Элита элит - Злотников Роман Валерьевич. Страница 33

– Как это – не убить? – удивленно переспросил Иванюшин. – Товарищи Сталин и Тимошенко требуют от нас беспощадно…

Я вскинул руку, и он осекся.

– Давай я закончу, а потом вы сами решите, противоречит ли то, что я говорю, тому, что требуют от нас товарищи Сталин и Тимошенко. Договорились?

Иванюшин молча кивнул, слегка покраснев.

– Вот и хорошо. А теперь попробуй сам представить ситуацию, при которой нам требуется не убивать, а только лишь ранить противника.

Иванюшин задумался.

– Ну… не знаю… может, если пленного надо взять.

– Раз, – кивнул я, – еще?

Иванюшин молчал, напряженно наморщив лоб.

– Хорошо, я тебе помогу. Представь что нас – мы ведь находимся на территории, занятой противником, и скрываемся в лесах – начал преследовать крупный отряд противника. Если мы убьем пять его солдат, то преследующий нас отряд уменьшится всего на пять человек. А если эти же пятеро солдат будут ранены, то командир отряда встанет перед дилеммой: что делать? Бросить раненых либо уменьшить свой отряд еще на пятерых, которые помогут раненым добраться до того места, где им окажут квалифицированную медицинскую помощь. А если раненые не способны хотя бы к ограниченному самостоятельному перемещению, то для транспортировки каждого придется выделять уже по два человека, а то и больше. И так, что для нас будет более выгодным?

Народ оживился, переглядываясь. Ну еще бы… ТАК их еще никто не учил. Кто же учит «пушечное мясо» думать на поле боя (а в том, что их считали именно «пушечным мясом» и более ничем, я после изучения той дивизионной многотиражки был совершенно уверен). В лучшем случае после долгих боев «мясо» учится это делать само. С той или иной степенью эффективности…

Первое занятие прошло на «ура». Что даже несколько повредило учебному процессу. Поскольку после него мои возбужденные подчиненные то и дело бросали уже ставшие привычными бирюльки и камешки и принимались горячо обсуждать показанное и свои первые результаты. А ведь тренинги я требовал проводить не менее чем по двадцать пять серий в день, причем не в основное время занятий, а во время отдыха, до и немного после приема пищи и так далее. Впрочем, особенного галдежа в лагере не стояло, ибо привычка вести себя тихо мало-помалу начала вырабатываться.

Визит в штаб я запланировал на следующий день, ночью прикинув, каким образом это осуществить, не задействуя подчиненных. Для воплощения плана в жизнь мне требовалась немецкая форма и какое-то транспортное средство. И заполучить его я собирался на проходящей в нескольких километрах трассе Минск – Брест, где этого добра было навалом.

На следующее утро, определив отряду задачу на день и приказав выставить охранение, я двинулся в сторону трассы. Один. Как Кабан ни намекал, что очень бы не прочь и на этот раз составить мне компанию. Но в этот раз он бы скорее помешал. Неторопливо отбежав от лагеря где-то на километр, я резко ускорился и спустя двадцать минут уже лежал в кустах на опушке леса, примыкавшего к самой обочине трассы, контролируя участок километра полтора-два длиной. Мне требовалось одиночное транспортное средство.

Таковое появилось спустя всего лишь четверть часа. Это был трехосный грузовик с кабиной, крыша и задняя часть которой была накрыта тентом. Едва он появился на горизонте, я быстро срезал через лес поворот трассы и, расстегнув портупею, чтобы она свободно болталась на поясе, выскочил на дорогу, с первым же шагом опустив плечи и повесив левую руку, как плеть, будто она у меня ранена. Да еще принялся слегка прихрамывать. Теперь главное, чтобы среди экипажа этого грузовика, из какого бы количества людей он ни состоял, нашелся хотя бы один схожей со мной комплекции.

На мое счастье, таковой оказался. Причем им был именно водитель. Еще двое, один из которых сидел в кабине, а второй в кузове, оказались легкоранеными, добиравшимися на попутке до полевого госпиталя. Все они умерли быстро. Через минуту после того, как грузовик нагнал меня со спины и посигналил одинокому и, как видно, сильно контуженному и раненому русскому офицеру (портупею не заметить было сложно), невесть как выбредшему на весьма оживленную трассу.

Наверное, водитель даже размечтался о какой-нибудь медали, непременно, по его мнению, полагавшейся ему за взятие в плен офицера противника. Он первый выскочил из кабины и побежал ко мне, размахивая винтовкой и крича на дэйче, что это, мол, его добыча. Я подождал, пока он подбежит вплотную, и вырубил его ударом массивной пряжки ремня, намотанного на кулак (чтобы не дай бог не замарать его форму кровью). Остальным хватило двух выстрелов из ТТ, засунутого мной за брючной ремень поглубже под мундир. Спустя всего пять минут я уже ехал в направлении аэродрома, а три мертвых тела лежали метрах в сорока от дороги, наскоро забросанные заранее срезанными ветками. Движение по трассе было достаточно оживленным, так что тратить время на более тщательное укрытие трупов я не мог.

Вести грузовик оказалось довольно легко. Хотя управление им все-таки требовало определенной сноровки. Но я достаточно внимательно наблюдал за тем, как вел бронетранспортер Римозов, а у грузовика органы управления оказались практически идентичны. Так что спустя километр-полтора я уже рулил как заправский водитель.

К аэродромному зданию я подъехал довольно демонстративно. Высунувшись из кабины, окликнул солдата, который сидел на каком-то ящике и жрал бутерброд.

– Эй, куда патроны складывать?

– Патроны? – не понял тот. – Зачем нам патроны?

– А я знаю? – сварливо огрызнулся я, всем своим видом демонстрируя недовольство старого служаки, которого погнали исполнять дурацкий приказ. Ну что я мог поделать, если в кузове захваченной мной машины, оказалось всего лишь два ящика боеприпасов, так что иного предлога появиться здесь мне как-то в голову не пришло.

– Спроси у старшего сержанта Клауса, – после короткого раздумья сообщил боец, а затем поинтересовался: – Эльзасец, [1] что ли?

– А что?

– Да так, акцент у тебя какой-то непонятный.

– Тоже мне, диктор берлинского радио нашелся, – огрызнулся я.

То, что основным звуковым СМИ здесь являлось радио, мне было уже известно, и, что столица нападающей стороны называется Берлином, я также прекрасно знал. Ну а то, что в дикторы всегда набирают людей с правильной и максимально членораздельной речью, подразумевалось само собой. Поэтому, конструируя эту фразу, я был почти уверен, что не ошибусь. Так оно и произошло.

– Да ладно, чего ты злишься, – примирительно отозвался солдат. – Старина Клаус обычно сидит вон там, на первом этаже.

– Ничего, подождет, – сумрачно буркнул я и, раскрыв дверцу, вылез из машины.

Главное, чего я добивался на этом этапе, у меня получилось. Я легализовался. Поскольку за нашей перебранкой наблюдало довольно много народу, меня теперь воспринимали как своего. Пора было переходить ко второму этапу.

– А где тут можно отлить? – поинтересовался я.

– Вон там, за углом. Только ты там поосторожнее. Похоже, русские даже не подозревают о том, что на свете существует ватерклозет, – сообщил мой собеседник и радостно заржал.

Я хмыкнул в ответ и решительным шагом двинулся по указанному маршруту, заодно осматриваясь с такого угла и направления, с которого не мог этого сделать ранее, сидя на своем дереве.

Из туалета я вышел через пять минут, уже точно зная, в какой из комнат скорее всего находится то, что мне нужно, и подготовив все для того, чтобы мне это добыть. Просто надо теперь занять исходную позицию и подождать, пока в используемый здесь для отправления естественных надобностей примитивный сортир, представлявший из себя деревянную будку над ямой, в полу которой было прорезано два отверстия, не отправится следующий страждущий.

Я едва успел. Еще раз громогласно уточнив у знакомого солдата, где мне искать незабвенного герра Клауса, я вошел в здание, но, вместо того чтобы двинуться по коридору первого этажа, махом взлетел по лестнице на второй. Дежурно козырнув проходившему мимо офицеру, я быстро прошел по коридору до второй от конца двери и… в этот момент послышался громкий треск, а затем вопль. Это сработала моя ловушка. Для того чтобы надломить пару досок пола, оказалось достаточно всего лишь двух не очень сильных ударов ладонью. Именно ладонью, потому что при таком ударе гораздо лучше гасится звук. И очередной посетитель клозета, не обративший никакого внимания на состояние настила, ухнул в выгребную яму.

вернуться

1

Эльзас – провинция, долгое время служившая предметом спора между Францией и Германией и не раз переходившая из рук в руки. Так, с 1870 года до Первой мировой войны принадлежала Германии, а в период между Первой и Второй мировыми войнами была частью Франции. Возвращена в состав рейха после поражения Франции.