массе составлял только десятую часть. Самыми мощными кораблями русского флота оставались старые восьмидесятипушечники, проект которых был разработан еще в конце правления Федора Великого, в то время как в других странах уже вовсю строили стопушечные монстры. Причем очень часто из русского леса, железа, меди и парусины и вооружавшиеся пушками, отлитыми на русских заводах.
Массе же служилого дворянства, тоже без одобрения взиравшего на разврат верхушки, потрафили, отказавшись от принципа «земля в обмен на службу». Все поместья были объявлены пожизненным наследуемым владением. А обязанность пожизненной службы была заменена всего лишь десятилетним обязательным сроком, по истечении которого любой дворянин мог заниматься чем душе угодно. Короче, из Царства Богородицы, где все сословия несли каждый свое тягло, а все вместе хранили и обустраивали землю Господню — Святую Русь, Россия стремительно превращалась в обычную европейскую страну. Даже титулы привели в соответствие с европейскими, стыдливо отказавшись от стольников, окольничих и бояр и заменив их баронами, маркизами, виконтами, и графами. И наследование этих титулов также было приведено в соответствие с европейскими правилами.
Верхушка дворянства блистала. Скудные земельные дачи времен царя Федора Великого были забыты. Им на смену пришли огромные поместья в тысячи и девятки тысяч десятин. А граф Салуццо получил в свое распоряжение весь Крым, в который он за время своего всемогущества свел почти сто восемьдесят тысяч крестьян, приманив их большими ссудами и обширными льготами. Ну да пока он полновластно распоряжался всей государственной казной страны с самым большим в мире бюджетом, немедленные доходы с огромного поместья его не шибко волновали.
Естественно, расцвело и казнокрадство. Так, все тот же граф Салуццо построил в Крыму огромное поместье-дворец по площади помещений лишь вдвое меньше, чем Версаль, а по размерам парка даже превосходящий его. При следовании из Москвы в Царьград и обратно русский монарх проводил там не меньше двух недель, и каждый день устраивались пышные празднества.
Странным образом, несмотря на демонстративное приостановление финансирования всех переселенческих программ, а также активную торговлю хлебом из государевых хлебных складов, усилившийся налоговый гнет и ставшие массовыми попытки нового охолопления привели к резкому росту исхода крестьян на новые земли. За двадцать лет — с 1706 по 1726 год в новые, заморские земли, в которых хотя и истек срок освобождения от тягла, но зато со сбором налогов государство вследствие отдаленности не слишком заморачивалось, переселилось более шести миллионов человек. Полмиллиона осело в Лабушкиной земле на юге Африки, три с половиной по Западному побережью североамериканского континента, миллион — в Заморье Дальнем. Остальные более или менее равномерно рассеялись по архипелагам Тихого океана, начиная от Гавайев и заканчивая Китежской землей (Новая Зеландия), и по торговым факториям в Индии, Сиаме, Новой Гвинее, вновь заложенным колониям в Африке и остальным. Более того, вследствие резкого роста земельных владений в сельском хозяйства наметился переход на фольварковую систему, требующую значительного увеличения числа холопов. Некоторые вельможи, начиная с самого графа Салуццо, весьма вольно трактуя Уложение о казачьей службе и зацепившись за определение, предоставляющее казакам для поселения исключительно украины, попытались обратить в холопов приднестровских и остатки запорожских казаков. Те подняли бунт, а при приближении войск, направленных для его подавления, практически в полном составе снялись с места и сдернули на юг, собираясь «хоть в туретчину уйти, но позорного холопства не допустить». Слава богу, Панкрат Тулупов, цареградский голова и весьма ловкий царедворец, но очень неглупый человек, уже давно с тревогой взиравший на то, как Франция и Англия возрождают мощь османов, предложил им для поселения азиатский берег Мраморного моря и прилегающие к нему острова, выторговав у государя грамоту о передаче этих земель казакам «на веки вечныя». Что было вполне логично. Раз уж дворянам отдали землю в вечное владение, то и казакам следовало тож.
Волновались и национальные украины. Если еще в первом десятилетии ХVIII века императоры Священной Римской империи ломали голову над тем, как им отвратить взоры своего славянского населения от державы на востоке, казавшейся их православным подданным землей обетованной, но теперь уже валахи, молдаване, болгары и особенно греки с нетерпением поглядывали по сторонам. Искали, куда бы сбежать. Хотя и не все. Молдавский и валашский господари с узким кругом национальной знати с удовольствием включились в гонку за роскошью, войдя в ближний круг государя и временами удивляя даже закаленных придворных своими экстравагантными поступками. Впрочем, двор царя Бориса II был интернационален. В коридорах дворцов слышалась не только русская, но и болгарская, валашская, черкесская, грузинская и осетинская речь. А также немецкая, английская, итальянская и французская. Причем последняя — все чаще и чаще. Преклонение царя перед «королем-солнце» было известно всем, так что все французское все больше и больше входило в моду. В это время Россия практически устранилась от европейских дел. Ни один русский солдат за все время правления Бориса II не перешел границы страны. Однако дело было не в миролюбии царя и даже не в неком осознанном решении. Просто армия была почти непрерывно занята на усмирении бунтов внутри задавленной налоговым гнетом страны, да и к тому же являлась основным объектом бюджетной экономии.