Близится буря - Круз Андрей "El Rojo". Страница 20

— А с чего живут? С овец?

— С овец и тростника сахарного. Сахару от них идет чуть не половина всего, что продается. Как раз в полях у них негры и работают. Дешевле получается, чем у других.

— А так вообще на улицах спокойно?

— Ну как сказать… — Иван задумался, отправил в рот ложку супа, потом сказал: — От места зависит все. Разные районы. У турок спокойно, так туда никто безобразничать не ходит, там вина не пьют. Опять же где побогаче люди, там тоже спокойно, и охрана на улицы поглядывает, и чужих не любят. А возле порта черт знает что творится, если честно. И драки там все время, и поножовщина, и стрельба бывает. В кабаки, к слову, с оружием пускают, и пьяному с ним ходить тоже можно. Правда, если кого убьешь, все равно повесят, пьяный ты был или трезвый.

— Без суда?

— Ну как без суда? — даже удивился Иван вопросу. — Будет суд, просто быстрый. Если самооборона или что такое и свидетелей хватает — отпустят.

— А Кривой тупик — это где?

— Как раз у порта. Одни кабаки и бордели.

В Кривом тупике жил тот самый контакт. Выбор места, если он не случайный, понятен — в таких районах всегда много посторонних. Люди приходят и уходят, труднее попасться на глаза, когда занят чем-то незаконным. Правда, в таких местах и слежку вести проще, по той же самой причине. Любая палка о двух концах.

После обеда я ушел к себе в каюту и задумался. Задание брата Иоанна — с ним все понятно. Сразу соваться не стану, последить надо будет за местом, в принципе засаду всегда можно выявить, наблюдая. В общем, не вижу в нем непонятного. Проблем может много возникнуть, но непонятного — нет. Однако этого мало. Если я действительно берусь за большое, то мало.

Нужен пленный. Из пиратов. Из больших. Каких, как говорят, на Овечьем много. Кто может их знать? Может знать контакт. По идее, таких людей знают все те, кто хоть сколько-нибудь близок к «пульсу жизни». Не лично, разумеется, но пальцем в нужную сторону покажут. Но здесь надо информацию фильтровать, потому что люди зачастую склонны преувеличивать и искажать реальность в сторону большей таинственности. Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать собственную причастность к чему-то. И с готовностью запишут в темные фигуры любого, кто ведет, например, уединенный образ жизни и при этом не бедствует. Приходилось такое видеть. Так что… так что опять надо начинать с контакта. Но задача ясна — пленный.

Ближе к острову и судов стало больше, а на входе в порт мы разминулись с длинной узкой яхтой, какую я бы сразу в пираты определил: на палубе целая толпа, «гочкисы» на носу и корме, что уже незаконно, а вот флаг местный, красный. При виде нас на палубе встречного судна засвистели глумливо, заорали, но обращать внимания на это никто не стал — у нас пушка больше, случись что.

Бухта Овечьего была великолепна — естественный залив, прикрытый высоким мысом от любых штормов, просторный, с пологими берегами, переходящими в такие же пологие склоны, на которых раскинулся город. Город, к слову, выглядел не очень — напоминал сильно разросшуюся трущобу. Дома в нем были больше деревянными и выглядели все словно времянки какие-то после добротных каменных «христианских» городов. Даже большие богатые дома, которые я разглядел в восточной части бухты, были деревянными, все больше крытыми тростником.

Деревянными же были и причалы, в том числе и тот, к которому подходила наша яхта.

— Откуда дерева здесь столько? — спросил я у случившегося рядом Ивана.

— С материка возят, там его много, деревом тоже большая торговля тут. И тоже рабы валят. Рядом с Овечьим есть островок Базарный, так на нем целая Лесная бухта имеется, там деревом грузятся. Кстати, Илларион наш отсюда закупается, кажется.

— Понятно…

Судов в порту хватало. Много было зеленых турецких флагов с полумесяцами, немало и красных флагов и вымпелов Овечьего острова. С пару десятков насчитал, так что община «вольных людей», похоже, не бедствует. Но были и христианские флаги, и даже франкских, белых, с черным мальтийским крестом, пару я увидел. Не ближний им свет сюда идти.

— Иван, а это что за флаг? — показал я на белое же полотнище с изображением креста-меча и гвоздей в солнечном круге.

— Иезуиты. Их, франкский, Синод, считай. Скорее всего, это и есть тот самый пакетбот, что ходит пленных выкупать. Я рассказывал.

— Было такое.

Левее от пристаней, к которым швартовались большие суда, была рыбачья часть порта, вплотную заставленная лодками и баркасами. Ближе к берегу рыбацких лодок тоже хватало, но здесь они были маленькими, максимум на двух человек, низкобортными, с большим косым парусом. Наверно, вышли на вечерний лов — днем и рыба ловится хуже, днем ее уже продать надо, тут холодильников нет. Что наловил — тащи на рынок, на биржу. А вот ночь рыба может перележать, а с утра пораньше ее туда же.

Заскрипели доски под кранцами, яхта слегка навалилась бортом на причал, матросы начали лихо наматывать пеньковые канаты. Все, дошли куда надо.

— Петр, — окликнул я Байкина, — ну ты помнишь все, так?

— Фрол с Леонтием, братья сами по себе, я с тобой, — кивнул он. — Прикрою, случись чего.

Задания нашего я в тайне не держал — сколько сюда шли, столько с бойцами думали, как все лучше провернуть. Из всех Байкин был самым опытным, лучше всех стрелял из револьвера и лучше же всех орудовал ножом, так что в ближнем прикрытии был незаменим. Поэтому он отправлялся со мной, а остальные четверо, разделившись на две пары, должны были просто прочесать район вокруг порта, запоминая улицы, заведения, проулки и проходы, чтобы нам потом ориентироваться проще было.

А экипаж в штатном режиме, только вахты усиленные, потому что, со слов и шкипера, и Глеба-боцмана, в порту всякое случалось, порядка и здесь немного. Возьмут плату за стоянку, а дальше сам о себе заботься. Поэтому, кстати, палуба судна считается таким местом, куда без приглашения даже ногой ступить нельзя — могут убить, и ничего за это не будет. А если не доверяешь, то и по приглашению не ступай, сам потом и виноват будешь. Хочешь говорить — говори с причала.

Пришлось дожидаться сборщика платы, который подъехал к причалу на двуколке, сопровождаемый на удивление здоровенным и плечистым кучером с двумя револьверами, чистым головорезом с виду. Разговор сильно не затянулся — понятия «контрабанда» здесь не существовало, запрещенных товаров тоже не было. Спросил о том, сколько стоять будем, услышал ответ, назвал сумму, весьма немаленькую, к слову, раза так в полтора больше, чем берут за стоянку в Новой Фактории, пересчитал полученные деньги, кивнул и удалился величественно. На прощание сказал, правда:

— Мы сюда всех пускаем и всем рады. Воды взять, топлива, едой закупиться, в кабаках повеселиться — всегда пожалуйста. Но если ты здесь свои приватирские дела решать начнешь, то рады тебе уже не будем. Надеюсь, ты понял.

Пришлось сказать, что понял.

— Иван, ты все же за шкипером нашим приглядывай, — сказал я на прощание мотористу, когда портовое начальство уехало и экипаж начал расходиться.

Тот усмехнулся, оглянулся, убедившись, что Игнатий разговора не слышит, сказал мне тихо:

— Одного решили вообще не отпускать. Каждый раз с ним не меньше двоих будет.

— Ага, вот это хорошо. А то сам знаешь, зачем пришли, не хватает только, чтобы к отходу шкипер опять пропал.

— Не пропадет.

Дневная жара отступала, рабочий день в порту закончился, и освободившиеся от дневных забот морячки дружно тянулись к выходу за развлечениями. А город, судя по всему, готов был эти самые развлечения предоставить. Когда мы с Байкиным прошли ворота, я немного удивился. Ожидал увидеть все же город, а сразу за портом начиналось какое-то беспорядочное скопление развалюх под тростниковыми крышами, среди которых направления движения можно было определить лишь по натоптанной земле, — тротуаров в Вольном, похоже, никто никогда не мостил и мостить не собирался.

Казалось, застройка шла без всякого плана — кто где клочок земли ухватил, там свое заведение и поставил. Архитектура была совсем тропической, то есть подчас без лишних окон и даже стен, лишь навесы, столбы, ну и всякие кухни да подсобки закрыты кривоватыми досками.